Кадзуо Исигуро - Погребённый великан
— Эти доски прогнили от брызг, потому мы и здесь, хотя мои товарищи считают, что нас привело сюда что-то ещё. Поэтому спрошу вас, отец, доводилось ли вам с вашей жёнушкой видеть в пути каких-нибудь чужестранцев?
— Мы сами здесь чужестранцы, сэр, — сказала Беатриса, — поэтому нам трудно судить, кто есть кто. Но за два дня пути мы не видели ничего необычного.
При виде Беатрисы взгляд седоволосого солдата смягчился и засиял улыбкой.
— Для женщины ваших лет путь до сыновней деревни не близок, госпожа. Разве не пристало вам больше жить с сыном там, где он сможет всякий день заботиться о вас, вместо того чтобы заставлять вас странствовать подобным образом, подвергаясь опасностям по дороге?
— Я хочу этого всем сердцем, сэр, и, когда мы встретимся, мы с мужем обязательно скажем ему об этом. Но мы с сыном уже очень давно не виделись, и нам остаётся только гадать, как он нас примет.
Седоволосый солдат продолжал ненавязчиво её рассматривать.
— Возможно, госпожа, вам не о чем беспокоиться. Я сам живу далеко от родителей и давно их не видел. Может быть, когда-то между нами и проскочили резкие слова, кто знает? Но если бы они назавтра отыскали меня, подобно вам, пройдя долгий путь, думаете, я не принял бы их с радостью в сердце? Мне неведомо, что за человек ваш сын, госпожа, но готов побиться об заклад, что он не сильно отличается от меня самого и что, стоит ему вас увидеть, как он заплачет от счастья.
— Благодарю за любезность, сэр, — ответила Беатриса. — Полагаю, что вы правы, и мы с мужем часто говорим то же самое, но услышать это от постороннего, да ещё от того, кто тоже живёт вдали от родительского дома, — приятно вдвойне.
— Продолжайте путь с миром, госпожа. И, если по дороге вам случится повстречать моих мать с отцом, идущих навстречу, будьте к ним добры и накажите им идти дальше, потому что их путь не будет напрасен. — Седоволосый посторонился, давая спутникам пройти. — И, пожалуйста, помните о хлипких досках. Отец, вам лучше перевести кобылу самому. Детям и юродивым это не под силу.
Коренастый, наблюдавший за происходящим с раздосадованным видом, всё же уступил прирождённой властности товарища. Повернувшись ко всем спиной, он, насупившись, облокотился на перила и принялся глядеть на воду. Младший солдат поколебался, но потом встал рядом с седоволосым, и они оба вежливо кивнули Акселю, который, поблагодарив их в последний раз, повёл кобылу через мост, прикрывая ей глаза, чтобы она не увидела обрыва.
* * *
Как только солдаты и мост исчезли из виду, Вистан остановился и предложил свернуть с большой дороги на узкую тропу, уходившую вверх по лесистому склону.
— У меня всегда было чутьё на лесные дороги. И я уверен, что эта тропа позволит нам прилично срезать. Кроме того, мы будем куда в большей безопасности подальше от такой дороги, как эта, которая кишит солдатами и разбойниками.
После этого воин какое-то время шёл впереди отряда, отбивая ветки колючего кустарника в стороны удачно найденной палкой. Сразу за ним следовал Эдвин, держа кобылу под уздцы и что-то ей нашёптывая, поэтому, когда по их следам проходили Аксель с Беатрисой, преодолеть тропу было уже гораздо проще. Но даже при этом короткий путь — если он действительно был коротким — становился всё тяжелее: деревья росли всё гуще, кряжистые корни и чертополох заставляли всматриваться перед каждым шагом. По своему обыкновению, Аксель с Беатрисой мало разговаривали во время ходьбы, но один раз, немного отстав от воина с мальчиком, Беатриса крикнула, обращаясь назад:
— Ты ещё там, Аксель?
— Да, принцесса, — Аксель и вправду был всего в нескольких шагах позади. — Не волнуйся, за этими лесами нет дурной славы, и до Великой Равнины отсюда далеко.
— Я тут подумала, Аксель. Наш воин — неплохой актёр. Его притворство даже меня могло бы обмануть, и он ни разу себя не выдал, даже когда тот грубиян стал дёргать его за волосы.
— Он сыграл на славу, согласен.
— Я тут думала, Аксель. Прошло уже много времени, как мы ушли из нашей деревни. Тебе не кажется, что это чудо, что нас отпустили, когда нужно ещё столько всего посадить и починить столько заборов и ворот? Думаешь, на наше отсутствие будут сетовать, когда в нас будет нужда?
— Нет сомнений, им будет нас не хватать, принцесса. Но мы ушли ненадолго, и священник понимает наше желание увидеться с сыном.
— Надеюсь, что так, Аксель. Мне бы не хотелось, чтобы пошли разговоры, будто мы ушли именно тогда, когда в нас больше всего нуждаются.
— Всегда найдётся кто-нибудь, кто так скажет, но достойные люди поймут, что это было необходимо, и будь они на нашем месте, то захотели бы того же.
Какое-то время они шли молча. Потом Беатриса снова заговорила:
— Ты ещё здесь, Аксель?
— Здесь, принцесса.
— Они были не правы, что забрали нашу свечу.
— К чему теперь вспоминать об этом, принцесса? И лето уже скоро.
— Я перебирала в памяти, как это было, Аксель. И мне подумалось, что, может быть, боль у меня появилась из-за того, что у нас не было свечи.
— О чём ты говоришь, принцесса? Как такое может быть?
— Мне кажется, это могла сделать тьма.
— Ступай осторожнее, впереди терновник. В таком месте лучше не падать.
— Я буду осторожна, Аксель, и ты тоже постарайся.
— Как темнота могла навлечь на тебя боль, принцесса?
— Помнишь, Аксель, прошлой зимой ходили разговоры про лешего, якобы его видели рядом с деревней? Нам-то самим он на глаза ни разу не попался, но говорили, что ему по нраву темнота. Мне кажется, что раз мы столько часов провели во тьме, он мог иногда заходить к нам, незаметно, прямо в нашу комнату, и навести на меня эту порчу.
— Принцесса, мы бы знали, если бы он зашёл, с темнотой или без. Даже в кромешной тьме мы бы услышали, как он двигается или дышит.
— Так вот, я думаю об этом, Аксель, и сдаётся мне, что прошлой зимой я иногда просыпалась ночью, когда ты крепко спал рядом, и мне казалось, что меня разбудил какой-то странный шум в комнате.
— Скорее всего, мышь или какая-то другая тварь, принцесса.
— Звук был совсем не таким, и мне помнится, что я слышала его не один раз. Так вот, я подумала об этом, и уверена, что он появился тогда же, когда впервые пришла боль.
— Ну, если даже это был леший, что из того, принцесса? Твоя боль — всего лишь ничтожное недомогание, а проделки той твари скорее шалость, чем зло, так же, как в тот раз, когда кто-то из озорной детворы подбросил в корзину госпожи Энид крысиную голову, просто чтобы посмотреть, как та станет метаться от ужаса.
— Твоя правда, Аксель. Скорее шалость, чем зло. Наверное, ты прав. Но всё равно, муж мой… — Она умолкла, протискиваясь между двумя древними стволами, напиравшими друг на друга, и продолжила: — Но всё равно, когда мы вернёмся, мне бы хотелось, чтобы по ночам у нас была свеча. Не желала бы я, чтобы этот леший или кто другой учинил нам что-нибудь похуже.
— Мы об этом позаботимся, не волнуйся, принцесса. Как только вернёмся, тут же поговорим со священником. Но монахи из монастыря дадут тебе мудрый совет про твою боль, и она не затянется надолго.
— Знаю, Аксель. Я не особенно о ней беспокоюсь.
* * *
Трудно сказать, прав ли был Вистан насчёт того, что тропа идёт напрямик, но, как бы то ни было, вскоре после полудня спутники вышли из леса обратно на большую дорогу. Дорога была изрезана колеями и местами заболочена, но теперь они могли идти свободнее, и со временем их путь стал суше и ровнее. Сквозь нависавшие сверху ветви пригревало солнце, и спутники шагали в приподнятом настроении.
Потом Вистан снова дал команду остановиться и указал на землю перед ними.
— Недалеко впереди нас едет одинокий всадник, — сказал он. И не успели наши путники пройти изрядное расстояние, как увидели впереди сбоку от дороги прогалину и поворачивавшую к ней свежую колею. Переглядываясь, они осторожно двинулись вперёд.
Когда прогалина открылась полностью, путники увидели, что она довольно большая: наверное, когда-то, в лучшие времена, кто-то надеялся построить здесь дом и окружить его фруктовым садом. Тропа, отходившая от главной дороги, хотя и заросла сорной травой, была проложена аккуратно, заканчиваясь большой круглой площадкой под открытым небом, если не считать огромного дуба с раскидистой кроной в центре. Оттуда, где они стояли, им удалось рассмотреть человека, сидевшего в тени дерева, привалившись спиной к стволу. Человек на секунду повернулся к ним в профиль, и стало видно, что на нём доспехи: из травы неподвижно и немного по-детски торчали две металлические ноги. Лицо его было скрыто растущими сквозь кору молодыми побегами, хотя можно было разглядеть, что шлема на нём нет. Рядом довольно щипала траву осёдланная лошадь.
— Назовитесь, кто вы есть! — крикнул человек из-под дерева. — Разбойников и воров я встречу с мечом в руке!
