Антон Соя - ЭмоБой
— А где полотенце? — спокойно спросил Эмобой и встал во весь свой немалый рост. — И не пора ли уже увидеться с королевой?
Мания и Бабета молча и с опаской подошли к нему и насухо вытерли огромным розовым полотенцем. Вместо съеденной бабочками одежды Эгору перепали черные кеды, черные боксерские трусы в розовых черепушках, черные джинсы с точь-в-точь таким же ремнем, как и раньше, черная футболка «Aiden» и черный балахон, на груди которого красовалась бабочка в короне и с черепами на крыльях, вышитая розовым золотом.
— Королевский герб, — пояснила вполне оправившаяся Мания и подала ему его старую сумку-почтальонку, которую заботливые бабочки оставили рядом с ванной.
Бабочки-носильщицы снова подхватили Эгора и понесли на встречу с Королевой, шок от первого взгляда на которую он благополучно пережил только благодаря амброзии. Последняя, к сожалению, уже заканчивалась в кубке, и Эгор чувствовал, как страшная реальность все больше накрывает его. Память начинала возвращаться, розовый туман рассеивался.
Вот уже целый час он сидел на огромном троне и слушал песню любви своей самопровозглашенной невесты — бабочки с лицом голливудской богини. Слева и справа от трона стояли Мания и Бабета, символизируя народы Эмокора. В ногах у трона лежа пристроился удивительно молчаливый красный клоун. Хотя его молчание легко объяснялось — он ни на секунду не выпускал из руки бутылку амброзии. Эгор зачарованно глядел королеве в рот. Этот рот достоин отдельного описания — живой и влажный, пухлогубый и жадный, которому позавидовала бы и Энни Леннокс, он жил собственной жизнью на лице королевы. С тех пор как Эгор увидел Маргит, рот ни разу не закрылся, только иногда черные губы быстрым, почти неуловимым движением облизывал длинный острый язык. Эгор смотрел королеве в рот еще и потому, что выше, в страшные выпуклые мозаичные зеленые глаза он смотреть боялся, а ниже, на огромное жирное волосатое брюхо, пересеченное тремя парами сцепленных лапок, причем средние сжимали тетрадку с надписью «Эмобой» на обложке, он не мог смотреть без омерзения. Чтобы не выпустить из себя эмоции, все сильнее рвавшиеся наружу, Эгор все чаще прикладывался к кубку, пока не понял, что алкоголь его уже не берет, и не увидел, как от него отделяются и спрыгивают с трона дрожащие белые мышки волнения. Эгор весь сосредоточился на том, чтобы не выпустить из себя змей страха и пауков отвращения, и давно уже не слушал королеву. Он чувствовал себя накуренным старшеклассником на уроке, которого пробило на смех и он с трудом сдерживает себя, чтобы не запалиться. Тем более что все так и было, только вместо училки — огромная черная бабочка с женской головой, зависшая метрах в десяти от трона и плавно покачивавшая лохматым вельветом крыльев. Мышки волнения меж тем продолжали разбегаться по залу. Клоун даже успел закусить одной, глотнув в очередной раз амброзии. Кот-ученый, весь этот час аккомпанировавший выступлению Маргит на большом, почерневшем от старости органе, чуть не свернул себе шею, с вожделением глядя на разбегавшихся мышек. Только королева не видела их или делала вид, что не видит, продолжая разглагольствовать под попурри из «NIN» и «Sisters of Мегсу» в исполнении кота-виртуоза. В плотном воздухе зала, подогретом амброзией и свечами, висела пыльца спокойствия, висела королева Маргит и теперь повис ее вопрос в воцарившейся после него тишине. Королева замолчала, Кот тоже взял паузу. До Эгора с задержкой, но все же дошло только что сказанное королевой.
— Такое же, как я, ты совершенное созданье, Эмобой. Готов ли ложе царское любви делить со мной? Зачать детей — правителей Вселенной? Ответь мне честно на вопрос, трепещущий и откровенный.
Пауза затягивалась. Эгор смущенно потупил глаз, и его взгляд упал на возбужденно дрожащий вытянутый кончик лохматого тельца королевы, с блестящей капелькой на крайнем волоске. Вариантов ответа у него не родилось. Любовь с бабочкой — полный абсурд. Чувства, клокотавшие внутри и рвавшиеся на свободу, готовы были это подтвердить. Так что соврать не получится, а обижать Маргит горькой правдой ему тоже почему-то не хотелось. Он чуял серьезную, неведомую ему пока опасность, таившуюся в ее зеленых с металлическим блеском глазах. «Во попал», — подумал парень. Спасение неожиданно пришло снизу. Клоун театрально отставил в сторону руку с бутылкой амброзии и громогласно заявил:
— Это невозможно.
— Что? — действительно не поняла Королева. — Ну, это. Это невозможно, ваше готичество, повторил красный шут.
— Что, гость непрошеный, ты мелешь? — потрясла тетрадкой Королева. — Ты только шут и в разговор господ встревать не смеешь!
— Это невозможно, потому что у тебя нет письки, — невозмутимо продолжил Тик-Так.
Королева аж перевернулась в воздухе от такой наглости. А Эгор, мысленно поблагодарив глупого и хамоватого приятеля, наконец смог выпустить из себя всех змей и пауков, как будто они предназначались клоуну.
— Замолчи, Тик, — картинно закричал он, махая рукой.
— Нет, ну как вы сможете народить суперсуществ, если у нее нет письки. Это технически невозможно, — защищаясь, рассуждал клоун.
— Вон! — закричала Королева. — Как мог ты, подлый шут, всех нас здесь оскорбить упоминанием такого мерзостного и отвратительного слова? Как мог произнести его при мне?
— Писька! — Клоун, похоже, вошел в раж.
— Гвардейцы! Выбросьте его на кладбище скорей.
— Писька! Писька! Писька!
— К чудовищам его. Пусть там орет от страха и от боли, — окончательно вышла из себя Маргит.
Из дальних далей зала к клоуну понеслись невидимые до этого гвардейцы-здоровяки в черных куртках-бомберах, голубых джинсах и тяжелых ботинках. Как и у тех красавцев, что храпели у моста, от голов у них остались только выбеленные ветрами черепа, любовно украшенные татуировками и пирсингом. Особенно потрясал металлический гребень у одного из громил, ввинченный ровно в середину блестящей черепушки. Гвардейцы, как пушинку, подхватили увесистого Тик-Така под руки и побежали с ним к выходу. Ноги клоуна жалобно задергались в воздухе, но он не унимался:
— Все равно у вас ничего не получится! За правду страдаю. Эгор, держись!
Поняв всю серьезность ситуации, Эгор взмолился:
— Королева, мой клоун позволил себе лишнее, но виновата в этом лишь пьянящая амброзия. Шут просто перебрал. Простите его ради меня, не кидайте на растерзание. Сжальтесь!
Королева, помедлив секунду, крикнула гвардейцам:
— Стоять, покойнички! Лишь ради моего избранника не будем эту тварь сегодня убивать! Кидайте пьяную скотину за ворота. И больше во дворец мерзавца не пускать! — И, сразу успокоившись, вновь зависла перед Эгором с вопросительным видом.
Кот, воспользовавшись суматохой, успел поймать пару белых мышек и, спрятавшись за органом, довольно урчал.
— Так все же, Эмобой, я не услышала ответа на свой вопрос.
Деваться было некуда, и Эгор сказал:
— Королева! Я здесь по чьей-то воле, так же как и ты. И я готов… гипотетически… делить с тобою бремя власти над Эмомиром и все остальное, раз так мне уготовано судьбой. Но объясни мне, как мы будем править мирами, что сейчас нам не подвластны. — О юноша. Я понимаю все твое волненье и смятенье. Я понимаю, почему твои слова полны смиренья, а не буйной страсти. Ты первый раз столкнулся со столь идеальной и совершенной женщиной, как я. И ты заворожен, повергнут в прах моею красотою. Ты думаешь, достоин ли меня? Все хорошо, а будет еще лучше. Мой мальчик, успокойся, ты привыкнешь. Поверь мне, привыкаешь ко всему. Я выбрала тебя, и ты меня достоин. Вселенную ты завоюешь для меня, ведь ты Супергерой, ты Эмобой, ты Воин. И армия давно уж ждет тебя. Грядет война с Реалом. Готово уже все, и дело лишь за малым. За тобой!
Эгору показалось, что королева не просто говорит, а играет хорошо заученную роль. И он спросил:
— С кем воевать, что за война, какие цели?
— Благие цели. Мы возвращаем в мир любовь. «Бог есть любовь» — наверно, ты забыл. Чтобы вернуть свободу чувств несчастным людям, придется нам разрушить их Реал, их общество двойных стандартов, лжи, денег и подмены естества. Я армию набрала в два захода, сначала эмо запустила в мир людской, как провокацию, всеобщий раздражитель, что сцементирует мне зло вокруг себя. Создаст поля высокого напряга, объединит совсем уж разных, но ненавистью полных к эмо — антиэмо. Ты их возглавишь и разрушишь мир. Ведь чтоб построить новый райский сад, все старое придется уничтожить. Людей, что старше тридцати, не переделать. В топку их. Но лучший возраст — это лет пятнадцать, потом уже в любовь ты не поверишь так, как в этом возрасте веселом, нежном. Поверь, Эгор, ты будешь беспощаден. И всех, кто старше восемнадцати, убьешь. Оставшимся мы воздадим любви и счастья. И будет мир людей спасен и бабочками яркими заполнен!
«Блин, да она просто безумная сатанистка, — подумал Эгор. — И еще она, похоже, считает, что я полностью в ее власти, под действием ее магнетизма и всех этих поганых психотропов».
