Элис Манро - Ты кем себя воображаешь?
Но Роза знала, что высказывать это мнение вслух ни в коем случае нельзя. Если кто-нибудь сочувствовал ей за то, что она вынуждена работать по субботам и не может ходить на футбол, она с жаром соглашалась.
Однажды мужчина схватил ее за голую ногу выше носка и ниже подола юбки. Это случилось в секции сельскохозяйственной литературы, ближе к дальнему концу стеллажей открытого доступа. В открытый доступ пускали только преподавателей, студентов магистратуры и сотрудников, хотя, наверно, худой человек мог бы влезть с улицы через окно первого этажа. Роза видела мужчину, который сидел на корточках, разглядывая книги на нижней полке, чуть дальше по ряду. Когда она потянулась наверх, ставя книгу на место, мужчина прошел позади нее. Он нагнулся и схватил Розу за ногу одним плавным движением, застав ее врасплох, и тут же исчез. Ощущение пальцев, впившихся в кожу, прошло не сразу. Розе это прикосновение не показалось сексуальным — оно скорее было похоже на шутку, но не дружескую, а злую. Она слышала, как он бежит прочь, — а может, чувствовала по дрожи металлических полок. Потом вибрация прекратилась. Он не издавал никаких звуков. Роза прошла по залу, заглядывая меж стеллажей и в закутки для работы. Допустим, она его увидит или наткнется на него, завернув за угол, — что она тогда собирается делать? Она не знала. Но ей необходимо было его искать, словно в детской игре, исход которой очень важен. Она поглядела вниз, на собственную твердую розоватую икру. Удивительно, что кто-то вдруг решил запятнать, покарать эту ногу.
В закутках обычно работали студенты магистратуры — даже в субботу днем. Реже попадался преподаватель. Но сейчас все закутки, куда заглядывала Роза, были пусты, пока она не дошла до углового. Она без стеснения заглянула туда, к этому времени уже не ожидая никого увидеть. И тут же вынуждена была извиниться.
В закутке сидел молодой человек с книгой на коленях. На полу тоже лежали книги, кругом были разложены бумаги. Роза спросила, не пробегал ли кто мимо. Юноша сказал, что нет.
Она рассказала ему, что случилось. Не от испуга или отвращения, как он, кажется, думал впоследствии, но лишь потому, что должна была кому-нибудь рассказать: все происшествие было ужасно странно. Она совсем не готова была к реакции юноши. Длинная шея и лицо покраснели так, что красное родимое пятно на щеке потонуло в румянце. Юноша был худой и светловолосый. Он вскочил, забыв про книгу на коленях и про бумаги. Книга грохнулась на пол. Вставая, он отодвинул большой ворох бумаг, и они опрокинули чернильницу.
— Какая низость! — воскликнул он.
— Ловите чернила! — сказала Роза.
Он потянулся за чернильницей и сбил ее на пол. К счастью, она была закрыта крышкой и не разбилась.
— Он сделал вам больно?
— Нет, нет.
— Пойдемте наверх. Надо сообщить об этом.
— О нет!
— Нельзя, чтобы ему это сошло с рук. Такое не следует допускать.
— Сообщать некому, — с облегчением сказала Роза. — Заведующий по субботам уходит в двенадцать.
— С вами правда все в порядке?
— О да.
— Я буду здесь все время. Если он вернется, просто позовите меня.
Это и был Патрик. Даже старайся она специально влюбить его в себя, не нашла бы лучшего способа. Он был приверженцем идеалов рыцарства, хотя и высмеивал их притворно, произнося некоторые слова так, словно они заключены в кавычки. «Прекрасный пол», — говорил он. «Благородная девица в беде». Прибежав к нему в закуток с этой историей, Роза стала благородной девицей, попавшей в беду. Притворная ирония Патрика никого не обманывала: ясно было, что он жаждет жить в мире рыцарей и дам, тяжких оскорблений и самоотверженной преданности.
После этого она видела его в библиотеке по субботам, и еще они часто сталкивались на кампусе или в столовой. Патрик каждый раз подчеркнуто приветствовал ее, вежливо и заботливо спрашивая, как она поживает, таким тоном, словно ждал, что на нее опять напали или она еще не оправилась после первого нападения. При виде Розы он всегда густо краснел, и она думала, что его так смущает воспоминание о ее рассказе. Потом оказалось, что он краснеет, потому что влюблен.
Он выяснил ее имя и адрес. Позвонил ей в дом доктора Хеншоу и пригласил в кино. Когда он сказал: «Говорит Патрик Блэтчфорд», Роза сначала не могла понять, кто это, но тут же узнала высокий дрожащий, словно обиженный, голос. Она согласилась пойти с ним в кино. Отчасти из-за доктора Хеншоу, которая вечно распространялась о том, как хорошо, что Роза не теряет времени на мальчиков.
Вскоре после того, как они начали встречаться, Роза сказала:
— Вот смешно было бы, если бы оказалось, что это ты меня схватил за ногу тогда в библиотеке.
Патрик не счел это смешным. Он был в ужасе, что Роза может такое о нем подумать.
Она сказала, что пошутила. Что это был бы удачный поворот в сюжете, например в рассказе Моэма или фильме Хичкока. Они только что посмотрели хичкоковский фильм.
— Знаешь, если бы Хичкок снимал фильм на подобный сюжет, одна половина твоей личности была бы ненасытным маньяком, хватающим женщин за ноги, а другая — робким книжным червем.
Это ему тоже не понравилось.
— Так ты меня видишь? Книжным червем?
Ей показалось, что его голос стал ниже, в нем словно послышалось рычание, Патрик вздернул подбородок, словно шутя. Но он очень редко с ней шутил: он считал, что шутки неуместны, когда человек влюблен.
— Я не говорила, что ты книжный червь или хватаешь женщин за ноги. Это была просто идея для сюжета.
Через некоторое время он сказал:
— Наверно, я выгляжу не очень мужественным.
Такое открытое признание своей слабости потрясло Розу и выбило ее из колеи. Как он рискует! Неужели жизнь его не научила, что нельзя открывать свои слабые места? Впрочем, возможно, что он вовсе и не рисковал. Он знал, что Роза в ответ должна будет сказать что-нибудь ободряющее. Хотя ей ужасно не хотелось этого делать. Ей ужасно хотелось сказать: «Ну да. Наверно, не очень».
Но это было бы неправдой. Он казался ей мужественным. Потому что так рисковал. Только мужчина может быть таким беспечным и вместе с тем — требовательным.
— Мы с тобой из двух разных миров, — сказала она ему в другой раз. И тут же почувствовала себя персонажем пьесы. — Моя семья очень бедная. Если бы ты видел место, где я жила, ты бы счел его ужасной дырой.
Теперь уже она вела себя нечестно и притворялась, что сдается на его милость; потому что, конечно же, он не мог теперь сказать «ой, ну, если ты бедная и жила в дыре, то я аннулирую свое предложение».
— Но я рад, — сказал Патрик. — Я рад, что ты бедная. Ты такая красивая. Как дева-нищенка.
— Кто?
— Ну ты же знаешь, король Кофетуа и дева-нищенка. Картина такая. Разве ты не знаешь эту картину?
У Патрика был приемчик — впрочем, нет, у Патрика не было приемчиков, у него была манера выражать удивление, презрительное удивление, когда люди не знали чего-то, что знал он. И такое же удивление, смешанное с презрением, он выражал, когда люди зачем-то знали что-то такое, чего не знал он. И его высокомерие, и его смирение были странно преувеличенными. Со временем Роза решила, что высокомерие Патрика проистекало от его богатства. Хотя именно богатством самим по себе Патрик никогда не кичился. Когда она познакомилась с сестрами Патрика, они оказались точно такими же — у них вызывали отвращение люди, ничего не знающие о лошадях и яхтах, и ровно такое же отвращение — те, кто разбирался, скажем, в музыке или политике. Собравшись вместе, Патрик и его сестры способны были только излучать презрение. Но разве Билли Поуп или Фло не страдали таким же высокомерием? Возможно. Впрочем, разница между ними была, и заключалась она в том, что Билли Поуп и Фло были не защищены. Их многое раздражало, уязвляло: беженцы, радиопередачи на французском языке, перемены вокруг. Патрик же и его сестры вели себя так, словно их ничто не может уязвить. Когда они ссорились за столом, их голоса звучали совершенно по-детски: они требовали свою любимую еду и жаловались, что на стол подали еду, которую они не любят, — совсем как дети. Им никогда не приходилось кому-то уступать, работать над собой, заискивать перед кем-либо. И никогда не придется. Все потому, что они богаты.
Роза сначала понятия не имела, насколько богат Патрик. Этому никто не верил. Все думали, что она расчетливая и хитрая, а она была настолько далека от этого, что на самом деле не имела ничего против, пускай считают ее хитрой. Оказалось, что до нее другие девушки пытались расставлять Патрику сети, но, в отличие от нее, не нашли волшебного слова. Девушки постарше, девушки из престижного университетского сестричества, которые раньше ее вообще не замечали, стали поглядывать на нее удивленно и с уважением. Даже доктор Хеншоу, когда увидела, что дело обстоит гораздо серьезней, чем она думала, и усадила Розу для разговора по душам, предположила, что Роза охотится за деньгами.
