Дмитрий Липскеров - Всякий капитан - примадонна
– Звать Алину? – спросил друг.
– Зови, – махнул рукой Нестор.
Через несколько минут она вошла. Вся тоненькая, большие глаза смотрят с ужасом, перемешанным с жалостью. И где-то там подмешано любви чуток. Когда она появилась на пороге его палаты, он переменился в лице. Нестор стал похож на снайпера, которому предстоит сейчас сделать самый важный выстрел в жизни.
– Здравствуй, Строитель! – Она держалась изо всех сил.
– Здравствуй, милая! – Он смотрел в ее глаза не отрываясь. – Садись! – отодвинулся, освобождая место на кровати.
Она прошла, села. От ее белых, снежных волос пахло яблочным шампунем.
– Ты здорова? – спросил он.
– Ага. Только небольшой насморк…
Она не успела докончить фразу, как он молниеносно, диким голодным зверем накинулся на нее. Сначала схватил за грудь пребольно, щипками, затем стал сдергивать с ее джинсов ремень, одновременно кусая за ухо.
Она сначала словно одеревенела от неожиданности, мышцы напряглись, а мозг судорожно пытался определить, что происходит.
Нестор добрался до ее трусов и рванул ткань что было силы. Она ойкнула.
– Не надо! – попросила. – Не надо, Строитель, я сама разденусь…
Он не слышал ее. Багровый от прихлынувшей к лицу крови, с лопнувшими сосудами в глазах, он был похож на маньяка-насильника. Раздергивал джинсу, царапал желтыми ногтями нежную кожу и мычал отвратительно.
Она не сопротивлялась, только повторяла чуть слышно:
– Я сама, Строитель… Ну не надо…
Он почти сумел сорвать с нее одежду. Его лицо с пергаментной кожей, от которого теперь отхлынула кровь, уткнулось ей в живот, большой нос судорожно нюхал женское тело по-волчьи, а язык, словно дьявольский – синий, с желтизной по краям, бешеной змеей лез к ее лону…
А потом он обгадился в одну секунду. Обгадился, что называется, по полной программе, как могут только онкологические больные в последней стадии.
Такое ощущение, что дерьмо хлынуло изо всех отверстий. Нестора отбросило в сторону от Алины, силы оставили его тело тотчас, и он лишь сторонне наблюдал вращающимися вампирскими глазами, как вонючая слизь исторгается из недр распадающейся плоти.
Она быстро надела трусы, затянула ремень на рваных джинсах и, глядя на обделавшегося Нестора, четко и по-деловому произнесла:
– Все будет хорошо, Строитель! Я тебе помогу.
Она, совсем юная, мгновенно собрала испорченные простыни, а теми, что остались чистыми, накрахмаленными, обтерла беспомощного Нестора, обмыла водой из раковины его высохшие, словно мощи, ноги, переодела в свежий халат, помогла пересесть в кресло, поцеловала в бледные губы и только потом вызвала персонал.
Две улыбчивые медсестры с понимающими взглядами убрали палату Нестора за три минуты. Одна из них, старшая и очень опытная, объяснила Алине, что так всегда бывает на определенном этапе. Сейчас нужно начинать пользоваться памперсами, чтобы такого конфуза не повторилось. Вторая медсестра в это время распрыскивала из баллона с пульверизатором освежитель воздуха и, напевая что-то оптимистическое, подмигивала Нестору.
А потом обе ушли.
Нестор боялся, что и Алина уйдет. Что он больше никогда ее не увидит. Но она осталась, села рядом на стульчик и просто смотрела на него, взяв за руку.
– Никогда никого не насиловал, – признался он заплетающимся языком.
– Я знаю, Строитель, – кивнула она.
– Я купил тебе небольшую квартирку в Измайлово. Может, вспомнишь когда обо мне…
– Спасибо.
Он ждал, что она станет уверять, что никогда не забудет его, что никого больше не полюбит, что он единственный мужчина ее жизни – оставь мне свое семя, и я рожу тебя вновь!.. Но ничего подобного она не сказала. Просто «спасибо», и все.
Неожиданно у него заболело так, что он чуть не сломал ей руку от судорог. И он впервые воспользовался наркотическим пистолетиком, трижды нажав кнопку. А когда полегчало, вместе с отошедшим липким потом Нестор понял, что осталось совсем недолго. Отчаяние рвалось наружу надувшимся слюнным пузырем, но он сдержал его, лопнув губами, и попросил Алину:
– Обещай, что если у тебя будет сын, то назовешь его Нестором.
Она промолчала в ответ.
– Назовешь?
– Нет… Это, по-моему, плохая примета, – объяснила Алина. – Нельзя называть ребенка именем того, кто так тяжело умирал. Чтобы ребенку не жилось тяжело… Пойми…
Нестор был почти раздавлен.
– Сделай мне минет! – приказал он, истерически взвизгнув.
– Прости, – отказалась она нежно, глядя на своего умирающего мужчину, как смотрят на любимого ребенка.
Он впервые заплакал перед ней. У него так все смешалось в голове в кашу – от наркотиков и метастаз, выстреливших куда-то в мозг.
– Ну пожалуйста, – умолял, плача, Нестор. – Это же в последний раз… Ты жестокая! Я же умираю!!!
Она вздохнула, по-деловому собрала пахнущие яблоком волосы в пучок и, раздвинув полы халата Нестора, выпустила ртом в сторону умершей, ставшей маленькой, скрюченной гордости Строителя теплый воздух. Потом еще раз и еще, будто отогревала после мороза.
Он сам рассматривал низ своего живота – и не узнавал его.
Вот таким вот должно выглядеть здание хосписа – скукоженным и поникшим, как его член. А тут вот такое веселенькое строеньице, похожее на детский садик, в котором жизнь будто начинается. Насмешка!.. Кто архитектор?.. Что за падла!
«Ну давай же, оживай!» – Он мысленно пришпорил свое достоинство, глядя, как Алинин язычок и ее вишневые губы пытаются стать той живой водой из былины, способной на воскрешение.
Ни одного признака жизни!
«Вот и я так через несколько дней буду лежать во гробе – недвижимым, как и член мой», – представил Нестор, хлюпая носом. Костистой рукой он отодвинул лицо девушки от своего живота, внезапно захотев со всей силы ударить Алину по этим наполненным жизнью губам. Но переборол себя, к тому же и сил на приличный удар не было.
– Спасибо, – поблагодарил Алину за попытку. Она облизнула губы, выпрямилась и распустила белые волосы.
– Ты устал, Строитель, – сказала. – Тебе необходимо отдохнуть. Я пойду?
– Иди, – разрешил он. – Еще придешь?
– Да, – обманула Алина.
Он ждал ее несколько дней, пока паузы между приходами боли были существенными. Потом ждать перестал. Теперь Нестор с трудом отличал действительность от галлюцинаций, так как было слишком много наркотиков, спасибо другу. Зато не было боли…
За ночь до смерти Нестор узнал главное в жизни…
Ему приснился самый страшный в жизни сон. Сновидение было настолько реальным, что все измученное тело Нестора тряслось так, как будто агония уже началась. Ему привиделось, что Верка в Турции, плывет по морю, перебирая ручками, счастливое дитя, напялившее на себя любимый надувной круг с лебединой головой. Он как бы отвернулся от Веркиного счастья, чтобы оглядеть округу… А потом круг лопнул, и она, глотая соленую воду, закричала:
– Папуся-а-а! Спаси, папуся-а-а!!!
Он поскакал по горячей гальке верблюдом, понимая, что Верка совсем далеко, что она захлебывается, и вот набегает волна – и ее головка исчезает, оставляя на поверхности крик. До него доходит, что любимая доченька погибла, что больше нет ее, нет навсегда! На тысячелетия!.. И такая душевная боль охватывает все существо его, что он падает ничком на землю и кричит во все горло, раздирая связки:
– Господи-и-и! Что же это?!! Господи, помоги!!! Перенеси меня в другое пространство, где моя доченька жива! Я умоляю тебя, Господи! Возьми мою жизнь, только пусть она живет!!! Господи-и-и!!!
А потом он вынырнул из сна, совершенно трезвый от наркотиков, и увидел перед своей кроватью детей своих, Птичика и Верку. А с ними мать их. А Верка живее всех живых!.. Здесь-то Нестор все и понял. Спасибо тебе, Господи!
Он лежал и счастливо смотрел на своих близких целых пять минут без боли. Он наблюдал, как их мать отчаянно скучает и старается не смотреть на него из брезгливости. Зато у Анцифера глаза, полные слез, и живая Верка сострадает как может.
– Иди, сынок, ко мне, – прошептал он. – Я тебя обниму и дам тебе силы!..
Она удержала сына за руку, чтобы не прикасался к отцу, как будто раком можно заразиться. Вот сука!
Здесь опять пришла боль, заставившая Нестора застонать и нажать кнопочку пистолетика. Реальность стала затуманиваться, он успел увидеть, как Птичик потянулся к нему всем телом, вырываясь от матери. Подался навстречу сам, хохотнул, сблизившись, коротко подумал, что про пространство Анцифер не поймет, а потому произнес сыну почти в самое ухо на языке игровой приставки:
– Другой левел!
После этого лампочка жизни Нестора погасла.
Game over!
Он уже не мог видеть, как мать утащила детей из палаты, не мог услышать плач Птичика и Веркину про бейби-бона констатацию не мог засвидетельствовать. Ему было все равно, что его тело равнодушные санитары стащили, как пустой мешок, в морг и оставили свисать тощими руками с каталки без холодильника на целых два дня. Ничто не искажает человеческую плоть так, как быстротечный рак. Подумаешь, холодильник.
