Марина Бонч-Осмоловская - "Золотое руно"
Он разбирал в офисе материнские бумаги, но очень медленно, а потом и вовсе бросил. Такое дело открылось... Но бизнес этот не посторонний, он сам в нем оказался со своими акциями, деньгами из фирмы "Грей" и паями Грега. Огромное дело... Что дальше будет? Как к нему относится?
Домой он отправился поздно, на такси. Почему-то родной дом показался ему пустым, заброшенным, едва не отталкивающим, и Саша постарался обжить его, слоняясь по комнатам и разбирая шмотки, брошенные повсюду месяцы назад. Глубоким одиночеством веяло от его попытки заполнить дом обжитым человеческим теплом... После ужина он хотел поиграть на скрипке, открыл ноты, но забыл, что намеревался сделать, держа скрипку в руке. Хотелось курить. Он опять повернул мыслью к новым документам, окинул взглядом темные стены в провалах теней, вспомнил Седого на стадионе - холод пробежал по спине. Вот кто непонятен... Да еще рука превращается в посох! Он расстегнул рубашку и всю ее медленно осмотрел, потер, подавил. Нормальная рука... кожа, кости, тут и шрам от ножичка. С мальчишками в песок ножики бросали. "А Грег-то в Клубе толчется, темнит, что-то недоговаривает..." - мрачно засопел он и положил смычок на журнальный столик рядом с книгой "Римская знать". Подумал, что среди этих упитанных царедворцев в роскошных тогах и Грег мог бы возлежать. Хотя нет... Грег на канапе не усидит, а всегда бежит по делам. У него физиономия, как у толстомясого римского патриция от мира сего: слегка цинична, любезна и конкретна. Плотное мясцо, бочок не ущипнуть. На курчавой голове венок из бумажных денег, а на пухлых ладошках блестят прилипшие монеты. Он всегда тут как тут, крутит делишки...
Как часто бывает, Сашина мысль оставила его самого со всеми проблемами, соскользнув туда, где легче, на ближнего... показав, вдобавок, известную деталь: чем более неразрешимы собственные дела, тем критичнее и остроумнее взгляд на чужие...
Саша думал о Греговой жизни, о его отце, поляке Славике, с которым они похожи, как однояйцевые близнецы: оба подвижные, хитрющие, всегда улыбающиеся. Любят похохмить, выпить, сальность пустить, но на профессорском уровне. Будучи молодым деканом химического факультета в Варшаве, Славик любил дружить со своими студентами - выпивать с ними, закусывать, а на Новый Год являлся в общагу в костюме Деда Мороза. Любил наблюдать и присматривать за одаренными студентами, и награждать их стипендиями. А тем, кто не совсем дотягивал до "стипы", но почти - он все равно давал. Он страшно любил преподавать, на его лице было написано, как нравится ему его дело и место. Всегда много и весело говорил, располагая к себе и заговаривая зубы, а также искусно манипулировал людьми, особенно теми, кому надо было срочно выкарабкиваться из плохих отметок: в два счета они становились добровольными стукачами Славика. Но, к его чести, несмотря на густой водоворот мелких интрижек, сопровождавших его персону, он никому не причинил на факультете вреда - так говорил Грег. Сейчас Саша, размышляя, подумал о манипуляциях Славика и, возможно, Грега...
В Польше Славик играл в карты, а по приезде в Державу - на бирже, но его главной мечтой было сделать из Грега профессора-химика. Тот очень ценил выдающееся социальное место, которое занимал отец, втайне желал его для себя и никогда не забывал рассказать об отце своим дружкам. Саша засмеялся. Сейчас он неожиданно понял, почему Греговы родители к нему расположены: он и деньги делать умеет, и по науке пошел. Славик, к примеру, любит хорошо пожить, но у него пиетет к науке остался со студенческих, польских лет, толика идеализма. Он и в Саше эти черты видит, ценит и хотел бы, чтобы Грег тоже ученым стал. А с другой стороны, Грег это отношение отца чувствует, оно его волнует и к Саше сильнее притягивает. Мать Грега, учительница, тоже готовила сына к науке. Все складывалось как нельзя лучше: отец подталкивал - Грег химию изучил хорошо, шахматы освоил за год и выиграл институтский турнир, в теннис играл, как мастер, - тут и дух, и воля - родители на сына не могли надышаться. Вместе они собирали коллекцию оружия: превосходные кинжалы, ятаганы какие-то невероятные, но главное - ружья. Удивительные экземпляры попадали Славику в руки, денег он на них не жалел и держал все богатство в отменном порядке. Было у Славика коллекционное ружье, роскошно инкрустированное, все в серебряной чеканке - Грегова страстная мечта. Но на это ружье он только облизывался, потому что отец и сам носился с ним, как с последним сокровищем. Всё, чем владел Славик, было самое лучшее, и Грег, как и отец, каждую мелочь отбирал со вкусом и дорогими вещами любил пользоваться каждый день. Играть в теннис они с папой записались в клуб, где можно встретить богатых, зимой - катались на горных лыжах.
Саша вспомнил про ружье и ощутил неприятный холодок какой-то... Но это только у Чехова ружье повисит на стене, а потом стреляет... жизнь человека посложнее. Посидев с минуту, словно прислушиваясь к своим ощущениям, он отвлекся и опять скользнул взглядом по книжке с упитанным патрицием на глянцевой обложке, подумав, что родители Грегу денег давали изрядно, а ему все равно не хватало. Вначале он как-то перебивался, подворовывая в телефонах-автоматах при помощи специальной нитки. Подторговывал электроникой и компьютерами, ездил в Польшу, крутил дела через друзей-поляков. К концу третьего курса Грег призадумался. Многого хотелось ему побольше, позагребистей. Скучно учиться в институте, потом в науке начинать с нижней планки. Скучно двадцать лет на дом зарабатывать. Если бы подворовывать да подмухлевывать... К осени вопрос поднялся перед ним во весь рост. Если бы Грег бросил институт в Польше... нет, там бы он его не бросил: снобизм научной среды, в которой он обретался, толкал бы его соответствовать социальному статусу своей семьи. Но если бы Грег бросил, то начал бы приборы с завода выносить или спился бы. Много любимых сыновей составило когорту инфантильных мальчиков-неудачников. Это еще поняла о Греге мама, которая ему почему-то не доверяла... Так это в Польше все иначе, ответил тогда Саша, а здесь совсем другая жизнь, а главное, денежная. И Грег, конечно, тоже так считал.
К повороту на деньги Грегов папа-профессор был подготовлен: профессорское место - шикарная вещь, но деньги важнее. Славик, сам моложавый, с молодыми хорошо сошелся, Грега и Сашу-безотцовщину за два года обучил, как за жизнь цепляться, секрет денег им открыл: начать надо с дешевой недвижимости, потом на акциях играть. Хорошо, думал Саша, что они вошли с Грегом в сламу, занялись маркетингом. Его, правда, в социологию наклоняло, он так и не оторвался от своих обзоров и статей, а Грег закономерностями в обществе гораздо меньше интересовался, зато выучил, как впарить клиенту совершенно ненужный товар. "Провел час - заработал доллар!" - обучал их Славик и университет.
В чем они были непохожи, так это в том, что Грегова энергия обрушивалась на все, до чего он мог дотянуться, и как-то безмерно. Не было ни одной возможности, которую он по неумению не попридержал, не ощупал бы мягкими настойчивыми лапками, так что в конце от нее не осталась бы высосанная шкурка, и все помимо получения удовольствия. Эту сторону жизни Грег не забывал никогда, но всей своей природой неустанно и чудесно превращал ее в обширный урожай собираемой пользы. Тот решающий день в планах Грега на будущее Саша хорошо помнил, потому что сидел у него в гостях, когда Грег, вопя, прибежал домой: играя на акциях, удалось срубить тридцать тысяч чистоганом. Отец просиял, а мать-учительница сказала так:
- Ты - балбес, ничего хорошего в жизни не сумел добиться - получи хоть какую-нибудь полезную профессию! Займись химией.
- Нет, - Грег серьезно покачал головой, - я из этого деньги делать не умею.
Мать завершила беседу так:
- Теперь профессии не будет никакой. Я хотела, чтобы из тебя вышел толк. Толк вышел, бестолочь осталась.
Саша улыбнулся, но сейчас этот вывод его не развеселил: не так они с Грегом начинали и не того он ждал... Деньги надоело делать, крутиться надоело, время пролетело зря, даже в своем прошлом что-то пропустил. На что годы ушли? Он расстроился. Посидел, смотря в пол. И внезапно подумал, что все вокруг хотят героя - в жизни, кино и в книгах - жаждут и зовут его появления, а, например, он сам не может быть героем, потому что он - просто человек с мучительными вопросами... К близким, к жизни, к себе, наконец. "Ты, наверное, дурак? - сердобольно пожалел он сам себя. И критически подумал: - А до Грега разве было иначе?"
И в детстве Саша был добр, но не распахнут и не прост, занят своими мыслями, и эта вечная серьезность лишала его непосредственной прелести ничем не обремененной дружбы. Ему было трудно делать то, что нравится всем. За другую руку, дома его вела мама, их любимые дела и значения - все, что связывает мать и ребенка общей памятью детства. Но мучительная страсть приблизиться к другим, быть таким, как все, разбежалась по стеклянным ручьям его сердца, и безгрешное детство его цвета незамутненной благодати покрылось мглой. Думая сейчас о своей жизни, сотканной из противоречий, он парил в безвоздушном пространстве желанного и недостижимого прошлого, к которому уже не мог пристать, в смешении своих расстроенных лет, - один, одинокий, всем и всюду немножечко чужой - в детстве, так же, как сейчас, когда всей душой он хотел прилипнуть к Грегу и к своей обычной жизни и не мог...
