Ричи Достян - Тревога
Она спросит об этом еще и еще, когда майка вылиняет и пообтреплется, и когда приедет сюда в последний раз уже за ним.
Этот задушевный разговор обычно прерывается храпом бати. Тогда мать жалостливым голосом просит:
— Поди, сыночка, погуляй, а мы с отцом маненечко отдыхнем.
И Слава уходит, зная — до обеда мать с отцом проспят, а потом, одуревшие и разморенные, начнут собираться домой.
Слава бродит по лагерю и в конце концов снова оказывается у «Добра пожаловать!».
Горькая зависть скулит в его сердце. Он понимает, что мамка с батей умаялись за неделю, конечно, жалко их, но себя все равно жалеет больше. Очень обидно ему и грустно.
Всего несколько секунд картина эта была у Славы перед глазами, а он почувствовал себя так, будто проснулся от сна, в котором долго плакал.
Но это быстро прошло. Вика принесла эмалированную миску с водой, и Марс набросился на воду. Он пил и пил, а когда наконец утолид жажду и поднял голову, все увидели, что морда у него опять печальная.
Слава окликнул пса по имени. Тот медленно подошел и лег у его ног.
— Это просто ужас, какая умная собака. Знаешь, Костя, я бы согласилась год никуда не ездить, если бы нам разрешили…
— А потом?
— Ну, я же просто так говорю.
Слава погладил собаку, но никакого виляния хвостом не последовало. Пес лежал, как больной. Вика посмотрела на них обоих и, точно спохватившись, сказала:
— Славочка, тебе тоже лучше спать у нас. Не нужно, чтобы он к нам привыкал.
Слава очень обрадовался. Встал, сел, спросил:
— А где?
— На веранде, там ведь стоит топчан. Я тебе на нем постелю, только ты принеси свою подушку и простыни, хорошо?
И вдруг все они вздрогнули.
Славина мать дубасила в стенку чем-то твердым. Потом они услышали крик:
— Холера всех вас возьми, навязались благодетели на мою голову! Пускай бы в сарае дрых с кобелем со своим!
Некоторое время была тишина, потом снова стук и снова крик:
— Долго я тебя, изверга, ждать буду?!
Славка сорвался с места.
— Ой, иди скорей! И не нужно ничего приносить, только скажи, что будешь у нас ночевать, а я сочиню тебе какую-нибудь постель. Твоя мама сейчас тебе ничего не даст.
— Пускай попробует. Я скажу, что вы боитесь оставаться с ним, и все!
Марс неохотно встал и поплелся вслед за Славой. Вика тихо сказала:
— Сядь, он сейчас придет.
Славка выскочил и крепко прикрыл за собой дверь.
Брат и сестра подошли к открытому окну. В запавшей снова тишине прозвучал где-то далеко и где-то совсем над ухом тягучий, тонкий скрип двери. По ту сторону двора в лунном свете оба одновременно увидели голубое привидение: старик в одном белье стоял на пороге своего дома. За спиной у него была черная пустота.
— Что случилось? — спокойно спросил старик. Голос его легко перелетел через двор и вошел в открытое окно.
— Ничего не случилось! — крикнула Славкина мать.
— Зачем же так кричать, господи ты боже мой?.. Люди ведь спят.
Старик в голубом от луны белье исчез. За ним опять прозрачно спела дверь…
Слава постель притащил. Его мать два раза выходила зачем-то во двор, громко и зло ворчала, наконец, треснув дверью, затихла.
Пока стелили постель, Марс ходил за ребятами взад и вперед. Морда и хвост у него уже спали, понуро вися, и, как только Слава сел на свою постель, пес сразу полез под топчан, улегся там, не крутясь, испустил долгий, тяжкий вздох и мгновенно уснул, измученный своим несчастьем.
А они долго еще не могли уснуть.
Костя говорил о том, как хорошо, что завтра они пойдут наконец к лесному озеру все и возьмут с собой Марса. Слава слушал, даже отвечал — «да, да», «здорово!», а сам удивлялся и млел. Никак не верилось ему, что это он тут лежит на ихнем топчане, под которым дрыхнет его пес, а они сидят тут рядышком на табуретках и тихими голосами разговаривают с ним, как будто он на самом деле свой. И вообще зачем понадобилось им ни с того ни с сего делать столько хорошего, когда он их даже ни о чем и не просил, — сами пустили к себе, сами предложили ночевать у них до субботы, пока приедет отец. Да еще не попрекнули даже, что, мол, родители за это будут их ругать…
А сейчас эта непонятнейшая из всех виденных им девчонок поднялась, одернула пижаму и тоном, каким она обычно командует Костей, произнесла:
— Товарищи, по-моему, пора спать!
Она убрала табуретку, исчезла в комнате, очень скоро появилась опять на пороге и сказала: «Спокойной ночи, мальчики».
— Я сейчас, — ответил Костя и продолжал разговаривать со Славой. А Слава, замерев в блаженном изумлении, ни единого слова больше не услышал, потому что в ушах у него остался Викин голос, повторяющий без конца: «Спокойной ночи, мальчики, спокойной ночи, мальчики...» Это продолжалось до тех пор, пока она снова не возникла на пороге.
Когда Костя обернулся, Вика сказала уже ехидновато:
— Множественное число до тебя не дошло?
Костя вскочил, шлепнул Славку на прощание и ушел вслед за сестрой.
Славка ждал, что сейчас еще что-нибудь хорошее произойдет, но ничего больше не произошло. Дом как бы медленно погружался на дно тишины, а там, вверху, бессонно лежала белая ночь.
Глава пятая
...Он был и художником и мудрецом — в одиннадцать лет такое может случиться с каждым.
Ничтожными люди становятся позднее.
Ничего не приснилось ему в эту ночь.
Шел дождь. Он слышал его сквозь сон. Кажется, думал: как плохо, что дождь идет…
Медленно открывая глаза, Слава считал, что делает это во сне.
Светило солнце! Он босиком выскользнул во двор и замер.
Кора на соснах торжественно блестела, а вершины плавали в прохладном небе без движения. Спящий песок лежал тяжело. Только мухи летали, садились, пересаживались до того энергично, будто никогда не спят.
Стоя на крыльце, Слава незаметно отдалялся от того, кто не знает, что такое муфлон, и превращался в кого-то другого, кто проникает в сон песка, стояние сосен, полость неба; кто испытывает тончайшую печаль за деревья, потому что у них нет глаз и они не видят солнца и себя!..
Длилось это долгий миг, на протяжении которого он был и художником и мудрецом — в одиннадцать лет такое может случиться с каждым.
Ничтожными люди становятся позднее.
Когда Слава пришел в себя, нестерпимая радость от сердца лучами разошлась по всему телу. Слава метнулся в дом и наскочил на мать. Пошатываясь со сна, она двигалась к двери.
— А я гляжу — тебя нет. Куда в такую рань?..
Он подтянул трусы и огрызнулся:
— Вот еще! Значит, надо…
Они бежали от самой Почтовой улицы, ни на секунду не останавливаясь. Марс рвался вперед и лаял от радости. Понемногу ребята стали коситься один на другого. Но какой мальчишка признается, что устал? Гранитная мостовая кончилась, и теперь, увязая в песке, они уже выбивались из сил. Одна надежда на просеку, там, хочешь не хочешь, придется сбавить ход: просека узкая.
В азарте гонки все позабыли о Павлике, даже Вика. А хилый Павлик, все больше вырываясь вперед, бежал легко и весело, как пес.
Этот вычурно одетый мальчик, с изысканной речью и взглядом, от которого иногда крутило в животе, оказался выносливее всех.
Гриша, спасаясь от позора, заорал:
— Славка, придержи зверюгу, мы же не собаки…
Но бег остановил не Слава — из придорожной канавы вдруг что-то выкарабкалось и бросилось им наперерез. Это был Ленька — чей-то брат, он ждал их здесь давно, хотя никто ею в поход на озеро не звал.
Бесхитростный Леня сиял, не понимая, с чего это вдруг все ему так рады. Хвалят, похлопывают, поглаживают— запыхавшиеся и потные, как будто удирали от погони.
Марс тоже поздоровался с Ленькой. Он еще издали принюхался к воздуху, который Леню окружал, задумчиво махнул хвостом. Потом приблизился, зарыл нос пацану под мышку, фыркнул раз, другой, нежно пощипал рубаху на груди, наконец, лизнул в локоть.
Леня воспринял все это как должное. Конечно, сразу стал гладить собачищу, задушевно фыфыкая. Марс, прикрыв глаза, помахивал хвостом. Ребята молчали, благодарные Леньке, который так вовремя появился. Даже Слава не замечал сейчас, что его собака кому-то виляет хвостом.
Павлик стоял на порядочном расстоянии и оттуда строго смотрел. Вика позвала его. Мальчик не подошел. Тогда она погладила Марса:
— Видишь, он никого не кусает.
Павлик спрятал руки за спину и с волнением сказал:
— Что ты делаешь, теперь у тебя тоже будут глисты!
Когда прекратился хохот, очень обидевший Павлика, он сощурился и, головой указав на Леньку, сказал:
— Он очень глупый и может из-за этого умереть. Животных тррогать руками вррредно…
Ленька ответил на это по-своему. Он обнял Марса за шею, замер в картинной позе и стал не мигая глядеть на Павлика, как будто Павлик не человек, а фотоаппарат, который их вместе с псом сейчас сфотографирует.
