Анна Берсенева - Вангелия
Она не спросила, кто стучится в ее дверь. За время болезни она научилась чувствовать появление Незнамова до того, как видела его на пороге своей комнаты. С чем связано такое «ясновиденье», Ольга старалась не думать: слишком смущали ее подобные размышления.
– Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? – спросил он входя.
– Спасибо. Гораздо лучше. Я встану.
– Не спешите вставать, – возразил Незнамов. – Голова закружится – упадете. Это вам ни к чему.
– Алексей Сергеевич, я… – взволнованно начала Ольга. – Я чувствую себя…
– Плохо?
– Я чувствую себя крайне неловко, – закончила она.
– Почему?
– Вы спасли меня от смерти, а теперь…
– Не преувеличивайте, – не дав ей договорить, поморщился Незнамов. – Я оказал вам элементарную врачебную помощь. Это отнюдь не спасение от смерти.
Ольга уже понимала, что он терпеть не может дамских сантиментов. И все-таки…
– …а теперь вы лечите меня бесплатно, – твердо закончила она. – И вдобавок приносите мне еду.
Незнамов в самом деле разворачивал на столе какие-то свертки, источавшие аппетитный запах. Бумага, в которую была завернута еда, употреблялась в лавке из дома напротив.
– Вам необходимо калорийное питание, – холодно заметил Незнамов. – Ольга Андреевна, я привык доводить до логического финала то, за что берусь. Я взялся вас лечить, значит, должен добиться вашего выздоровления. Полного выздоровления, – подчеркнул он. – Если вы будете правильно питаться, оно скоро наступит. И разумеется, если вы не будете торопиться вставать.
– Но ведь я не могу лежать бесконечно! – воскликнула Ольга.
Смущение ее лишь возросло от того, что Незнамов посмотрел ей прямо в глаза внимательными серыми глазами. Что означает его взгляд? Осуждение, быть может? Нет, никогда она не поймет его! А как хотелось бы…
– Вам необходим покой, – сказал он. – Не только физический, но и душевный. А его-то, по моим наблюдениям, у вас и нет. Вы не позволяете себе быть спокойной. Что вас тревожит?
Теперь его взгляд пронизывал ее, казалось, до самого донышка души. Она не хотела рассказывать о своей тревоге, видит бог, не хотела! Но этот взгляд… Невозможно было не то что солгать, но даже утаить что-то под таким взглядом.
– Что я буду делать дальше? – с тоской проговорила Ольга. – Ведь я не могу бесконечно пользоваться вашими благодеяниями. Я должна найти работу. Но я уже искала ее, искала… Безуспешно.
– Насчет моих якобы благодеяний я уже все разъяснил, – сухо сказал Незнамов. – А насчет работы… Ольга Андреевна, я веду прием в клинике нервных заболеваний. Мне нужна ассистентка. Буду очень признателен, если вы согласитесь занять эту должность.
Эти слова, произнесенные будничным тоном, так взволновали Ольгу, что она снова попыталась встать.
– Алексей Сергеевич! – воскликнула она. – Я… Поверьте, я буду стараться изо всех сил!
– Но к этому разговору мы вернемся только после вашего полного выздоровления, – охладил он ее пыл.
– Я благодарна вам безмерно.
Ольга почувствовала слезы у себя на глазах.
– После поговорим, – повторил он. – Теперь вам надо уснуть. И позвольте мне помочь вам.
В чем заключается его помощь, Ольга уже знала: будучи врачом по нервным заболеваниям, Незнамов владел техникой гипноза.
Она откинулась на подушку, он сел на стул рядом с кроватью, положил ладони на ее виски и сказал:
– Закройте глаза. Расслабьтесь. Спокойнее, спокойнее… Вы засыпаете… Засыпаете.
Если бы Ольга могла не починиться его словам, а еще более – силе, исходящей от его рук, от всего его существа, то увидела бы, что взгляд, которым он смотрит на нее, стал совсем другим. Ни хладнокровия не было больше в этом взгляде, ни отстраненности…
Но этого нового взгляда Ольга уже не видела. Она спала.
Глава 24
Алексей Незнамов принимал пациентов в небольшой клинике в центре Софии. Он уже собрался войти в здание, когда к нему подбежала девушка и протянула листовку.
– «Требуем пакта с СССР! Да здравствует союз с СССР!» – прочитал Незнамов. – Вы коммунистка? – поинтересовался он.
– Я патриотка Болгарии! Мы не должны воевать на стороне Гитлера! Царь Борис сотрудничает с фашистами. Это позор и преступление! – быстро выпалила она.
Девушка была молода, красива, и воодушевление лишь усиливало ее юную красоту.
Незнамов пожал плечами, спрятал листовку в карман и вошел в клинику.
Возле его кабинета уже сидел фон Дидерикс из немецкого посольства.
– Извините, что вам пришлось ожидать, – сказал Незнамов. – Через минуту я вас приглашу.
Фон Дидерикс в самом деле вошел в кабинет ровно через минуту, за что и поблагодарил доктора – по-немецки, как он выразился, пунктуального.
– И все же я немного опоздал, – возразил Незнамов. – Меня не извиняет даже то, что это произошло из-за юной красотки, которая задержала меня на улице.
– О, это весьма приятная причина! – улыбнулся фон Дидерикс.
– К сожалению, у нее не было на мой счет никаких приятных планов. Она всего лишь занималась агитацией.
Он кивнул на листовку, лежащую у него на столе. Фон Дидерикс прочитал ее и пожал плечами.
– Да, здесь еще со времен турецкого ига сильны прорусские настроения, – сказал он. – Это традиция. Потому болгары и не понимают очевидной выгоды, которая наступит для их страны, если она станет союзником Германии, как предлагает фюрер. Но со временем они это поймут. Безусловно, поймут.
– Вы думаете, Болгария все-таки вступит в Тройственный союз? – без особого интереса спросил Незнамов.
В окно кабинета было видно, как двое полицейских снимают со стены дома напротив плакат «Да здравствует союз с СССР!», а третий уводит девушку, раздававшую листовки. Незнамов задернул шторы.
– Уверен, что вступит, – кивнул фон Дидерикс. – У царя Бориса просто не будет другого выхода, как стать нашим союзником. А что, вы поддерживаете идею о пакте Болгарии с большевиками?
– Вот уж точно нет, – хмыкнул Незнамов.
– Но ведь это ваши соотечественники, – заметил фон Дидерикс.
– Мои родители покинули Россию именно потому, что к власти пришли большевики, – объяснил Незнамов. – Так что я с десятилетнего возраста противник этой власти. Но в данный момент большевики интересуют меня меньше, чем ваш здоровый сон, – широко улыбнулся он. – Помогли порошки, которые я прописал в прошлый раз?
– Порошки отменные, доктор. – Фон Дидерикс улыбнулся еще шире. – Но ведь вы говорили еще о каких-то процедурах? Я готов! – воскликнул он. – Слухи о том, что вы творите чудеса, подтверждают многие. Я весь в вашей власти!
– Ну, слухи о чудесах всегда бывают сильно преувеличенными, – возразил Незнамов.
– Но ведь это правда, что вы лечите внушением? – поинтересовался фон Дидерикс. – И разве это не чудо?
– Всего лишь лечебный гипноз, – пожал плечами Незнамов. – Релаксация. Никакого чуда.
Глава 25
«А вдруг Ванга сможет сотворить чудо? – со страхом и тоской подумала Любка. – Иисус Христос сотворял же. А Ванга наша… хоть и не Иисус, но все же не такая, как все».
Только чудо могло сейчас помочь отцу, это Любка понимала с того дня, когда в разгар лета он неожиданно вернулся домой, хотя подрядился на работу до самой зимы.
И вот теперь отец лежал на топчане, и из-за занавески, которая скрывала его, доносились только обрывистые слова:
– …дом построить… не успел… конец…
Ванга выглянула оттуда, из-за занавески, и приказала:
– Любка, воды принеси. И чистую тряпицу. Надо его протереть.
Когда Любка пришла с миской воды и расстегнула на лежащем в забытьи отце рубаху, чтобы выполнить сестрино поручение, то не смогла удержать вскрик.
– Что? – тревожно спросила Ванга.
– Язвы у него… – проговорила Любка. – На груди, на шее.
Ванга медленно провела ладонью по отцовской груди. Потом встала и молча вышла.
Когда Любка выскочила на улицу вслед за ней, Ванга стояла, прислонившись к глиняной стене дома.
– Может, звездной травы заварим? – робко спросила Любка. – Василу помогло же.
Отвар звездной травы, которую как будто бы приказал собрать призрачный всадник, в самом деле помог, когда тяжело простудился брат.
– Не надейся, сестричка, – тихо сказала Ванга. – Отец умрет. Завтра, может.
– Как же мы одни будем? – всхлипнула Любка.
– Мы взрослые, – сурово ответила Ванга. – Уже и ты выросла, и Васил с Томе. Вытянул вас отец.
– Все равно… Без защиты останемся, без помощи.
– Бывает, люди и без защиты, и без помощи с самого детства живут.
– Ты про Ольгу свою говоришь? – догадалась Любка.
Ванга почему-то вспоминала свою подругу так часто, как будто та жила где-нибудь рядом и они виделись каждый день.
– Да, – кивнула Ванга. – Вот кому трудно. Но всем бы иметь такой сильный дух.
Если бы Ольга слышала, что говорит о ней ее слепая подруга, то удивилась бы безмерно. Сама она находила в себе сейчас отнюдь не силу, а одну лишь растерянность.
