Мириам Дубини - Вам сообщение
— Уже еду.
На следующее утро Ансельмо читал газету, сидя на новом диване. Шагалыч окрестил его Вишенкой, потому что он был мягкий и красный и потому что рядом с ним пахло летом. Художник… Ансельмо перевернул страницу и пробежал глазами разворот хроники.
— Сегодня «КМ», — напомнил ему отец, стирая масло с рук. — Ты пойдешь?
— Да, у меня там доставка.
— Странное место для доставки, — задумчиво произнес Гвидо.
Ансельмо кивнул, переходя к прогнозу погоды. Небо ясное, ветер слабый, температура весенняя.
— В котором часу?
— В десять семнадцать.
— Странно. Может, адресат — кто-то из велосипедистов? Ты уже видел цвет?
— Нет, пока не видел.
Гвидо отложил тряпку и внимательно посмотрел на сына. Нервный и задумчивый. Гвидо хотел с ним поговорить, но ему показалось, что Ансельмо не понравится, если кто-то нарушит сейчас его молчание. Мастер перевел взгляд на «Грациеллу» Лючии. Она стояла среди других непочиненных велосипедов. Одно колесо уже было в порядке, второе — все такое же кривое. Зато рама, очищенная от ржавчины, блестела как новенькая.
— Куда подевались эти девочки? Жаль… У них так хорошо все получалось.
Ансельмо молчал. Ему вдруг захотелось рассказать отцу обо всем, что случилось, попросить помощи, посоветоваться, как вернуть дневник, но тогда ему пришлось бы рассказать о Грете, и он передумал. Надо было выкручиваться самому. Надо было попытаться найти этих мотоциклистов, но он не знал, откуда начать. Он всегда старался держаться подальше от таких людей. Он все дни проводил в мастерской за работой в ожидании сигнала от ветра или летал по улицам Рима со своей почтальонской сумкой. Он совсем не знал своего района. Грета могла бы ему помочь. Но она предала его. Ей нельзя доверять. Ей больше нельзя доверять.
— Я не думаю, что они вернутся, — резко ответил он отцу.
Потом отложил газету, взял ключи на кожаном шнурке и пошел в комнату в глубине мастерской. В этом месте ему всегда было спокойно. Как будто все эти послания были доказательством какого-то высокого плана. Нам редко удается понять его, но именно он направляет все наши шаги к счастливым горизонтам. Каждую секунду. Нужно только чуть больше веры, чуть больше надежды, чтобы приблизиться к ним.
Ансельмо сел на пол перед полками с потерянными письмами и стал смотреть на их следы. Кроме него, никто не видел этих следов. Они дрожали в воздухе как огоньки света, вспыхивая самыми разными цветами. Для каждого предмета — свой цвет. Со временем Ансельмо научился понимать смысл всех этих оттенков. Красный означал слова, которые обжигают горло, перехватывают его и никак не могут прорваться наружу. Синий просил прощения за все, что случилось, желтый утирал слезы, зеленый означал, что уже слишком поздно или, наоборот, слишком рано, но так и должно быть. Голубой был цветом воспоминания, розовый — обещания, фиолетовый означал, что что-то вот-вот начнется, белый означал конец, белый был как последняя страница в книге. Черный цвет требовал срочного вмешательства, черный говорил, что послание должно быть доставлено, чтобы свершилась судьба.
И тут из пакета белой бумаги блеснул черный огонек. Что-то должно было измениться. Когда послание приближалось к своему совершенному моменту, интенсивность его цвета менялась. Это означало, что послание пора вручать, и теперь пришел момент этого пакета. Ансельмо узнал пакет, он нашел его недавно под сиденьем в автобусе напротив Змеюки. Теперь он знал, что он должен доставить сегодня вечером.
Перемена
Кто знаком с ветром, тот может читать
небо и его послания. Трамонтана,
Либеччо, теплый Фавоний.
Для вас воздух — это просто разная
температура и меняющие направление потоки.
Для нас он насыщен запахами, звуками, светом,
который ведет нас по невидимым дорогам судьбы
нашептанными словами.
В десять часов субботы двадцать седьмого марта Грета, Эмма и Лючия поняли смысл аббревиатуры «КМ». К подножию Колизея со всех концов стекались велосипедисты. Сотни зажженных фар, вольные перемещения в ожидании старта — они напоминали рой светлячков, слетевшихся под арки амфитеатра. Через семнадцать минут здесь начнется неповторимое зрелище: машины притормозят, уступая дорогу, никто не посмеет припарковаться во втором ряду, нервные гудки постепенно стихнут и, весело шурша шинами по асфальту, улицы запрудит поток велосипедистов. На несколько часов столицу захватят велосипеды, потому что нарастет «Критическая масса»![1]«КМ» — это аббревиатура нашествия. Велосипеды выедут на улицы города, чтобы отвоевать свое пространство, заставляя жителей, оснащенных неутомимыми двигателями, проявить должное уважение к жителям, оснащенным сильными ногами. И эта огромная масса велосипедистов вызовет цепную реакцию. Меньше машин, больше тишины, больше воздуха. Больше воздуха для всех.
— Здорово, правда? — сказал кто-то голосом Шагалыча.
Девочки одновременно обернулись и увидели его самого в очередной невообразимой футболке верхом на гоночном велосипеде, украшенном свиньями. Эмма изучила рисунок на футболке и с отвращением скривила рот. На антрацитово-зеленом фоне фиолетовый единорог танцевал на радуге, восседая на трехколесном велосипеде.
— Потрясающе! — захлопала в ладоши Лючия. — Ты уже бывал на «КМ» раньше?
— Конечно! Я ни одного не пропустил!
— А я в первый раз, я не знала, что надо приходить с велосипедом…
— Ну да… В этом, собственно, смысл всего мероприятия. Чем больше велосипедов, тем мы сильнее.
— Ой, а я не знала… Что же теперь делать? — спросила Лючия, по привычке обращая вопрос Эмме. Но на этот раз правильный ответ нашла не она… а этот чудаковатый парень.
— Эмма может ехать с Гретой, а ты со мной, — предложил Шагалыч как нечто само собой разумеющееся.
Грета замерла, она никогда никого не возила на Мерлине и совсем не была уверена, что у нее это получится. Лючия же одобрила идею с обычным энтузиазмом.
— Как интересно! — восторженно приговаривала она, располагаясь на раме гоночного велосипеда и поправляя юбку в цветочек. — А мы не упадем?
— Сейчас посмотрим…
Они неуверенно стартовали на двух колесах, смеясь как малыши в парке аттракционов.
— Только нам надо сразу назад, — предупредила Лючия. Она помнила о плане и не хотела оставлять подруг в одиночестве.
— Да мы только пробный круг сделаем! — успокоил Шагалыч.
Грета и Эмма остались одни чуть в стороне от толпы. Грета всматривалась в горизонт, ища Ансельмо среди велосипедистов, а Эмма улыбалась, любуясь, как Лючия прокладывала себе дорогу, устроившись на велосипеде нового приятеля.
— По-моему, они нравятся друг другу… — пробормотала Эмма.
Ее слова заглушил хрип двух мотоциклов, возникших рядом как из-под земли. Они вернулись. Они снова их нашли. Эмма сделала шаг назад и в панике прижалась к подруге. Грета сжала ее руку, готовясь к неприятной встрече.
— Где Ансельмо? — спросил Эмилиано, сходя со своего мотоцикла. — Мне надо с ним поговорить.
Он тоже знал о встрече 27.03 в 22.17. Значит, он прочитал дневник до последней страницы и расшифровал послание.
— Что тебе от него надо? — строго спросила Грета.
— Мою долю. В моем районе не занимаются бизнесом, если не платят мне дань.
Грета смотрела на него, ничего не понимая.
— Я тоже умею читать, знаешь ли, — сказал Эмилиано и, бросив взгляд на Эмму, добавил: — хоть и не хожу в школу с правильными девочками.
Эмма похолодела, боясь открыть рот.
— И я нашел много интересного в этом блокноте. Все эти доставки… вам не показалось это подозрительным?
Растерянные лица двух девочек говорили яснее любых слов.
— Не показалось, да? — ухмыльнулся Эмилиано. — Слушайте, мне все равно, что он сбывает, но я хочу мою долю. И я начну с сегодняшней доставки. А вы… вы ввязались в дурную историю, милочки.
За плечами Эмилиано раздалось громкое хрюканье.
— Уходите, оставьте нас в покое, — взмолилась Эмма.
И вот опять. Опять в минуту отчаяния появился Ансельмо. Ровно в 22.17 он пролетел через толпу велосипедистов и остановился перед Эмилиано.
— Добро пожаловать, — саркастично приветствовал его командир, — тебя-то нам и не хватало.
Ансельмо, не ответив, сошел с велосипеда, открыл свою почтальонскую сумку и вынул из нее пакет, обернутый в белую бумагу.
— Это тебе, — сказал он, бросив пакет Эмилиано.
Тот поймал его на лету.
— Ты хотел знать, что я сбываю? Открой пакет — узнаешь.
Эмилиано так и сделал, но нашел в нем совсем не то, что ожидал. Командир побледнел и прижал пакет к груди. Резко и быстро, как закрывают дверь в комнату, в которую никто никогда ни под каким предлогом не должен войти.
