Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
Пока Зенцов ходил, я думал, как построить с Гаджиевым разговор, чтобы он был доверительный, а то ведь он может замкнуться и мне ничего не сказать, подумает, все вы командиры одинаковые, только наказывать и знаете, а поговорить по-человечески не можете.
Я вспомнил свои наряды вне очереди, со мной командиры отделения тоже по-человечески не говорили, они только и знали команды: «Смирно», «Прекратить разговоры», «Выполнять» и так далее, и всё в приказном порядке. Один только старшина нашей роты говорил со мной нормально, даже если он что и заставлял делать, то не приказывал, а как бы просил. Я ему за это очень благодарен. А вот теперь я, старшина роты, и ко мне придёт, такой же солдат как я был раньше. И мне надо сделать так, чтобы он поверил в то, что не все командиры только приказывают и дают наряды вне очереди, что есть и такие, которые могут тебя послушать и понять. Дело это нелёгкое, но у меня уже есть опыт и я должен справиться.
Заходит в каптёрку Зенцов, с парнем, как бы сейчас сказали, кавказкой национальности. Довольно высокий, выше Зенцова на полголовы, приятные черты лица, брови черные густые, глаза тоже чёрные, я обратил внимание, что он действительно худой, хотя мы в армии все не жирные, но он худее остальных. Да, думаю, с ним надо, что-то делать, так дальше нельзя, на первое время придётся ему изменить систему питания, это во власти старшины и помощники мне здесь не нужны. Начну этим заниматься с завтрашнего утра, дальше тянуть никак нельзя.
Зенцова я отпустил отдыхать, а рядового Гаджиева пригласил за стол и предложил ему чай с сахаром и печенье. Сначала он посмотрел на меня с недоверием и, видимо, хотел отказаться садиться за стол, но увидев сахар, печенье и чай, как бы нехотя сел. Видно было, что он голодный, и голод заставил его сесть за стол. Я пододвинул ему стакан с чаем, полулитровую банку с сахаром, открыл новую пачку печенья и пододвинул её к нему, а затем говорю: «Клади сахар в чай, сколько хочешь, ешь печенье, ты, наверное, проголодался»? Он кивнул головой и принялся за еду. Все его действия были, как бы заторможены, зачем его такого в армию взяли, да ещё в танкисты, я не понимаю. Но делать нечего, теперь он мой солдат и я должен сделать всё, чтобы ему было легче служить. Когда он съел всю пачку печенья, выпил чай, я его спросил: «Ну как подкрепился»? Он кивнул головой, не поднимая голову. Вижу, что он ещё не расположен со мной разговаривать. Тогда я его спросил: «Твоя фамилия Гаджиев?» — «Да», — сказал он. «А как тебя зовут?» — «Али», — коротко ответил он. «Кто я такой, ты, конечно, знаешь» — «Да, знаю, Вы старшина нашей роты» — «Ну вот, мы с тобой познакомились, теперь можно и разговаривать. Скажи мне, у тебя нарядов вне очереди много?» — «Три, и все их дал Сержант Зенцов» — «Все твои наряды вне очереди я отменяю, завтра об этом скажешь сержанту Зенцову. Это первое, что надо сделать для облегчения твоей службы, и второе, что мы сделаем, это изменим время твоего питания. Как я вижу, ты всё делаешь медленно, как мне сказали, ты и кушаешь так же медленно и не успеваешь поесть, ты очень худой, правда, в армии мы все не жирные, но всё же лучше выглядим, чем ты. Так что завтра, на завтраке ты будешь кушать за свободным столом вместе с сержантом Зенцовым, а как покушаете, вместе придёте в роту, у вас будет тридцать минут послеобеденного отдыха, так что Вы за это время успеете поесть».
Я всё это ему говорю, а сам смотрю, как он на мои слова реагирует. Парень прямо на глазах меняется, поднял голову, смотрит на меня, старается ничего не упустить, даже появились признаки весёлости. Ну, думаю, парень ожил теперь можно говорить и на другие темы, но всё-таки решил его спросить: «Али, скажи мне, ты веришь тому, что я тебе сейчас сказал?» — «Да верю, про Вас солдаты говорят, что Вы старшина строгий, но справедливый, если надо то за солдата постоите, да и о нас заботитесь, вон, когда по боевой тревоге выезжали, другие роты жевали сухой паёк, а мы кашу, да борщ наваристый ели. Так что я Вам верю». Али говорил по-русски плохо, некоторые слова его я вообще не понимал, но смысл их улавливал, поэтому продолжал с ним разговаривать.
Мне было интересно узнать, почему его так поздно призвали в армию, ведь по возрасту он должен был уже отслужить, а он служит только первый год. И ещё, почему он такой медлительный, то ли от природы, а может у него какое заболевание, а призывная комиссия просмотрела. Хочу, чтобы он о себе сам рассказал, и поэтому спросил у него: «Али, расскажи ты мне о себе, почему тебя так поздно в армию забрали, может ты болел? И почему ты такой медлительный, что ничего не успеваешь сделать. Почему боишься танка, снаряда ну и прочего военного снаряжения. Может я тебе смогу помочь чем-нибудь?» Сказал, и смотрю выжидательно на него.
Он сначала помолчал, а затем у меня спрашивает: «Товарищ старшина, а разве Вам интересно будет знать о рядовом солдате?» — «Али, поймите меня правильно, для меня, как старшины роты, неважно в каком звании солдат моей роты, я призван для того чтобы заботиться о каждом члене нашей семьи, которая называется ротой, и поэтому то, что Вы расскажите, мне не просто интересно, но даже поучительно. Как я понимаю, вы житель гор, а я, степной человек и поэтому для меня горы загадка и люди, которые там живут, тоже загадка, вот я и хочу, с одним из представителей гор познакомится, то есть с Вами» — «Ну, если Вам интересно то я, конечно, расскажу, только из меня рассказчик плохой, да и на русском языке я говорю плохо, так что то, что Вам интересно Вы меня спрашивайте, а я буду отвечать» — «Ну, хорошо, сначала расскажи, где ты жил и чем занимался?» Заранее скажу, что писать стараюсь правду, и поэтому честно скажу, из какой республики призвался рядовой Гаджиев, я, за давностью времени, запамятовал, а вот название аулов, где он бывал, помню хорошо, да их и запомнить не трудно. Это Верхний и Нижний аулы.
Он рассказал, что жил с родителями и младшими сёстрами в Верхнем ауле, а в Нижний аул, выйдя замуж, переехала его старшая сестра, вот поэтому он туда и попал. А до этого он, кроме своего аула и гор, ничего и не видел. Они с отцом всё лето до самой зимы пасли овец, то в долине, то в горах на верхнем пастбище. Как бы с цивилизацией он не знаком, вот потому он боится танка и всех машин, так как до армии он их и не видел, ни наяву, ни в кино. В их ауле машин не было, так как там и ездить негде, дорог, как таковых нет, только тропинки, по которым ходят пешком, а грузы перевозят на ишаках. В Нижний аул тоже нет дороги, просто тропинка и то, такая крутая, что только и смотри, чтобы не свалился. Кино к ним не возили, потому что нет дороги, да и аул слишком мал, всего с десяток домов, если их так можно назвать. «А медлительный я, потому что у меня и отец такой, да и куда нам в горах торопиться, овцы пасутся, а ты или греешься на солнышке, или к ручью за водой сходишь, там тоже спешка не нужна. Вот так я привык к медленной жизни и вот теперь перестроится, никак не могу. Да ещё этот танк, я его просто боюсь, всю ночь не сплю, переживаю что у меня ничего не получается, не знаю чем всё это кончится», — на этом закончил он свой рассказ.
Помолчал немного, опустив голову, затем вдруг её резко поднял и говорит: «Товарищ старшина, Вы говорили, что хотите мне помочь в службе, так помогите мне перейти в хозяйственный взвод, слышал, что они ухаживают за животными, вот мне бы туда. Я люблю животных и мне с ними хорошо, я их понимаю, они меня понимают, а, главное, там нет такого грохота как в танке, у меня от него голова болит. Если сможете, то помогите я очень Вас прошу» — «Ладно, Али, о переводе поговорим потом, а сейчас скажи, почему ты в армию не пошёл со своим годом. Ты уже сказал, что не болел, так может тебе повестку, не присылали?» — «Да нет, присылали. Но понимаете, почтальон, повестку приносит весной или летом, а я в это время уже с овцами в горах, а кто же мне её понесёт в горы? Она и так почти километр поднимается с Нижнего аула в Верхний аул, а ко мне в горы ещё надо подниматься километра полтора. Принесёт повестку матери, та положит её под скатерть на столе, вот она и лежит до зимы, а когда я спущусь с гор, то мне отдаст, а куда я теперь с ней? И так каждый год. И знаете, у нас в ауле я был не один такой, кто вовремя не пошёл в армию» — «Но ведь тебя всё же забрали в армию, как это получилось?» — спросил я у него. «А, это так, случайно. Моя сестра выходила замуж, а жених был из Нижнего аула, меня отец отпустил с верхнего пастбища, и мы с друзьями пошли в Нижний аул на свадьбу. Шли долго, по горам сильно не разгонишься. Когда пришли, решили отдохнуть в тени дерева, тут нас милиция и повязала, видать, они нас уже ждали. Так нас троих в праздничной одежде и забрали. Ну а дальше, как положено, привезли нас в районное село в военкомат, а из военкомата, нас, уже не выпустили. Вот так я оказался в армии». Если честно, то тому, что Алиев мне рассказал, я, мягко говоря, не поверил. Подумал, ну как же это так, в советское время наша доблестная милиция хоть где может достать призывников, и в то время, и уже гораздо позже, я так и думал, пока не встретился с другим представителем гор. Но было это уже гораздо позже.
