Гор Видал - Калки
После обязательного перечисления всех женских прелестей наступало время перекусить. До сих пор ни один парадный обед не описывался с такой сладострастной тщательностью. Поскольку описать настоящую форму мошонки они не могли (как можно описать то, на что ты смотришь, но чего не видишь?), это заменялось описанием соусов с креветками и майонезом или салатов с крабами (эти принцессы дерзко обжирались некошерными деликатесами), подававшихся на роскошном пиру при свечах в честь дерби на приз королевы.
Я трачу время на изложение своей точки зрения, потому что сама никогда не могла как следует описать любовный акт. Г. В. Вейс был поклонником литературного стиля, предшествовавшего эпохе принцесс и известного под именем зубодробительного синдрома Хемингуэя. В книге «За гранью материнства» (которую я сама так и не сумела прочитать от корки до корки) отголосков этого стиля очень много. За исключением описаний полетов она насквозь вейсианская и лишена каких бы то ни было достоинств.
Я не буду описывать гениталии Калки. Это твердое решение. Принцессы решили бы, что это отговорка. Замечу только, что он не был обрезан. Помню, я задумалась, не есть ли это признак божественности. Видимо, обрезание было бы символом иудейско-христианской божественности в противовес индуистскому принципу создания мира, для которого требовался неиспорченный самец. Насколько я могла судить, он не брил грудь. Одинокий завиток волос был настоящим. Как и Лакшми, Калки пах белой кожей, аромат которой так притягивает нас, брюнетов.
Каким он был любовником? В последние дни века Кали мужские достоинства измерялись с помощью шкалы, значения которой стремительно убывали. Калки хорошо знал, что он делает, и при этом принимал в расчет меня. Насколько я могу судить, такое у мужчин встречается нечасто. Это обычно для женщин — то есть для той любви, которую мой дед-раввин называл «сапфической». Ему нравилось использовать греческие слова для описания сексуальных извращений гоев. Видел бы он меня сейчас! Или хотя бы тогда, когда мы с Калки лежали бок о бок на одеяле, которое Калки нашел (случайно ли?) в багажнике машины, припаркованной у храма, который недавно посетили мы с Джеральдиной. Шофер был невозмутим.
Я натянула брюки. Калки надел свою накидку. Я зашнуровала ботинки. Он сунул ноги в сандалии. Было прохладно, хотя солнце сияло вовсю и на небе не было ни облачка.
— Ну… — начала я и остановилась.
— Довольна? — Бог, дарящий свою благодать, не так уж отличается от мужчины, благородно поделившегося с тобой избытком сексуальной энергии.
— Пожалуй. — Я надела летную куртку. — Здесь холодно.
— Этот пруд…
— Вытек из большого пальца твоей ноги. Джеральдина мне говорила.
Калки отвел со лба золотистые пряди. Да, меня влекло к нему. Но даже в тот самый прекрасный миг совокупления, когда мое тело дрожало в экстазе так, словно я хотела как следует чихнуть (о Вейс, что ты сделал с моим словарем?), я думала не о влажной, гладкой, белой коже рук, державших меня в объятиях, но о Лакшми, регулярно получавшей то, что получила я. На мгновение я почувствовала себя Лакшми. И была счастлива.
— Ты не веришь в меня. — Калки говорил скорее с грустью, чем с досадой.
— Нет. — Лучше быть честной.
— Ничего, поверишь. В свое время.
— А как же Лакшми? — Вопрос был чудовищно глупым. С женщинами такое случается. Во время лунного затмения. Предвестника великого бедствия. Я не была влюблена. Но он мог быть влюблен. Я пишу чушь. Калки хотел секса. И я тоже. Думаю, в этом сказывалось влияние Гималаев. Я была чувствительна. Ощущала жар. А он был в своей стихии. Как большинство мужчин большую часть времени. Во всяком случае, так они думают. Что, впрочем, одно и то же. Я ненавидела Д. Г. Лоуренса, пока не прочитала Кейт Миллетт.
— Лакшми — моя жена навсегда. — Даже Г. В. Вейс не смог бы придумать героя, способного произнести такую тираду. Впрочем, в усталых фразах Калки было не слишком много чувства. — На вечные времена. — Калки подчеркивал буквальность этого выражения… подразумевая, что он бог. В чем я в тот холодный солнечный день, находясь вблизи предполагаемого истока реки Ганг, уверена не была.
— Не знаю, почему я заговорила о ней. Извини.
— Кого ты любишь больше, мужчин или женщин? — Все мужчины хотят это знать, уверенные в том, что я предпочитаю их.
— Женщин, — наполовину солгав, ответила я. — Но случай случаю рознь. До сих пор я не занималась сексом с богом. — Я дразнила его. Он отнесся к этому спокойно. Взявшись за руки, мы вышли из машины и направились к фаллосу Шивы. Проходя мимо темного сверкающего камня, Калки что-то пробормотал.
— Что ты сказал?
Калки усмехнулся.
— Я говорил сам с собой. Точнее, с одним из моих «я». Ты уже готова к Концу?
Я остановилась. Прямо перед нами стоял храм Будды. Я обратила внимание на то, что красные и золотые знамена трепал северо-восточный ветер. Сила привычки. У меня есть внутренний барометр. Который позволяет достаточно точно предсказывать погоду.
— Нет, — сказала я. — Хочу продолжаться.
— Всё и продолжится. Но в другой форме.
— Мне бы хотелось как можно дольше оставаться в этой форме.
— Возможно, так и случится.
— Лакшми сказала, что выживут немногие. Это правда?
Калки кивнул. Он редко смотрел на меня, когда говорил.
— Можно хотя бы намекнуть, как ты собираешься покончить с… этим циклом?
— Разве ты не видишь знаков? — Он не ответил мне прямо. — Воздух отравлен. Вода отравлена. И люди…
— Количество людей увеличивается в геометрической прогрессии, а производство сельскохозяйственной продукции — в арифметической, только и всего. В моей книге «За гранью материнства» этому посвящена целая глава.
— Следовательно, ты понимаешь, что человеческая раса находится в своей заключительной фазе. Поэтому я и пришел очистить ее, как было предсказано пророками.
— То есть уничтожить?
— Век Кали — век железа. Век железа — век правления зла. Он кончится, когда я воссяду на белого коня — что, между нами говоря, нонсенс, потому что я до смерти боюсь лошадей.
Мы немного посмеялись над этим. Ни над чем другим смеяться не приходилось.
— Бог должен уметь ездить на лошади и вообще уметь делать все, что ему понадобится.
— Но в данный момент бог представляет собой нечто составное. Я ношу облик Дж. Дж. Келли. Я ограничен его телом. Кстати, как оно тебе?
— Понравилось, — искренне ответила я.
— А его телу понравилось твое. — Калки улыбнулся. — Но он не сказал бы этого ни одной женщине.
По дороге в ашрам мы вернулись к своим прежним ролям интервьюера и скрытной знаменитости. Я спросила его о докторе Ашоке.
— У доктора Ашока много ролей. И он играет их с увлечением.
— Он из ЦРУ?
— Если он играет эту роль. — Это не было ответом.
— А Джейсон Макклауд?
— Нарк. — А это уже ответ.
— Ты имеешь дело с наркотиками?
— А что будет, если я скажу «да»?
— Не знаю. Ты можешь доверять мне. Особенно сейчас, когда я служу тебе.
— Но ты еще работаешь на Моргана Дэвиса и «Нейшнл сан».
— Я знаю, когда ты собираешься покончить с миром. Третьего апреля.
Калки это не понравилось.
— Лакшми сказала?
— Она хотела повлиять на меня. Показать, как мало осталось времени.
— Ты опубликуешь эту дату?
— Нет. А ты расскажешь мне про торговлю наркотиками?
— Нет. Есть более важные вещи, которые тебе следует знать.
— Например?
— Лети в Новый Орлеан. Там ты встретишь одного из Пяти Совершенных Мастеров.
— Как?
— Он найдет тебя. Не волнуйся. Принимай вещи такими, какие они есть.
Вот и все. Интерлюдия под названием «Катманду» закончилась. Я спустилась с гор. Разлюбила Лакшми и Джеральдину. Перестала рыдать по ночам. Выкинула валиум. Да, на какое-то время я позволила себе распуститься. Но когда «Боинг-747» приземлился в Лос-Анджелесе, я снова стала собой.
Калки не был богом. Я была в этом уверена. Кроме того, я была уверена, что он занимается торговлей наркотиками. Мне предстояло обнаружить связь между наркосиндикатом и новой религией. Было ясно, что такая связь есть. Я не верила, что третьего апреля Калки покончит с человеческой расой, как бы желательно это ни было.
Во что же я беспечно верила в прошлом марте? Я думала, что Калки не в себе. Но в то же время верила, что он действительно считает, будто он способен сделать то, о чем говорит.
Странно одно: даже самое тщательное мытье не мешало мне ощущать запах его светлой кожи, исходивший от моего тела. Он сохранялся целую неделю. Стигматы? Я надеялась, что Арлен этого не заметит.
4
1
В день моего возвращения из Азии мы с Арлен два часа занимались любовью. Я снова стала собой, хоть и слегка пошатывалась из-за разницы во времени. Я спустилась с гор.
