Андрей Рубанов - Жизнь удалась
Разблюев даже оскорбился:
— Матвей не такой. Он не аферист. Он осторожный человек. Он в долги влезать очень не любит. Когда мы берем кредиты — он сильно нервничает.
— Берете кредиты?
— Естественно.
— А говоришь — фирма успешная…
— Мы берем кредиты постоянно. Пятьдесят, семьдесят тысяч евро. Отдаем, потом опять берем. Это бизнес. Заемные средства нужны всегда. Надо же расти, развиваться…
— И где вы берете кредиты?
— В банке, где еще. Московский земельный банк. Его хозяин — Матвея старый приятель. Знаев. — Ковбой помолчал и процедил: — Кстати, этого Знаева, наверное, я бы тряханул. На вашем месте.
Вон как у него глаза сверкнули, сказал себе капитан. Тут все непросто. Даже интересно.
— Почему именно его?
— Они чуть ли не с детства дружили. В одном дворе выросли. Это, — Разблюев обвел рукой комнату, — начинали вместе. Как партнеры. Пятьдесят на пятьдесят. Потом Знайка соскочил. Сделал себе банк. А Матвею осталось вино.
— Они друзья?
— Нет. Сейчас — нет. Скорее, старые приятели. У Знайки банк, там у нашей фирмы счета… То есть доверие — существует. Но они не друзья. Кошка между ними пробежала, это точно.
— Поругались?
— Может, и так. Все это было давно. Без меня. Я пришел, когда Знаев уже отошел от виноторговли. Он… он вам про Матвея может многое рассказать. Они вдвоем поднимались. С нуля. Только говорить с этим Знайкой надо по-особенному…
— Почему?
Разблюев развел руками.
— Потому что он — Знайка. Все знает, но молчит.
— Ты его не любишь.
Разблюев вскинул глаза.
— А мы тоже были с ним друзья. Не лучшие друзья, но… В общем, вместе играли. В одной группе. Он на гитаре, я на барабанах. Рок-н-ролл. Давно было дело. В молодости. А теперь у Знаева друзей нет. Его друзья — деньги.
Да, очень интересно, повторил про себя капитан. Вместе играли рок-н-ролл. Тут не просто бизнес, вино. Тут — отношения. Старые обиды. Один разбогател. Другой — не смог. Не исключено, что и женщины всплывут… Кстати, да.
— Может, Матвей просто ушел к другой женщине? Как думаешь? Влюбился, все забыл, загулял…
Разблюев улыбнулся.
— От Марины не загуляешь.
— Согласен, — задумчиво кивнул капитан. — Дети у них есть?
— Нет.
— Почему? Ему сорок, ей… сколько ей?
— За тридцать сильно. В общем, возраст такой, что пора скрывать.
— И у них нет детей?
— Значит, не хотят. Сейчас таких много. Тех, кто не спешит строгать потомков. А может, хотят, но не получается… Или есть еще какая-то причина. Я не интересовался.
Капитан вгляделся в лицо Разблюева. Именно такие и играют рок-н-ролл, подумал он. И носят куртки с заклепками. Ушедшие в себя, во всякую свободную секунду постукивающие пальцами по первой попавшейся поверхности. Музыканты. Как они потом попадают в бизнес? Как умудряются сделать деньги? Мне пятый десяток, а я ничего не понимаю в этой жизни.
— Вы десять лет вместе, — сказал сыщик, — ты его правая рука. Маловато ты знаешь о Матвее.
— Так получилось.
— У него есть свой кабинет? Ну-ка, покажи мне его. Прямо сейчас.
Ковбой поднялся со стула и запустил костлявую ладонь в карман штанов. Ага, подумал капитан, ключики от хозяйского кабинета имеет при себе. Может, метит на место босса? Нет, не похоже. Если б метил, уже бы там сидел. Пользуясь боссовой отлучкой.
Разблюев включил свет. Капитан с восхищением пробормотал:
— Обстановочка.
— Матвей тут все сам лично продумал, — сказал Разблюев. — Знаете, что такое «запах старых денег»?
— Нет.
— Это когда входишь в дом — и понимаешь, что у его хозяина были богаты и папа, и дедушка.
— А у Матвея папа с дедушкой были богаты?
— Нет, конечно. В нашей стране запах старых денег давно выветрился. Матвей создал имитацию. Мы же вино продаем. Лучшее в мире. Французское. У нас есть вина по десять тысяч евро. Мы — респектабельные. Наше вино пьют снобы. У нас есть клиенты, которые в магазины за вином не ходят. И вообще в магазины не ходят. Никогда. А заказывают ящиками. Самое дорогое. С доставкой. Мы ж в Москве живем. Тут с деньгами порядок…
— Короче, кабинет сделан, чтоб пыль в глаза пускать, — подытожил Свинец на понятном себе языке. — Показуха.
— Коммерческий расчет, — аккуратно поправил Разблюев.
— Я так и сказал.
Стену против входа украшал иконостас цветных фотографий — все, как одна, в стильных рамах под старину. Капитан поспешил подойти. Ткнув пальцем, спросил:
— Это он? Матвей? — Да.
Свинец всмотрелся. Серия снимков представляла исчерпывающие и неопровержимые доказательства сверхуспешности как хозяина кабинета, так и его виноторгового дела. Хозяин: прямоугольное, простое, вызывающее симпатию лицо умеренного жизнелюба, несколько стеснительно (но и победительно тоже) взирающего близко посаженными глазами в объектив, — по большей части со скромной улыбкой, чуть сдвигающей вбок весомый бульдозерный нож квадратной нижней челюсти. Хозяин в белых штанах на фоне прибоя; хозяин, многозначительно выглядывающий из-за виноградной лозы; хозяин с бокалом красного; хозяин, пьяный в зюзю, в обнимку с усатыми и носатыми толстяками, очевидно — виноделами; хозяин рассматривает нечто средневековое; хозяин у подножия Эйфелевой башни; хозяин подле огромной стойки с разнокалиберными бутылками, их сотни; хозяин жмет руку лощеному патриарху в запонках, не иначе тоже хозяину чего-то; хозяин дефлорирует пузырь шампанзеи; хозяин в кабриолете; хозяин с клюшкой для гольфа… И парадный портрет: хозяин с крокодиловым кейсом, в полупрофиль, выдвинутым подбородком готов таранить будущее, как таранит белые глыбы замерзшей воды нос ледокола.
Пропорциональная фигура, мужицкие ладони. Везде раскованная, свободная поза. Везде в пиджаке. Почти везде — в галстуке. Преуспел! — намеками либо прямо заявляли галстуки, позы, винные бочки и разбивающиеся у ног сине-зеленые волны. Смог! Добился! Пролез. Достиг. Допрыгнул. Жизнь удалась.
— Он каждый год во Францию ездит, — пояснил Разблюев.
— Может, он и сейчас там? — игриво спросил капитан. — Завел себе француженку, домик купил и сейчас выбрал момент драпануть?
— От Марины не драпанешь.
— Я присяду?
Не дождавшись разрешения, Свинец уселся в кресло — с виду комфортабельное, крытое лоснящейся кожей, оно оказалось неожиданно твердым, предназначенным именно для того, чтобы работать: вертеться, азартно елозить и подпрыгивать в процессе борьбы за деньги — и огладил рукой стол. Попытался вообразить себя Матвеем Матвеевым, продающим, сидя тут, вина по пять тысяч евро за флакон. Однако с гудящей дурной головой вообразить что-либо полезное было трудно, и пришлось просто закурить новую сигарету.
— Коммерческий расчет, — сказал он по слогам. — Стало быть, Матвей человек расчетливый. Спокойный. Осторожный. Бесполезному уголовнику Соловью платит две тыщи долларов в месяц, чтоб не иметь за спиной недоброжелателя. То есть твой босс — умный?
— Да, — кивнул Разблюев.
Вот я — тоже умный, подумал капитан. Еще какой. Вон как ловко психологические портреты составляю. Только кой хер я при таком уме в свои сорок три года всего лишь капитан, и все, что у меня есть, — купленная в кредит квартирка на окраине? Не зря от меня мои жены сбежали.
— Может, он все-таки от жены сбежал?
— От Марины не убежишь.
Свинец помолчал. Напротив на особом столике располагался оснащенный стальным винтом механизм, смахивающий на средневековое устройство для пыток.
— Это что?
— Люлька. Чтоб правильно декантировать.
— Понятно, — сказал капитан, ничего не поняв. — А у тебя с Матвеем какие отношения?
— Нормальные. Он меня сюда по старой дружбе взял. Хотите выпить?
— Нет.
Разблюев вышел в общий зал, вернулся с початой бутылкой водки и стаканом. Ловким точным движением налил себе. Проглотил, не морщась. Очевидно, давно знал свою единоразовую дозу.
— По старой дружбе, значит?..
Ковбой охмелел мгновенно. Очевидно, хорошо выпил еще несколько часов назад, успел протрезветь, и сейчас его сразу развезло от ста с небольшим граммов. Несколько мгновений он стеклянными глазами изучал ряды бутылок в шкафах, потом перевел взгляд на капитана и тяжело вздохнул:
— Знаете, я ведь никакой не бизнесмен. Или, лучше сказать, никакой бизнесмен. Я музыкант. Барабанщик. — Он выразительно помахал руками, демонстрируя, каково это, быть барабанщиком. — Говорят, хороший барабанщик. Точнее, был хороший… Талантливый. Всю молодость барабанил. Самое большее, что мне платили, в период расцвета моей, так сказать, музыкальной карьеры — двадцать долларов за выступление. В месяц выходило триста. Если каждый вечер выступать. А еще надо же и репетировать… Пытался бросить. Много раз. Не получалось. Знаете, почему?
