Олег Верещагин - Шпоры на кроссовках
– Николай. Из города Владимира, что в русских землях.
– Сэр Ричард, лорд Харди, сеньор этих мест, – рыцарь не спускал глаз с Кольки – равнодушных и холодных, как осеннее небо. – Вот что я хотел сказать…
– Ты пёс, а не наш сеньор! – раздалось рычание, и через весь зал из угла на рыцаря бросился шотландец в незнакомых Кольке цветах – Не МакЛохэнн, не Кавендиш и не Глэнн. В руке шотландец держал короткий меч, он перескочил немыслимым прыжком стол с шарахнувшимися людьми и с диким воем занес оружие.
Мальчишка-оруженосец одним прыжком оказался перед господином, выхватывая длинный кинжал. Но шотландец так и не нанес удар – что-то певуче щелкнуло, и длинный штрих, прошив нападающего насквозь, отшвырнул его на столы. Колька поспешно отвернулся и увидел, что один из лучников уже держит стрелу на тетиве.
– Спасибо, Длинный Дэнни, – не поворачиваясь и не поведя бровью, только отстранив оруженосца, произнес рыцарь. – И вот кстати – узнай, кто был этот бунтовщик и где его родные. Если они тут – пусть их всех повесят на стене бурга. И его – тоже.
– Исполним, сэр Ричард, – лучник вышел, убирая стрелу в колчан.
– Упрямые животные… – пробормотал сэр Ричард Харди. – Так я хотел сказать, что ты неплохо поешь. Если согласишься пойти ко мне в отряд и петь для моих людей, то получишь золотой кубок и плату золотом каждый месяц. Ну и долю в добыче, хотя сражаться я тебя не заставлю.
– Ха, – негромко сказал оруженосец, по-прежнему презрительно глядя на Кольку. Рыцарь потрепал оруженосца по волосам и толкнул в затылок:
– Присмотри, чтобы убрали эту падаль… Хозяин! – повысил он голос. – Вот тебе за беспокойства! – рыцарь оторвал от накидки золотую бляшку и кинул ее на пол. – Так как, юноша?
– Я умею сражаться, сэр Ричард, – нагло соврал Колька, – а вот петь за деньги меня на родине не учили.
– А это? – носок рыцарского сапога коснулся денег на полу.
– Только чтобы оплатить еду.
– Жа-аль… – сэр Ричард не проявил внешне никакого гнева или недовольства. – Но я прошу тебя, русс, спеть хотя бы сегодня вечером в бурге, после того, как протрубят тушить огни на улицах. Будет пир в честь победы над мятежниками и соревнование менестрелей. Если ты не хочешь служить мне и брать деньги как жалованье, то спой всем и возьми их, как выигрыш.
– В бурге? – Колька отвел взгляд, но тут же вновь взглянул в глаза рыцаря. – В бурге спою, сэр Ричард. Сегодня, как ты сказал.
6.
"Жратва", как определил про себя Колька, отчаявшись понять, что это такое по здешним понятиям – завтрак или лэнч – оказалась не в пример вчерашней: скоч-брос и хагис, как пояснил Алесдейр, сам активно навалившийся на принесенные порции. Скоч этот самый оказался чем-то вроде супа-пюре из овощей и мяса, а хагис – овечьим желудком, набитым рубленой печенью.
Покончив с едой, Колька удовлетворенно отметил про себя, что впервые за последние несколько дней он выспался, сыт и неплохо себя чувствует.
– Сейчас бы вымыться, – мечтательно сообщил он жевавшему Алесдейру, – и горячего какао долбануть.
– Умгу, – согласился шотландец, подбирая последние крошки с тарелку куском ячменной лепешки. – Ты и правда решил петь перед ними?
– А как еще пробраться в бург? – бесшабашно пожал плечами Колька. – Меч там… Ты понял, – он понизил голос и нагнулся через стол к шотландцу, навострившему уши, – почему он даже с лучником по-вашему говорил? Чтобы типа припугнуть меня. Чтоб я не сбежал, вот!
– Смотри, Ник, – покачал головой шотландец и, рыгнув, отстранил блюдо. – Я готов поклясться распятием Святого Эндрю, что этой сволочи и вправду понравилось, как ты поешь. Твой Владибург и Эндрю Боколюбски король далеко, никто не помешает Ричарду Харди схватить тебя, приказать отрубить ноги и возить с собой, чтобы ты пел ему и его людям.
Колька похолодел при одной мысли о возможности такого исхода. Но он ответил храбро:
– Неужели он поступит так с человеком, который ему равен? Ведь не до такой же степени он гад!
– Кто знает? – пожал плечами Алесдейр. – И потом, ты только СКАЗАЛ, что не простолюдин. У тебя нет ни рыцарского пояса, ни золотых шпор. А этот Харди – чтоб с ним Сатана танцевал по ночам! – чувствует себя тут полным хозяином. Может, он и своему слову хозяин тоже… а может – и нет.
– Ну выхода-то все равно нет, – ответил Колька. И почти не удивился, обнаружив Кащея, в элегантной позе стоящего рядом:
– Ну как же нет, Николай, как же нет…
Колька сел к Кащею спиной и продолжал:
– Так что не миновать мне идти туда. А на месте разберусь…
– Да это правильно, конечно, – согласился Алесдейр, – я и не отговариваю, я просто к чему? Нехорошо тебя туда идти одному. Надо и мне глянуть, что та к чему – может, пригодится на будущее…
– Тебя же просто убьют, – напомнил Колька. Алесдейр отмахнулся:
– Скажешь, что я твой помощник. Вон, лютню за тобой ношу.
– Лютня, вот как эта штука называется! – щелкнул пальцами Колька…
…То, что время останавливается, когда чего-то ждешь – известно совершенно всем. Алесдейр – человек средневековый привыкший ждать – относился к происходящему философски-спокойно. А Колька места себе не находил.
лютню они сперли у так и не проснувшегося менестреля. Колька, поколебавшись, положил рядом со смящим два серебряных пенни – большие деньги, как укоризненно пояснил Алесдейр в ответ на слова Кольки: "Это за прокат." После этого мальчишки отправились гулять по селению.
– Интересно, – задумчиво спросил Колька, рассматривая серое небо, у горизонта подрезанное яркой-яркой полоской голубизны, – а странствующие рыцари имеют право петь на пирах?
– Конечно, – не удивился Алесдейр. – Любой воин должен уметь петь, иначе как рассказать о своих и чужих подвигах? Вот, послушай… – и шотландский мальчишка затянул безо всякого смущения в голос длиннющую балладу с многочисленными повторами, в которых скоро потерялся весь ее воинственный смысл. Когда Колька ощутил, что опухает и сейчас даст своему спутнику по физии, Алесдейр закончил петь и гордо пояснил:
– Это песня моего прадеда Коннолта МакЛохэна. Он сложил ее после того, как одного за другим вызвал на поединок и сбросил со скал в море пятерых данов, пришедших из северных стран. Это было давно… Понравилось?
– Впечатляет, – согласился Колька и подумал, что все-таки поет Алесдейр лучше, чем многие "звезды" из его, Колькиного, времени.
– А что ты собираешься петь на пиру? – поинтересовался Алесдейр.
– Не знаю, – признался Колька и потер лоб, отметив, что руки у него очень грязные. – Я так просек, что это не просто пир, а еще и соревнование?
– Ну да, – подтвердил Алесдейр, перешагивая через здоровенную щетинистую свинью, валяющуюся посреди лужи. – Сначала споют все, кто желает, потом этот Харди выберет лучшего и одарит его… Но ты можешь победить. Новые баллады бывают нечасто, а то, что ты пел, никто не слышал в этих местах.
На площади, куда они вышли неспешно, торговали. Стояли шут и гвалт, как на обычном базаре, только в место милиции были все те же сержанты с замкнутыми лицами. Пахло скверно, под ногами чавкало, и не хотелось думать из чего состоит эта жижа. Никто и не думал – в этой грязи даже играли чумазые дети. Кольке не верилось, что все эти люди вокруг – предки современных англичан и шотландцев, которые принимают душ четыре раза в день и купаются в дезодорантах.
Алесдейр прочно прилип к улюлюкающему и свистящему кругу, в котором с хрипом и ревом сражались две больших черно-рыжих собаки. Колька попробовал посмотреть и не смог – пошел рассматривать товары. Останавливаясь, мальчишка ловил себя на том, что ищет знакомые вывески "кока-кола", "кодак", "самсунг" и прочие, без которых не обходится ни один торговый ряд на свете. Тут – обходились, хотя какие-то торговые знаки были и здесь, почти все товары имели свои метки.
Колька остановился возле оружейной лавки. Угрюмый рыжий богатырь что-то пробурчал явно вопросительно, но, увидев, что мальчишка не отвечает, а просто глазеет, потерял к Кольке интерес. В приделе за лавкой вспыхивал огонь и бухал молот, то и дело оттуда выскакивали к большущей бочке с водой двое крепких мальчишек в кожаных передниках и погружали туда какие-то раскаленные железяки, а потом волокли их обратно. Несколько человек – мужского пола и разного возраста – тоже глазели на товары, потом подошел лучник и купил, не торгуясь, три десятка длинных, похожих на граненые иглы наконечников, которые ссыпал в кожаный кошель, как ссыпают в карман семечки.
Повздыхав над длинным кинжалом с красивой рукоятью и утешившись мыслью: мол, скоро у меня будет настоящий меч! – Колька пошел дальше. Нога за ногу. Посмотрел, как торгуют разной фигней для лошадей. Потом на кулачный бой; Тайсон в таком не продержался бы и раунда, двое здоровенных мужиков, все в кровище, под выкрики зрителей молотили друг друга не только голыми кулачищами, но и ногами, и головами бодались. Судя по всему, это были англичане. Шотландцы неподалеку развлекались тем, что швыряли на дальность, нечто похожее на телеграфный столб. Чернявый низенький суконщик на трескучем быстром языке, перемешивая его с английскими фразами, подбивал на покупки женщин – Кольке показалось, что он узнал итальянские слова.
