Стелла Даффи - Сказки для парочек
Я — отлученный от церкви священник, который только и ждет своего часа, чтобы затеять смуту.
Кроме того, очень важен хронометраж. Поцелуй хронометрирован, секс тоже. Вовремя предложить щепотку кокаина, строго дозированную и беспечно высыпанную в ложбинку между моими ключицами. Вовремя перелить шампанское из моего рта в его; вовремя слизнуть кончиком его жадного языка пенистую струю, свободно текущую меж моих грудей. Вовремя сжать мускулы, искусственно приближая оргазм. Естественные ритмы наших тел не более совместимы, чем у любой другой пары, но я творю единство не медля. Не для нас месяцы и годы ожидания, пока мы сольемся воедино. Я способна раздваиваться; каждую свежую мысль, зародившуюся в его присутствии, вручаю ему, как дань. И вскоре мое воображение становится его фантазиями. Мы образуем симбиоз, Джош потрясен. Запертый в четырех стенах вины, желания, стыда и удивления, он приходит в отчаянный восторг от законченных в два голоса фраз, от нашего клонированного вожделения. Он понимает, что мы ведем себя как пара, идеально настроенная на одну волну. Сродство, для достижения которого ему с Мартином потребовались годы, мы обрели всего за несколько сеансов отборного краденого секса. Он изумлен. Он почитает это чудом. Он видит в этом тайну.
А вся тайна в том, что домой я возвращаюсь выжатая, как лимон.
На задворках его сердца не умолкает назойливый голосок, который со временем становится все громче и громче. Нахальный голосок советует чистосердечно во всем признаться, а потом загладить свою вину. Вечный Жид на исповеди у еретика-католика — это не совсем то, что я имела в виду. По крайней мере, не сейчас. Примирение — наименее подходящее таинство из предложенного ассортимента, я всегда предпочитала последние ритуалы.
К тому же, у нас еще есть время, прежде чем наступит черед дознанию и изгнанию. Я пока не насытилась. За исповедью неукоснительно следует отпущение грехов — как апофеоз прощения. А так не годится. Не для того я затеяла все это, потратила столько сил. Не для того сублимировала свою личность, чтобы какая-то пара, пережив горькую измену, сплотилась еще крепче и ограбила меня, лишив заслуженной награды. Какой смысл выкладываться, если моя щедрость не раздавит их в лепешку? Последовательность — первейшее мое достоинство.
Разбивать сердца — первейшее мое умение.
Мы снова трахаемся. Очень скоро я добьюсь своего.
25
Дэвид ждет. Собирает информацию, сличает доказательства. Ожидание третьей части займет столько времени, сколько займет. Он не может поторопить сестру, да и — с тех пор, как ему открылся Лондон, — не хочет. Он примет все необходимые меры, чтобы следить за ней, а пока суть да дело, он тоже намерен пожить в свое удовольствие. Принц спит до полудня, затем — поскольку даже самый утонченный эстет должен иногда питаться — осеняет своим присутствием ресторан, всякий раз иной. Дэвид радуется, что в зимнем городе хватает теплых уголков, где можно укрыться, покурить и просто поглазеть на мир, пока не померкнет дневной свет, мелькнув кроваво-красным заревом за утепленными витринами. Дэвиду нравится глазеть. Там, в дворцовом городе, смотреть не на что, право, не на что. Солнце светит непрерывно, луна всегда голубая, птицы поют, и все кругом прекрасно. Дворцовый мир безусловно прекрасен. Но Дэвид обнаружил, что совершенство не обязательно гарантирует качественные вечерние развлечения.
Он выходит из дома, впереди еще один рабочий день. Принц понимает, что слегка кривит душой — он гуляет, а не работает. Бродит по Лондону, а когда ноги устают биться о щербатую мостовую, залезает на крышу автобуса, предусмотрительно выбирая опытных вожатых, тех, что умеют плавно огибать острые углы. Вечерний туман увлажняет его идеально взбитую челку. Он ест фалафель на Сент-Мартин-лейн, и китайские кокосовые булочки на Литтл-Ньюпорт-стрит, и терпеливо едет по верху домой, где его ждут ямайские пирожки и крепкое пиво. Он жадно разглядывает разномастных зазывал и еле плетущихся бродяг; день проносится стремительно — мысленной видеозаписью, включенной на ускоренный просмотр. Дэвид счастлив. Он притворяется, будто у него отпуск. Обманывает себя. Если принцессе — представительнице матриархальной линии — позволено иногда создавать собственные правила, принц всегда следует установленным законам. А если и не всегда, то в конечном счете.
Когда Дэвид возвращается домой, автоответчик портит ему настроение, слепящий красный огонек мигает с укором. Сообщения из дворца. Король желает знать, почему его единственного сына не было сегодня утром в Счетной палате. Король всегда был немножко рассеянным, но с тех пор, как изобрели новую монетарную систему, дела в палате пошли их рук вон. Даже самое соленое масло на бутерброде не может утешить короля. Он ворчит, хнычет и в раздражении бросает трубку.
Ее Величество лучше владеет собой.
— Дорогой, это мама. Я. Королева. Послушай, милый, дело в том, что мы не очень понимаем, как там у тебя подвигаются дела. Из отчетов, которые ты прислал, видно, что пока сделано не очень много. Тобой сделано, я хочу сказать. Очевидно, наш женский генетический код отличается большей шустростью, если можно так выразиться. Теперь мне понятно, что ответственность за происходящее в основном лежит на ней, но не мог бы ты ускорить события? Продумай об этом, ладно? Вот и умничка. Не то, чтобы я жалуюсь, Дэйви, но время идет, а мы не становимся моложе. То есть, строго говоря, это не совсем верно, с тех пор, как изобрели динамику возрастной инверсии… но о-хо-хо, ты понимаешь, что я имею в виду. И ужасно хочется, чтобы ты успел на бал, вы оба. Если это в принципе возможно… а если нет… знаешь, мы придумали еще один план, который тебя, возможно, заинтересует…
Автоответчик пикнул, Ее Величество израсходовала положенные две минуты; у техники нет никакого уважения к правам помазанников божьих. Опять двойной сигнал. И снова королева:
— Хм-м, так о чем же я?.. А, точно! Так вот, как я уже сказала, хочу, чтобы вы оба вернулись к балу, но… хм… как бы половчее выразиться? Если ты приедешь один, тоже неплохо. Видишь ли, у нас будет еще один ребенок. Еще одна маленькая принцесса, как мы полагаем. Разве это не чудесно? В свое время я намеревалась родить целую дюжину, но папа сказал, что тогда мы разоримся на бальных туфельках, да и к тому же в последнее время ощущается нехватка приличных принцев… Словом, коли ее нельзя вернуть домой, мы не станем расстраиваться. Что хорошего в том, если по дворцу будут бегать сразу две принцессы? Папарацци нам покоя не дадут, они просто поселятся на дворцовой лужайке. И, честно говоря, я начинаю подозревать, что она зарится на мою должность, а так не годится, правда? Посему, Дэйви, милый, сделай, что в твоих силах, чтобы ускорить процесс, а потом закругляйся. Прежде, чем она примется за номер три. И ты ведь не забудешь привезти ее сердце? Знаю, милый, это ужасно архаично, но мы должны блюсти традиции, да и публика любит, когда предъявляют доказательства. И кроме того, в нашей стране есть место только для одной королевы сердец, верно? Мне надо бежать, малыш, крепко тебя целую.
Дэвид перематывает и стирает сообщения. Он смущен. Он всегда полагал, что у его сестры нет сердца. Эту историю ему рассказывали с раннего детства, она известна всем. Принц торопливо набирает номер дворца. Протокол требует, чтобы он осведомился о здоровье всех четырех покойных бабушек и дедушек, о половой жизни матери, банковском счете отца и полностью проигнорировал беременность королевы. Получив положительные ответы на все вежливые вопросы, он наконец спрашивает о сердце.
Ее Величество смеется:
— Нет, дорогой, ты совершенно прав. Пока у нее ничего нет. Но будет, я полагаю.
— Так было предсказано?
— Не совсем. Я вчера гадала на внутренностях. Мы казнили одного молодого человека.
— За что?
— Он разбил футбольным мячом окно во дворце. Всюду осколки. Кошмар.
— Но, мама, это несправедливо.
— Потом мы вернули ему жизнь, милый, не будь таким неженкой. Нам с папой надо было позарез знать, какая будет погода сегодня. Мы собирались на пикник. А поскольку Его Величество отказался от кофеина, чайных листьев для гадания в запасе не осталось.
— И сейчас светит солнце?
— Нет. Льет и льет, как при недержании. Наверное, я перепутала восходящую толстую кишку с нисходящей. Между прочим, у парня был жутко распухший аппендикс. Мы его удалили, чтобы в будущем он его не беспокоил. Это предзнаменование, поверь мне. Так утверждает фея Здоровья. У твоей сестры отрастет сердце. Не удивлюсь, если уже к концу года. Не волнуйся, оно будет не слишком большим. При желании ты сможешь удалить его маникюрными ножницами. Мне надо бежать, милый. Папа приготовил ланч.
— А что вы едите?
— Мед, дорогой. Хлеб с медом. Никаких новшеств, мы не изменяем нашим добрым обычаям. Ты ведь не забудешь про сердце, да? Пока, малыш!
