Лилия Ким - Аня Каренина
— Ты понимаешь, что мы — работорговцы? — изрядно выпив, спросил он как-то у младшего брата.
— И что? — спокойно ответил тот.
— Это грязно, — подняв вверх брови и поглаживая пальцем край рюмки с коньяком, отчётливо проговорил Николай.
— Ты не прав. Мы крадём их из семей? Мы сажаем их на героин? Нет! Они сами ищут нас, сами продаются, сами хотят зарабатывать деньги лёгким и приятным для них способом! Мы всего лишь посредники, сводим сырьё с отделом закупок завода.
— Но это же люди! — Николай втянул носом одну из дорожек, рассыпанных на стеклянном столе.
— Это шлюхи, Николай. Это гнусные, тупые, сварливые шлюхи, — Алексей повернулся и пошёл к двери.
— Тогда почему ты так любишь мою жену?! — заорал ему вслед Николай.
Алексей замер, у него перехватило дыхание. Минуты две он стоял в напряжённой нерешительности, словно собирался сказать брату что-то такое, что опрокинет их жизнь, превратит её в ад, потом молча вышел.
Алексей растопырил напряжённые пальцы рук. Они задрожали. Мария… Мария… Он любил её или так сильно ненавидел, что не мог дышать в её присутствии? Чего ему хочется больше — заняться с ней любовью или же убить?… Мария… Мария! С каким наслаждением он перечеркнул бы её прошлое, настоящее и, может быть, даже и будущее, если оно не принадлежит ему.
[+++]Левин в ужасе вскочил. Проспал! Нет… Только половина шестого. Чёрт! Надо бриться, одеваться — он идёт на день рождения к Кити Щербацкой. Алексей вылез из постели, вставил ноги в кожаные мягкие тапочки и побрёл в ванную. Его квартира, пожалуй, слишком велика для одного человека. Утомительно бродить одному по двумстам пятидесяти квадратным метрам… но имидж прежде всего. Алексей часто мечтал о малюсенькой однокомнатной «хрущёвке» с двенадцатиметровой, узкой как кишка комнаткой и семиметровой кухней, где до всего можно дотянуться не вставая. С маленьким коридорчиком, где нельзя нагнуться без того, чтобы не упереться задницей в одну стенку, а лбом в другую. Такая отдельная капсула, нора, где он мог бы практически не шевелясь пить, есть, спать, смотреть телевизор и никого, никого не видеть.
Однако существующее в его собственности «футбольное поле», сделанное по индивидуальному проекту, было, без всякого сомнения, далеко от воображаемого идеала. Тридцатиметровая спальня, посреди которой возвышается неприличных размеров кровать. К ней ведут три ступеньки, вокруг разбросаны подушки, десятки подушек. Бамбуковый паркет, леопардовые шкуры, декоративное холодное оружие на стенах, два гигантских арочных окна. Ужас!
Полупрозрачная стеклянная дверь в углу спальни ведёт в ванную. Семнадцатиметровый санузел. Посередине душевая кабина. Эксклюзивный дизайн: круглое основание, из которого поднимаются наверх четыре тонкие хромированные трубки, по двум из них подаётся горячая вода, по двум другим — холодная; трубки соединяются наверху круглым, таким же хромированным диском с дырочками, откуда эта вода льётся вниз; всё сооружение в стеклянной «колбе» с отодвигающейся дверью-купе. Мозаичная кладка, в полу устроены небольшие углубления, где из ракушек, камешков и кораллов сложены морские композиции, прикрытые сверху толстым стеклом, так что пол остаётся идеально ровным. Двухместная гидромассажная ванна, закрытая со всех сторон на манер бассейна, полупрозрачная раковина из голубого стекла… Левин устал от всего этого. С тоской оглядев окружающее великолепие, он представил себе, как можно было бы взять кирку и разнести всё на хрен. Трёхметровая ванная, отделанная простым белым кафелем с самой обычной сантехникой, — это его мечта, его неосуществимая мечта. Никто из его знакомых не поймёт и не примет такой ванной.
Алексей принял душ, проверил свою лёгкую небритость, завернулся в полотенце и так же нехотя, заставляя себя переставлять ноги, поплёлся в гардеробную. Гардеробная — это глухая без окон комната рядом со спальней, где вдоль трёх стен висит огромное количество одежды, внизу на специальных полках огромное количество обуви, наверху в корзинах и антресолях лежит… Левин уже не помнил, что именно там лежит.
Он вытащил первый попавшийся светлый костюм, оглядел, отрезал бирку химчистки и отнёс в спальню. Дальше пришлось заниматься тем, что Алексей ненавидел сильнее всего на свете, — подбор одежды. Майка, ремень, носки, ботинки… По ходу этого процесса ненависть Левина к Щербацкой росла как снежная лавина. И вообще в её случае он действовал по принципу «от обратного». Никакого конкретного заказа на Кити не было.
Левин познакомился с ней случайно после какого-то показа. Он сразу обратил внимание на её физиономию. Ключевая эмоция — претензия. Весь мир ей что-то должен, потому что она — такая! Алексея взбесили её претензии, то, что она ведёт себя так, будто ей все должны, будто она какая-то особенная! Её надо поставить на место! Левин сказал себе это, когда впервые увидел, как эта тупая самоуверенная кривляка корчит капризные рожи в ответ на приглашение какого-то симпатичного, но простого (в смысле — не богатого и не знаменитого) парня пойти с ним куда-то. Алексей наблюдал за этой сценой несколько минут, с трудом сохраняя видимость спокойствия. Эта сволочь, стерва, глупая дрянь вела себя так, словно она, блин, принцесса Уэльсская, Мисс Мира и Кандализа Райс в одном лице!
— Ну а куда мы пойдём? — переплюнула она через губу, уставившись на мальчишку исподлобья, лицо её выражало отвратительную смесь упрямства, презрения и кокетства.
Тот замялся, назвал какое-то кафе, видимо, не очень дорогое. Щербацкая переглянулась с двумя такими же дурами и мерзко прыснула в ладошку. Левин увидел, как юноша покраснел, пробормотал что-то и, пятясь задом, стал прощаться. Потом резко обернулся и зашагал прочь. По его лицу прыгали красные пятна, он кусал губы.
«Сейчас ещё заплачет, придурок…» — подумал Алексей, прищурив свои горящие глаза, и уставился на Кити. Судьба Щербацкой в этот момент была предрешена, Левин поклялся себе сделать её грязной затасканной шлюхой.
— Ей-богу! Люцифер был низвергнут за меньшую спесь! — описал он потом сцену Марии Николаевне.
Левин открыл шкатулку, выбрал самый дорогой перстень из белого золота с двумя многокаратными бриллиантами, посмотрел на себя в зеркало… И остался доволен.
Двухметровая судьба
На сто восьмидесятой конкурсантке Аня Каренина почувствовала непреодолимое раздражение от всего происходящего. Ей стало скучно, хотелось скорее пойти по магазинам, пока те не закрылись, а то какой интерес сидеть на полу в клубе, слушать всякий бред, от которого смертельно болит голова, смотреть по сторонам без всякой надежды на то, что тебя выберут? Бар закрыт, музыки нет. Только надсадное завывание желающих стать поп-звёздами.
К двухсот десятой девице Каренина впала в то хорошо знакомое всем бедным club’ерам состояние, когда уже всё надоело, ноги болят, голова тяжёлая, хочется домой в чистую постель, вытянуться… Но на машину денег нет, и поэтому приходится дохло тусоваться до шести утра в ожидании открытия метро.
Аня сидела у стены на маленькой жёсткой подушке, вытянув ноги и тупо глядя перед собой. Странное ощущение, что она что-то забыла сделать… Кити… Чёрт, нужно же ещё купить ей подарок! Магазины закроются! Аня занервничала, хотела было встать, но из боязни потерять удобное сидячее место не решилась. Чтобы как-то снять возникшее внутреннее напряжение, дёрнула ногой.
Клуб постепенно пустел, примерно каждой десятой или, может быть, двенадцатой девице давали небольшую пластиковую карточку — приглашение на повторный смотр. Это меньшинство уходило в полнейшем счастье, под шквальным огнём завистливых и отчасти презрительных взглядов, проигравшие, казалось, были готовы растерзать тех, кому «посчастливилось» получить «реальный шанс».
Нервное напряжение достигло своего пика, Каренина встала и сделала несколько шагов по направлению к выходу, потом обернулась… До неё остаётся всего тридцать участниц, выбирающие тоже устали, некоторым сразу после выхода на сцену говорят: «Всё, спасибо». Только некоторым разрешается ещё что-то сделать — спеть или станцевать, в зависимости от того, на какое место претендует девочка.
Аня сделала ещё шаг и уткнулась в чей-то живот. Медленно подняла глаза… Живот, живот, грудь, грудь… Каренина отступила назад и, задрав голову вертикально вверх, увидела наконец лицо, удивительно напоминавшее мордочку морской свинки.
— Ни фига себе! — восхищенно вырвалось у неё.
— Ну чего вы так сразу? — ответил неожиданно тонкий и капризный голос. — Подумаешь, два десять!
Сделав лёгкое изящное движение, огромная туша обошла обалдевшую Каренину. Аня даже зажмурилась, возникло ощущение, словно она рыбацкая шаланда, мимо которой только что проплыл «Титаник».
Молодой человек показался Ане ужасно понтовым. На нём была одета очень чёрная майка, серые спортивные брюки, замшевые тапочки…
