Роза Ликсом - Купе № 6
Мужчина показал на волосы девушки.
— Что челка, что затылок — один черт. Не очень-то красиво, — засмеялся он, по-отцовски накрыл руку девушки своей рукой и сжал.
— Мы хорошо подходим друг другу, злая ведьма и Кощей Бессмертный... В этой стране живет свыше сотни разных народов. Если один из них или парочку уничтожат, никто и не заметит. На севере пасут оленей, а в Грузии делают вино. Вокруг нас северная тундра и бескрайние леса. На юге простираются степи, на юго-востоке — пустыни, на Кавказе — высокие горы и глубокие ущелья. Ветер со свистом гуляет по ущельям, разгоняя огромные тучи. Крымское побережье и белорусские болота. Поволжские лапти и гопак, чеченская лезгинка, якутские шаманские бубны, чукотские, айнские, самодийские и корякские олени, калмыцкие овцы и казацкие сабли, тамбовский окорок, волжская стерлядь и рязанские яблоки. Всего с лихвой... да ладно уж. Один грузин сказал мне как-то, что история грузин и армян намного старше и величественнее, чем история русских. Что русские еще ухали в пещерах, когда в Грузии возводили церкви и слагали поэмы. Но это ложь.
Поезд хрипло просвистел, вагоны дернулись и, скрипя, стали набирать ход. Раиса стояла на самой верхней ступеньке тамбура, держалась рукой за поручень и помахивала ногой в воздухе.
— Все малые народы и их прекрасные культуры процветают как никогда, хотя в действительности они должны были бы стать русскими. Все эти тысячи языков сохраняются у нас из года в год, хотя одного русского было бы вполне достаточно. Мы русские — неприхотливый, выносливый и терпеливый народ, мы благосклонно позволяем другим жить с нами. Но это не может продолжаться бесконечно.
Мужчина достал иголку и нитку и стал зашивать порвавшуюся лямку у сумки. Время от времени он поглядывал на радио, откуда доносилась Седьмая симфония Бетховена.
— Хоть бы кто-нибудь запел, а то от этого чертового грохота волосы в ушах начинают расти.
Размашистый Улан-Уде с его самой большой в мире головой Ленина на центральной площади исчезли вдали. Поезд стучал колесами, рассекая дикие просторы погребенной под снегом вечной тайги, огибая снежные вершины. По краям раскинувшейся равнины высились длинной цепью черные хребты гор. Девушка думала о Митьке и о металлической решетке в окне психиатрической больницы. Согласно диагнозу армейского врача, Митька страдал психическим заболеванием, и его стали пичкать психотропными лекарствами. Когда здорового человека заставляют принимать такие таблетки, то ничего хорошего за этим не следует. Митька серьезно заболел в этой больнице, он отказывался от еды, а его душевное состояние было далеко от идеального.
В стакане звякнула ложка. Мужчина отложил шитье в сторону и теперь возился с бутылками: вытирал их, изучал этикетки, проверил, запечатаны ли они. При этом не открывал, лишь смотрел и умилялся.
— Если нашему брату предстоит выбрать из двух зол, я всегда выбираю оба.
Немного позже мужчина разложил на столе стебли сельдерея и чеснока и открыл банку с холодным борщом. Девушке он протянул большую ложку. Он пыхтел и причмокивал, а его большие уши при этом тоже двигались. Время от времени он добавлял в суп немного кипятка и сметаны. Борщ был действительно вкусным, купе быстро заполнил запах сельдерея. Мужчина открыл для девушки бутылку пепси-колы.
— Надо же тебе хоть раз за всю поездку освежить рот каким-нибудь привычным вкусом. Это напиток Брежнева, и поэтому я его не пью.
Поезд прибыл в Хабаровск около полуночи. Надпись на здании вокзала была покрыта толстым слоем снега, впрочем, как и крыши стоящих на запасном пути вагонов. Девушка поспешила выйти. Ночной мороз обжигал лицо. Воздух был таким колким, что казалось, даже дышать можно с трудом. Несколько едва мерцающих желтым светом фонарей тщетно старались осветить здание вокзала. Густая ночь настолько переполняла город, что девушка готова была повернуть обратно.
Усилием воли она толкала себя вперед и вошла наконец в здание вокзала. Внутри не было ни души, окошки касс закрыты. Из темноты на нее смотрели лишь неработающие киоски товаров в дорогу.
Девушка прошла через зал ожидания, мимо киоска с пластмассовыми ручками и блокнотами. Ей навстречу вышла толстая кошка. Она с любопытством посмотрела на девушку, повела хвостом, перепрыгнула через кучку грязного снега, принесенную с улицы сапогами пассажиров, и скрылась за киоском Союзпечати. Перед центральным входом в вокзал за целый день образовалась огромная лужа, которую ночью сковал мороз. На ее поверхности блестела ледяная корка.
На краю вокзальной площади стояли две черных, женственно улыбающихся «Волги» с летящим на капоте оленем, один «москвич», маленький красный «запорожец» и ядовито-зеленая «победа». Моторы работали, водители болтали, собравшись в круг. Вся площадь была наполнена густым туманом выхлопных газов. Девушка несмело подошла к мужчинам и спросила, не мог бы кто-нибудь из них отвести ее в гостиницу «Прогресс». Мужчины разразились смехом. Один из них, с черными усами и золотым зубом, подхватил ее рюкзак и кивнул на свой «москвич».
Водитель включил радио, и голос Галины Вишневской, исполнявшей арию Татьяны, пишущей письмо Онегину, наполнил салон машины. Коробка передач гудела, мотор ревел, перекрывая голос певицы. Весенняя слякоть, схваченная ночным морозом, блестела в свете половинчатой луны. Водитель повернулся и посмотрел на девушку.
— Хабаровск — самый красивый пограничный город на свете. Здесь есть самое большое чудо двадцатого столетия — Амурский мост. На другой стороне Китай, наш пригород. Если хочешь, я завтра покажу тебе мост. Заберу тебя ровно в двенадцать от гостиницы. Хорошо?
Зеленый глаз такси мигнул, и машина скрылась в густом морозном тумане. Девушка вдохнула ночь большого города. Небо над городом было иссиня черным на юге, а на востоке мерцали грязно-желтые огни далекой гавани.
Девушка долго колотила в дверь шестнадцатиэтажной гостиницы, прежде чем ей открыла заспанная седовласая женщина в домашних тапочках. Холл был слабо освещен. На стене рядом друг с другом висели репродукции «Корзины с фруктами» Сезанна и «Богатырей» Васнецова. Девушка протянула свой гостиничный ваучер, заполнила груду потертых бланков и поднялась по лестнице на тринадцатый этаж, так как лифт не работал.
Номер был большим, а кровать широкой и чистой. Батарея шипела как утюг. Девушка открыла кран в ванной. Он стал злобно плеваться ржавой водой. Миллионный город спал глубоким сном.
Сумрачный туман морозного утра наполовину закрыл желтую луну, на восточном краю неба мелькнул пурпурный край. Девушка смотрела сквозь шуршащие простыни на пропахший куревом светильник из терилена. Она уже видела такой когда-то, но не помнила где. Она отодвинула замызганные шторы в сторону и впустила утро в комнату.
Солнце зависло на другом берегу Амура, в Китае. Оно бросало ледяные лучи на пологие крыши многоэтажных домов. Посреди реки пролегал судоходный фарватер, за ночь отдельные льдины взгромоздились друг на друга, образовав торосы. Отчаянно дребезжащий карминно-красный трамвай двигался где-то далеко внизу.
Живое солнце продолжило свой путь. Оно взбиралось с открытой ледяной спины Амура на заснеженные крыши просыпающихся домов. Желто-красный свет, густой поток маленьких снежинок и гомон спешащего на работу люда влетали в комнату сквозь открытую форточку. По лишенному деревьев бульвару прогуливались едва различимые сквозь снежные насыпи, маленькие, словно муравьи, неспешные человечки, держа в руках продуктовые сумки, коробки с копченой рыбой и банки с огурцами. На капотах машин блестела изморозь, клаксоны гудели, моторы визжали, выхлопные трубы царапали покрытый льдом битум, троллейбусы искрили рогами, трамваи дребезжали от остановки к остановке.
Девушка сходила в душ, высушила волосы, лениво и с наслаждением оделась и спустилась в ресторан, где ей были предложены остывший чай и хорошая жирная рыба.
Внизу, ожидая девушку, кряхтела похожая на самоделку развалюха «москвича». Завидев вчерашнюю гостью, водитель удовлетворенно кивнул. Девушка какое-то время постояла во дворе гостиницы, прислушиваясь к доносившимся откуда-то с улицы мелодиям о безответной любви, потом юркнула на заднее сиденье, и «москвич», рванувшись с места, загромыхал по снежной улице. Из-под чистого снега, тающего на полуденном солнце, проглядывал черный шлак близлежащих заводов.
Водитель, поглядывая в зеркало, рассматривал девушку. Это был потрепанный жизнью сутулый старик с утомленным лицом и погасшими глазами. Густые брови срослись на переносице, бакенбарды плавно переходили в бороду, редкие волосы на голове были уложены с помощью кваса. Ночью он выглядел совсем иначе, даже золотого зуба теперь не было видно.
— Вы землемер?
Девушка ничего не ответила. Водитель снова взглянул на нее в зеркало.
