Илья Бояшов - Путь Мури
– И, зная об этой сетке, вы остаетесь? – удивился Мури.
– А кому из нас надобно спешить отсюда? – в свою очередь удивился перс. – Эй! – позвал он своих. – Может быть, тебе, Лохматый? Или старику Юмму, которого едва откачали, принеся сюда. Да-да, у него ведь кишки вываливались, пришлось зашивать живот! Или Одноглазому захотелось вновь постранствовать?.. Они отсюда ни за что не убегут, – подвел итог перс, вновь обратив к Мури плоскую, словно блин, морду. – Можешь мне поверить.
– Это оттого, что у вас у всех отрезаны яйца, – заметил боснийский кот.
Перс укоризненно покачал головой:
– Ты не слишком-то вежлив. Оно и понятно, бродяжничество не приводит к хорошим манерам. Но ты не прав, многие из нас неделями жили здесь, пока Эрнст Петмюллер не сделал свое дело. Более того, Одноглазый даже признателен ему за это, не так ли?
– Все проблемы отпали, – согласно заявил Одноглазый. – Посмотри, в драках меня всего измолотили – я жил сам по себе за городом. Счастье, что меня подобрали! Конечно, я пометался поначалу, обнюхал углы, а потом поразмыслил и подумал – нечего кочевряжиться, одного глаза у меня уже нет, жить-то всего ничего, сдохну на свалке, как последняя собака, – а здесь привалило такое!.. Чего уж тут размышлять! Да со мной все согласны – спроси, тебе то же самое ответят. Так что вот она, сетка, вот ящик для пищи, вот улица – выбирай сам, никто неволить не будет.
– Мы удивились, отчего ты так заметался, будто тебе под хвост перцу насыпали, – продолжил перс, – даже понять поначалу не могли, чего тебе надо.
– Вы, все здесь находящиеся, не могли этого понять? – спросил Мури.
– Да, – простодушно ответили обитатели.
– Владения мои – деревня Месич в Боснии, – сказал тогда пришелец, несколько преувеличивая бывшую собственность. – Но деревня сгорела, те, кто мне прислуживал, – исчезли… Я иду собирать то, что мне принадлежит.
Коты с интересом выслушали это заявление. Одни из них повалились от смеха на спину, другие принялись бить хвостами по теплому полу вольера – парень показался им весьма забавным. Персу, как и другим, не удалось сдержаться – он расплылся в улыбке всей плоской необъятной мордой:
– Посмотрим, как ты запоешь, когда сегодня сюда вечером доставят индейку в собственном соку. Тут почти каждый день такое добро привозят. Мы здесь до того дошли, что с крысами делимся… Посиди хотя бы денек да приглядись – а там и Эрнст Петмюллер тебе покажется ангелом. А ведь нам к вольеру приносят целые заячьи тушки. Нам вываливают целыми ведрами гусиный паштет! Ты-то сам видел когда-нибудь целое ведро гусиного паштета?..
Здесь Мури не выдержал и выступил перед этой толпой кастратов с неожиданной речью.
– Разнесенная в клочья жизнь вновь должна собраться! – заявил он. – Слуги должны быть найдены, чтобы вновь послужить господину. А вы живете лишь для того, чтобы жрать в три горла гусиную печенку. Кто вы тогда, как не трусы, отказавшиеся от всего ради потрохов? Слабовольные! Ваши лапы уже не слушаются вас, и ваши усы не ловят ветер. Да как вы можете оставаться в своих углах, ходить под себя и ждать, когда двуногие засыпят вас в выгребных ямах? Кладбище, где по порядку вырыты вам ямы, – вот ваше будущее!
После подобной отповеди в вольере возникло задумчивое молчание. Наконец перс, оглядев своих товарищей, спокойно ответил:
– Так в чем наша вина? В том, что довольны едой и кровом? В том, что после нашего конца нас похоронят, а не оставят гнить в придорожной канаве?.. Эх, приятель! Побродяжничал бы ты с детства да потыкался бы по углам. Обварили бы тебя кипятком хотя бы пару раз или попали камнем по хребтине… Так что отправляйся – вот Бог, а вот порог; поддень сетку носом – и избавишься навсегда от нашего присутствия.
Мури не надо было упрашивать дважды.
Кот не подозревал, какие вокруг кипят страсти – статья Джона Дили «Мы и океан» подлила масла в огонь, и два врага схватились уже не на шутку.
«Опять эти жалкие попытки поднять мир животный до уровня мира человеческого! – горестно восклицал Беланже («Техника и реальность», 1994 г.). – Beata stiultica![11] Поначалу был гусь. Теперь сюда присовокупили дельфинов! М-р Дили, вроде бы серьезный, ответственный ученый, попался на ту же жалкую удочку, которую с завидным постоянством закидывают Стаут и K°. Что же мы видим? Вновь избитые доводы, от которых у любого мыслящего специалиста опускаются руки. Джон Дили пытается расшифровать «разговоры» касаток, он утверждает, что вот-вот установит полный контакт с дельфинихой Тони. Прекрасно! Отчего тогда не завести дружбу с крокодилом или, на худой конец, с анакондой? Впрочем, не рекомендую Джону Дили устанавливать подобные «контакты» – итог вполне предсказуем. Но не успокаивается Стаут – фантазиям этого господина нет предела. Засучив рукава, он без конца проводит свои шарлатанские конференции и, что самое поразительное, находит еще чудаков, готовых финансировать проекты, вроде постройки гигантского океанария в Оклахоме. Более того, г-н Стаут всерьез собирается создать целый (целый!) институт, который займется, цитирую, «проблемами перевода языка морских обитателей на язык человеческий». И это безумие происходит в конце двадцатого века! Мiserabile dictum!..[12]»
«Я всегда признавал и буду признавать разум за теми, кого типы, подобные Беланже, оттесняют в самый конец эволюционной цепи, – резко отвечал Стаут в журнале «Флора и фауна». – Я никогда не сомневался в том, что наличие у высокоразвитых животных интеллектуального начала будет экспериментально доказано. Опыты Дили и других энтузиастов приближают нас к осознанию того факта, что у касаток, за которыми уже длительное время наблюдает Джон, присутствует ярко выраженное мышление. До разговора с ними – один шаг! И он будет сделан. А там, где разум, – там и цель! – не мог в конце не наступить на мозоль своему визави неугомонный Пит. – Впрочем, cujusvis hominis est errare; nullus, nisi insipientis in errore perseverare![13]»
Раз уж дело дошло до китов – ненадолго оставим Мури. Настало время поведать еще об одном персонаже.
У кашалотов хорошая память – Дик запомнил, как сорок пять лет назад мать оттолкнула его:
– Нет, нет и нет, малыш! Будь любезен, сам теперь позаботься о себе!
Китиха лежала на водных качелях подобно огромной седой глыбе. Большое стадо, в котором полным-полно было родственников – всех этих родных и двоюродных тетушек, сестер и братьев, включая отца, – паслось тогда в двухстах милях от Перл-Харбора, в водах, полных тунцов и кальмаров – раздавались треск и мычание их голосов. С рождения днем и ночью слышал кашалот этот постоянный фон, в котором не умолкали вопли крачек и бакланов, пощелкивание, скрежет, гудение, сопение, мычание, хрюканье и бормотание миллиардов живых существ, шорох воды и причитание ветра.
– Нет, нет, – повторила мать, решительно отстраняя китенка от брюха, к которому он так привык прикасаться. – Поищи-ка сам себе пропитания. К тому же твой аппетит уже нельзя утолить молоком…
– А что ты хотел? – буркнул прожженный жизнью самец, пасшийся невдалеке от стада. Старец лениво заглотил биомассу, плывущую ему прямо в пасть. Он не стал награждать натолкнувшегося на него годовалого детеныша хлестким ударом хвоста, хотя мог бы и возмутиться. Но обратил внимание на белую спину сосунка – явление среди кашалотов уникальное. – Что ты хотел, Белая Спинка? – еще раз щелкнул старикан, отправляя в свой желудок очередную тонну креветок. – Хватит тереться возле бабьих сосков. Отсюда, из этих благословенных вод отправляйся на север, к великой земле, туда, где реки выбрасывают в океан пресную воду. Туда устремляется на нерест лосось – самое большое лакомство, которое я когда-нибудь поедал на свете. Полакомишься – поднимайся наверх до островов, покрытых ледяной коркой и шапками дыма, до айсбергов, до ледяных границ. Вода там хоть и холодна, но изобилует пищей – только в тех местах попробуешь осьминогов, треску и катранов. Пасись и насыщайся, пока осенью тебя не прогонит холод. И не вздумай жадничать. Иначе не заметишь, как лед окружит со всех сторон! Из подобных ловушек мало кому удается выбраться… Когда я был совсем молод и глуп, то чудом спасся – от ледяной кромки до чистой воды пришлось нырнуть на расстояние до пяти миль. И мне еще повезло – хватило воздуха.
Кит нырнул за новой порцией креветок. И продолжил:
– Закончил дела на севере – спускайся к югу, к жарким водам, которые прогревает солнце. Спускайся все ниже, пока не очутишься на другом конце земли – там, в глубинах, живут гигантские кальмары… Охота за ними – занятие не из легких, но оно того стоит. Да и не мешало бы тебе покрыться боевыми рубцами. Такой кальмар уж схватит так схватит – клювом челюсть может прокусить…
Проглотив очередную съедобную стаю и выпустив воду из дыхала, старец закончил обучение:
