Надежда Щепкина - Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.
Глава 5. СНОВА ЭРМИТАЖ
Сергей поспешил в Эрмитаж представить отчет о своей служебной командировке и определиться с судьбой переданной ему иконы.
Александр Николаевич Бенуа встретил его внешне приветливо, однако во взгляде и тоне ощущался холодок. Сергей представил письмо архимандрита с благодарностью за выполненную работу, справки следственных органов о причинах задержки Муралова в качестве свидетеля обвинения и подробный отчет Сергея о его действиях, связанных с иконой.
Когда речь зашла о передаче иконы на хранение Эрмитажу, взгляд и тон директора стали ледяными.
— Вы поступили опрометчиво, Сергей Дмитриевич, принять для передачи Эрмитажу эту вещь без согласования со мной. Я не могу принять ее по многим причинам, главная из которых — икона не может быть экспонатом, поскольку она является вещественным доказательством, а следствие, как я понимаю, еще не закончено. К тому же нет необходимости засорять кладовые Эрмитажа экспонатами столь малой художественной и материальной ценности.
— Но я надеялся, что Эрмитаж обратится в следственные органы с просьбой вернуть в оправу иконы драгоценный камень ... — попробовал возражать Муралов.
— А почему я должен обращаться с официальным заявлением о пропаже камня? Ведь все, что я об этом знаю, я выяснил из рассказа частного лица, то есть Вас, Сергей Дмитриевич. Согласитесь, что этого явно недостаточно для ответственных действий.
— Что же мне делать с этой иконой? — пробормотал растерянный Муралов.
Глаза директора немного потеплели.
— Вам придется обратиться в уголовный розыск с заявлением о пропаже бриллианта. Возможно, они примут дело к производству, в чем я сильно сомневаюсь. Если примут — отдайте им икону, оформив соответствующий документ. Если нет — тогда я немного помогу Вам связаться с иерархами церкви. Уж они-то от нее не откажутся: икона, по их мнению, чудотворная. Не забудьте составить акт передачи и в этом случае.
Сергей собрался было покинуть кабинет директора, когда тот задержал его.
— У нас с Вами предстоит один неприятный разговор, Сергей Дмитриевич. Но избежать его не удастся. А раз разговор неизбежен, чем скорее мы покончим с этим делом, тем лучше. Во время Вашего длительного отсутствия Ваши обязанности начальника реставрационной мастерской временно исполнял Корнеев... Взялся он за это дело с жаром, и многое успел сделать, он наладил хорошие деловые отношения с коллективом, его там любят и уважают. Сейчас я должен приказом вернуть Вас на должность начальника, а Корнеева к исполнению обязанностей рядового реставратора. Последствия этих действий очевидны: дела в мастерской на время передачи затормозятся, в коллективе возникнет напряженность, даже конфликты, да и обижать толкового работника как-то не хочется.
С другой стороны, юридически я не могу поступить иначе: Вы вернувшийся из командировки начальник мастерской. Как вы сами представляете выход из этой коллизии?
— Александр Николаевич! Я сам хотел просить Вас освободить меня от этой должности. Не лежит у меня душа к административной работе. Я вижу свою перспективу в том, чтобы осваивать тонкости техники и технологии реставрационной работы, совершенствовать эту технику и технологию, возможно, написать научную работу по этой тематике. В идеале моя мечта — стать уникальным реставратором, которому доверят бесценные полотна.
К тому же — я ведь еще и художник. Через пару месяцев Общество поощрения художников организует в Русском музее выставку-продажу произведений молодых художников. Мне надо закончить к этому сроку начатую еще до отъезда картину. Административная работа будет всему этому мешать. С другой стороны, реставрационной работы сейчас в Эрмитаже очень много, и хороший реставратор Вам будет кстати.
— Я рад, что эта сложная ситуация разрешилась к нашему взаимному удовольствию. Вы не откажете написать заявление по этому поводу? И не могу не позавидовать Вам. Я сам хотел бы заниматься только искусствоведческими вопросами, а вот видите — приходится заниматься делами, далекими от искусства.
Глава 6. СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Следователь Петроградского Губернского угрозыска Платон Прокофьевич Тарасов задумчиво вертел в руках икону, периодически поглядывая на сидящего напротив Муралова с таким выражением, будто ему принесли на завтрак что-то очень невкусное и даже отвратительное.
Был он профессионал высочайшего класса, накопил опыт еще с дореволюционных времен. Начальство ценило его как отличного сыщика, но не любило и даже слегка побаивалось его за резкость и непредвзятость суждений, за неуживчивый нрав и вечное брюзжание. Сложные отношения у него были и с коллективом — высокомерие и насмешливость раздражали сослуживцев. Тем не менее, когда следствие по какому-либо делу заходило в тупик, его всегда приглашали на совещание. Он сидел важный и насмешливый, изредка задавал вопросы и бросал реплики брюзгливым тоном. И зачастую именно эти реплики оказывались ключом к решению задачи. Зато в отпуске неуживчивый Платон Прокофьевич оказывался в самое неудобное время, премии и награды обходили его стороной. Но следователь относился к этому спокойно, даже пренебрежительно. Он любил свою работу до самозабвения, а раскрытие сложного, запутанного дела доставляло ему почти физическое наслаждение.
Был он холост и одинок, и сам выполнял немудрые хозяйственные обязанности. Как-то, еще до революции, Платон Прокофьевич пригласил вести свое хозяйство опытную экономку, но вскоре вынужден был отказаться. Его раздражал запах кухни, разносившийся по всему дому, идеальный порядок на его письменном столе и в гардеробе, при котором он не мог найти ни нужной бумаги, ни чистых носков, ни галстука. Да и присутствие постороннего человека в доме угнетало. Тем не менее, по мере того, как все больше седины поблескивало на висках, все чаще мелькала мысль, что после его смерти не останется частицы его плоти — родного дитяти. Попытки создать семью были неоднократны, но все они неизбежно кончались провалом. Причины были разные, но результат всегда один.
Но вот, наконец, казалось бы, судьба Платона Прокофьевича решилась, он познакомился с потерявшей ребенка вдовушкой, которая очень пришлась ему по душе.
Несмотря на свою тяжкую судьбу, Антонина Семеновна не утратила жизнерадостности и веселого задора. Была она молода, хороша собой, в меру дородна, чистоплотна и хозяйственна. Отличительной чертой ее характера была необыкновенная душевность, доброта и умение расположить к себе. Была она хлебосолкой, любила и умела угостить людей. Но существовал у Антонины Семеновны, с точки зрения Платона Прокофьевича и изрядный недостаток — бесчисленное количество родни, включая ватагу вечно голодных босоногих ребятишек. По этому поводу Платон Прокофьевич выставил категорическое требование: никакой родни в его доме не должно быть. Стал наш холостяк уже подумывать о свадьбе. Увы, чрезмерная доброта и хлебосольство Антонины Семеновны сыграли с ней злую шутку. Однажды, вернувшись домой во внеурочное время, он застал картину, приведшую его в ярость. В кухне, вокруг стола сидело около десятка мальчишек и девчонок, уплетавших огромные куски сайки, щедро смазанные сметаной и посыпанные сахарным песком, и прихлебывавших горячий чай с сахаром вприкуску. Хозяйка стояла тут же, подперев щеку рукой и умильно наблюдая за пиршеством.
Платон Прокофьевич, не говоря ни слова, проследовал в свой кабинет. Антонина Семеновна быстро выпроводила собравшихся, снабдив их на дорожку добавочной порцией сайки, а сама на цыпочках отправилась в кабинет на расправу. Расправа была короткой и жесткой.
— Антонина Семеновна, Вы обманули меня, и наши отношения поэтому прерываются. Завтра вся эта орава разнесет мой дом, послезавтра Вы пригласите в дом какого-нибудь страждущего и наставите мне рога, а позже я буду растить чужого ребенка. Я не могу это допустить. Прощайте. Я сейчас ухожу на службу и через два часа вернусь. К этому времени Вас не должно быть в моем доме.
— Платоша, — взмолилась она, — клянусь, это никогда больше не повторится. Как же я буду жить без тебя? Ведь ты приклеен к моему сердцу.
Но он остался неумолим. Уходя, он слышал, как женщина рыдала за дверью.
Так к моменту нашей встречи со следователем он оставался холост и одинок. Выясняя обстоятельства исчезновения бриллиантов, Платон Прокофьевич никак не мог решить — стоит ли брать это дело к производству. С одной стороны, слишком мало шансов раскрыть его — время упущено, главный подозреваемый исчез, и возможность найти его призрачна. А за «глухаря» начальство по голове не погладит. Но с другой стороны, вернуть в казну драгоценность огромной стоимости — необыкновенная удача. И он решил рискнуть.
— Расскажите-ка мне, как Вы впервые увидели оправу иконы с бриллиантом.
— Ее принесли из ризницы по приказу игуменьи.
