Алекс Ла Гума - В конце сезона туманов
— Ужас! — воскликнула тощая девица с бледным изможденным лицом, покрытым несколькими слоями туши и румян. — Говорят, его доктор решил, что это разновидность полиомиелита… Как будто бы время чая.
Подхватив папку, Айзек вышел в коридор. Едва за ним захлопнулась дверь, как тощая девица оторвалась от работы.
— Разве это был не бой из буфетной? — спросила она, постукивая кончиком карандаша по передним зубам.
— Кстати, о мужьях, — вступила в разговор старшая машинистка, — в конце месяца у Изабел свадьба. Будут, конечно, собирать на подарок.
— У какой Изабел, из бухгалтерии?
— Если она никого не позовет, мы не обязаны давать деньги…
Начальник отдела жидкого топлива посмотрел вслед выходящему из его кабинета Айзеку и внезапно вспомнил, что скоро пикник, который каждый год устраивает компания в Загородном клубе. Ему, как секретарю подготовительного комитета, надо договориться с боями, чтобы они взялись разносить бутерброды и напитки и мыть стаканы. Загородный клуб не мог предоставить своих официантов. В голове начальника бочки с жидким топливом отошли назад, уступив место сандвичам, ящикам с кока-колой и пивом, соображениям насчет партнеров для гольфа. Ковыряя выскочивший на лысине прыщ, он записывал себе в книжечку: «Пикник. Договориться с боями. Десять шиллингов за весь день». Им еще достанется добрая половина бутербродов с анчоусами и семгой, для них это неслыханная роскошь. Но того, что сейчас принес от машинистки письма, он не позовет: отвратный тип, вечно недовольная рожа, отпускает замечания о равенстве, осмеливается просить надбавку. Пучеглазый негритос! Другие бои знают свое место. Понятно, с ними тоже надо уметь обходиться, не так, как эти экстремисты в правительстве. Тогда можно рассчитывать на ответное уважение. В прошлый раз были жалобы, что бои скалят зубы при виде женщин в купальниках. Предупредить их, чтоб больше этого не было, размышлял начальник, рассеянно теребя свой прыщ.
Из отдела жидкого топлива Айзек отправился в буфетную по заднему коридору, чтобы не напороться на телефонистку. В буфетной пожилая женщина уставляла чашками и блюдцами столик на колесиках, суетясь около большущего кипятильника, который уже урчал. Еще один рассыльный в белой куртке, сидя в уголке за столиком, ел сандвич. Перед ним лежала горка разнокалиберных конвертов. Он улыбнулся Айзеку и помахал рукой.
— Как дела, мистер Айк? Что скажешь хорошего?
— Привет, Сэм, — откликнулся Айзек и повернулся к женщине. — Есть надежда получить чашечку чаю раньше великих белых отцов?
— Наливай себе сам, — буркнула женщина, вытирая пот с подбородка. — Здесь как в печке.
— Да и снаружи не лучше, — промычал Сэм, жуя хлеб с колбасой. — Совсем худо с ногами. Старый павиан из экспедиции сунул мне эту груду писем, я должен разнести их по всему городу. Говорю ему — можно ведь отправить по почте. И знаешь, что он ответил? Разнести дешевле! А у меня ноги отнимаются.
— Попроси хозяев — пусть тебе мотоцикл купят, — пошутил Айзек, наливая чай. — Смотри не попадись нашей королеве-матери. Заставит все бросить и бежать за сельтерской — у нее башка трещит с похмелья.
— Я бы ей принес не сельтерской, а слабительного, — зашипел Сэм. — Слушай, Айк, давай в обед в картишки перекинемся.
— К черту, — Айзек присел к столу, — делать мне больше нечего!
— Эх, Айки, старичок, — вздохнул Сэм, помешивая чай, — ты же не можешь, как бывало, повести нас на площадь послушать ораторов. Собрания запрещены, ведь верно? Что же остается? Играешь ты как бог, а нам не хватает партнера.
— Ну ладно, — Айзек ухмыльнулся и покачал головой. Он пил чай, водя карандашом по закапанной бумажной скатерти. Большегубый, с вытаращенными, вечно изумленными глазами, он чем-то нравился людям, умел расположить к себе окружающих. Про него говорили: «Котелок варит». Он знал многое такое, что обычно сокрыто от людей его круга. Кроме того, он был смельчаком и никому не спускал малейшей нечестности или несправедливости. В буфетной трудно было дышать от жары и пара. «Нельзя же вечно раболепствовать перед этими безмозглыми идиотами, — думал Айзек, — возомнили себя богоизбранниками, видите ли, кожа у них белая! Глупцы, свято верят в систему, которая обречена, и погибнут вместе с нею. Встали на сторону тирании ради жалких крох неправедной власти и временных привилегий, которые им перепадают. Но уже виднеется надпись на стене! Они тщатся замазать ее кровью либо зарывают голову в песок, притворяясь, будто ничего не происходит. Дорого же придется заплатить им за свое безрассудство!» Айзеку даже было жаль этих мстительных, корыстных и ничтожных людишек, уверовавших, что они принадлежат к высшей расе, что умение мыслить — их исключительная монополия.
Открылась дверь, и Айзек очнулся. Вошел юноша в белой куртке рассыльного.
— Чай готов, миссис Вильямс? Чертовы бабы раскудахтались. Говорят, что мы опаздываем на пять минут.
— Все бы им брюзжать, — вздохнула женщина, — у человека только две руки. Увози первую порцию.
— Давай пошевеливайся, — шутливо прикрикнул Айзек, — босс не станет ждать!
Он набрасывал контуры винтовки на заляпанной бумаге, с удовольствием потягивая чай. Юноша тем временем толкал столик на колесиках в сторону двери. Айзек пририсовал к винтовке вместительный магазин, и она превратилась в ручной пулемет.
— Слушай, Янни, — окликнул он юношу, — если эта дура-телефонистка спросит, где я, скажи, что в сортире.
— Хорошо, Айк, так и скажу.
Ян наконец обуздал столик и выкатил его в коридор, останавливаясь у каждой двери и занося в кабинеты чай. В машбюро он въехал прямо со столиком. Перестук сразу смолк, словно воюющие стороны прекратили огонь. Зашелестели газеты, раскрылись журналы, появились зеркальца и косметика.
Одна девушка прочла вслух соседке: «…обвиняемая толкнула ослабевшего мужчину в грудь, и он плюхнулся на кровать. Накинув ему на шею веревку, она потянула обеими руками, и он распластался поперек кровати…»
— Что же он ее не стукнул? — изумилась соседка, принимаясь за чай. — Почему не сопротивлялся?
— Слишком ослабел, — вмешалась третья девушка, — ведь она его мышьяком травила.
— Слушайте дальше, — сказала первая. — «Обвиняемая туго затянула веревку, и у ее жертвы начались конвульсии».
— Кошмар, как она могла?..
Янни выехал со столиком в коридор, а в машбюро накрашенные губки еще долго судили и рядили по поводу нашумевшего убийства. Оставалось развезти чай в два кабинета. В этот момент негромко загудели дверцы лифта, из него вышли двое белых. Они направились к телефонистке в стеклянном кубе под портретом аравийского короля.
Оба были высоченные, с красными лицами, один тяжелый и плотный, другой тощий, с длинным носом и рыжеватыми усами. Первый был в костюме и фетровой шляпе, второй — в неброском спортивном пиджаке и фланелевых брюках. При виде их в Яне проснулся старый инстинкт обитателя трущоб: эти люди не имеют ни малейшего отношения к закупкам нефти или хранению железной тары. Воображение рисовало их за длинным барьером, а на нем — распахнутая регистрационная книга арестов и приводов. Под пиджаками на поясе слегка оттопыривались револьверы в кобурах.
Плотный мужчина снял шляпу и с улыбкой кивнул изнуренной блондинке. Он заговорил по-английски неуклюже, с сильным акцентом, выдававшим бура.
— Доброе утро, мадам. Нельзя ли повидаться с секретарем компании? Я сержант Ван Зил, а это инспектор Гроббелар.
Красное лицо хищно улыбалось белыми зубами, как раскрытая западня. Голубые глаза походили на замерзшие капельки морской воды.
Янни разнес оставшиеся чашки, и, когда вернулся в коридор, мужчин в приемной уже не было, а блондинка что-то говорила в телефон. Янни слышал, как сержант назвал себя, но и без того было ясно, кто это такие. Он быстро зашагал по коридору, катя перед собой столик, торопясь поделиться новостью в буфетной.
— Где ты пропадал? — набросилась на него женщина, когда он появился в дверях.
— Не дольше обычного, это же не велосипед, не так-то легко управиться с чертовой колымагой.
Женщина расставляла на столике полные чашки, а Ян тем временем выкладывал новость Сэму и Айзеку.
— Полиция. Они говорили с мисс Берроуз. Какого дьявола им здесь нужно? Может, кто-то проворовался на нефтехранилище? «Допрое утро, эй, я есть сершант Ван Зил, эй, где ваш патент на торгофлю спиртным?» — передразнил Ян полисмена и громко рассмеялся. Потом добавил серьезно: — Все-таки что этим гадам нужно?
Айзек успел изобразить на бумаге целый арсенал самого невероятного оружия. Выслушав Яна, он даже не поднял головы, но сердце ушло в пятки, лицо покрылось гусиной кожей. Мгновенным усилием воли Айзек подавил паническую нервозность, не спеша закончил очередной рисунок — вышло нечто среднее между обрезом и лазерной пушкой, — спрятал карандаш в карман куртки, поднялся, подошел к платяному шкафу в углу, открыл створку, снял форменную куртку, надел свой пиджак.
