Анита Шрив - Жена пилота
Чуть приподнявшись, Кэтрин увидела за головами окружившей автомобиль толпы Берта Сиэрза. Года сгорбили его высокую, худую, как жердь, фигуру. Из полицейской формы на Берте была одна лишь куртка. Остальную одежду он, должно быть, не нашел, когда его в спешке вызвали к дому Кэтрин. Женщина помахала отставному полицейскому рукой, но он явно был в глубокой растерянности. Он стоял за воротами и изумленно оглядывал неистовствующую толпу. Его руки беспомощно метались из стороны в сторону так, словно Берт Сиэрз размахивал невидимым жезлом регулировщика.
Старик за воротами — Берт, бывший полицейский, — сказала Кэтрин Роберту. — Его, должно быть, временно восстановили в должности.
Пересаживайтесь на мое место, — отрывисто распорядился мужчина. — Закройте за мной дверь. Потом езжайте. Как его фамилия?
Сиэрз.
Не успела Кэтрин опомниться, как Роберт выскользнул из машины, захлопнув за собой дверцу. Женщина неуклюже перелезла через рычаги переключения передач на сиденье водителя и заперла дверцу автомобиля.
Роберт засунул руки в карманы пальто и храбро зашагал вперед, расталкивая плечами настырных репортеров и операторов.
Берт Сиэрз! — что есть мочи заорал он.
Окружающие на мгновение замерли, удивленно уставившись на кричавшего.
Люди потеснились, и Кэтрин потихоньку тронулась вперед через «коридор», создаваемый Робертом.
«А если они меня не пропустят?» — со страхом думала она.
Подойдя к воротам, Роберт отпер их. Всюду, куда бы ни падал взгляд Кэтрин, сверкали на солнце линзы камер, суетились женщины в деловых костюмах и мужчины в ярких ветровках.
Автомобиль медленно катился вперед. Роберт нетерпеливо махнул ей рукой. Кэтрин нажала на газ.
Она боялась, что толпа последует за ней до дома, легко преодолев символическое препятствие в виде ее спутника и пожилого Берта Сиэрза, но, повинуясь неписаному закону, смысл которого Кэтрин до конца не понимала, журналисты остановились перед самыми воротами.
Оказавшись в относительной безопасности, она затормозила.
Поехали, — садясь на пассажирское сиденье, распорядился Роберт.
Дрожащими руками вырулив на подъездную дорожку, женщина медленно поехала вперед.
Быстрее, — нервно озираясь, приказал ее спутник.
Прорываясь через буйствующую толпу перед въездными воротами собственного дома, Кэтрин надеялась, что найдет там убежище, если только они с Робертом сумеют добраться до двери. Однако она слишком поздно заметила четыре автомобиля, припаркованных на подъездной дорожке. В ее голове зазвонил тревожный звоночек. Сколько человек могло приехать на четырех машинах? Наверняка немало. Передышки не предвиделось.
Кэтрин выключила зажигание.
Если хотите, можно отложить этот разговор на потом, — предложил Роберт Харт.
Рано или поздно мне все равно придется встретиться с ними, — не согласилась с ним Кэтрин.
Возможно, вы и правы.
Мне нужен адвокат?
Профсоюз позаботится об этом, — кладя руку ей на плечо, сказал Роберт. — Только не говорите этим людям ничего, в чем вы не уверены на все сто процентов.
Сейчас я не уверена ни в чем, — тяжело вздохнула Кэтрин.
Незнакомцы оккупировали кухню и «длинную» комнату. Мужчины были в черной форме и темных костюмах. На Рите был вчерашний костюм цвета голубой волны. Грузный мужчина в овальных очках со стальной оправой, с волосами, блестевшими и лоснившимися от переизбытка геля, подошел к Кэтрин. Воротник его рубашки, как отметила про себя женщина, глубоко впился в кожу, а лицо имело нездоровый румянец. Раскачивающаяся походка мужчины отличалась той неповоротливостью, которая присуща большинству страдающих ожирением людей. Особое впечатление производил танцующий из стороны в сторону живот.
Миссис Лайонз, — протягивая руку для рукопожатия, сказал толстяк. — Меня зовут Дик Сомерс.
Кэтрин позволила мужчине пожать ей руку. Рукопожатие было слабым, а кожа — влажной.
Зазвонил телефон. Роберт Харт не двинулся с места, и Кэтрин была очень благодарна ему за это. Она сейчас нуждалась в нем.
Откуда вы? — спросила женщина.
Я следователь из отдела безопасности. Первым делом спешу заверить вас, от своего лица и от лица моих коллег, что все мы глубоко сожалеем о постигшей вас утрате.
До слуха Кэтрин долетало приглушенное бормотание диктора из стоявшего в соседней комнате телевизора.
Спасибо.
Я знаю, что это невосполнимая потеря для вас и вашей дочери, — сказал Сомерс.
При слове «дочери» Кэтрин передернуло. Это не осталось незамеченным.
Однако я обязан задать вам несколько вопросов, — продолжал толстяк.
На столах в кухне стояли одноразовые пластиковые стаканчики из-под кофе и две яркие розовые коробочки с пончиками «Данкинг Донате».
Кэтрин страстно захотелось пончика, обыкновенного пончика, который можно окунуть в чашку с горячим, дымящимся кофе, а затем отправить сладковатое тесто себе в рот. Как-никак она не ела уже более полутора суток.
Мой коллега Генри Бойд, — сказал Сомерс, представляя вдове молодого светловолосого мужчину с усами.
Кэтрин пожала протянутую руку.
Затем ей представили четырех человек, облаченных в летную форму авиакомпании «Вижен»: золоченые пуговицы и галуны, зажатые в руках фуражки. Такую же униформу носил ее покойный муж. От волнения у Кэтрин перехватило дыхание. Она пропустила мимо ушей обрушившийся на нее поток соболезнований, прекрасно понимая, что они лишены искренности, что люди, приехавшие в ее дом, собрались здесь не за тем, чтобы горевать о постигшей ее утрате.
Мужчина с волосами цвета металлической стружки сделал шаг вперед и представился:
Миссис Лайонз! Я старший пилот Билл Тирни. Мы вчера разговаривали по телефону.
Да.
Разрешите мне еще раз выразить, от своего лица и от лица всех сотрудников авиакомпании, наше глубокое сожаление по поводу гибели вашего мужа. Он был прекрасным пилотом, одним из лучших.
Спасибо.
Слова «глубокое сожаление» и «разрешите мне выразить» повисли в воздухе кухни подобно облаку табачного дыма. Кэтрин раздражали эти шаблонные соболезнования, похожие друг на друга, как десятидолларовые купюры в пачке. Почему люди пользуются заученными формулировками? Разве нельзя выражать соболезнования искреннее, отойдя от шаблона? Перед ее мысленным взором предстала картина: старший пилот стоит у зеркала в туалете своего офиса и репетирует речь; он волнуется, так как это первая катастрофа такого масштаба, обрушившаяся на «Вижен».
Расскажите мне, пожалуйста, содержание пленки «черного ящика», — попросила старшего пилота Кэтрин.
Тирни поджал губы и отрицательно покачал головой.
Никакой информации касательно аудиозаписи пока что официально не обнародовано, — сделав шаг вперед, заявил Сомерс.
Я это прекрасно понимаю, — поворачивая голову к следователю, сказала Кэтрин. — Но вы ведь знаете, что на пленке? Так ведь?
Нет. Я ничего не знаю, — ответил тот, стараясь не смотреть ей в глаза.
Кэтрин стояла посреди кухни у всех на виду, облаченная в свою зимнюю одежду — сапоги, теплую куртку и джинсы. Тяготясь обращенным на нее всеобщим вниманием, женщина чувствовала себя не в своей тарелке, так, словно допустила ужасную бестактность.
У одной из машин не заперта дверца, — указывая в окно на подъездную дорожку, произнесла она.
Давайте пройдем в гостиную, — предложил Сомерс.
Чувствуя себя чужой в собственном доме, Кэтрин прошла в «длинную» комнату. Мужчины расселись первыми, и единственным свободным местом, оставленным для нее, было огромное кресло Джека, повернутое так, чтобы струящийся из высоких окон свет мешал женщине видеть лица собравшихся. Утонув в пышной обивке, Кэтрин почувствовала себя маленькой и жалкой.
Кто-то выключил телевизор.
Я задам вам пару вопросов, — засунув руки в карманы брюк, сказал Сомерс. — Это не займет много времени. Расскажите нам, пожалуйста, как ваш муж вел себя в воскресенье перед отъездом в аэропорт.
Никто не достал из портфеля магнитофон. Никто не собирался стенографировать то, что она им скажет. Это не могло быть настоящим допросом… Или все-таки могло?
Нечего рассказывать, — сказала Кэтрин. — Все было, как всегда. Часа в четыре после полудня Джек принял душ, переоделся в форму, спустился вниз, почистил туфли…
А где были вы в это время?
В кухне. Там мы попрощались.
Слово «попрощались» наполнило ее душу печалью. Кэтрин закусила губу. Она попыталась восстановить в памяти тот воскресный день, когда видела мужа в последний раз. В ее воображении всплыли осколки образов, картинки, похожие на ночные видения. Нога Джека, опирающаяся на выдвинутый ящик. Старая тряпка из зеленой шотландки, зажатая в его руке. Длинные руки мужа, несущего свои вещи к стоящей на подъездной дорожке машине. «Не забудь позвонить Альфреду, — сказал Джек на прощание. — Скажи ему, чтобы он приехал в пятницу».
