Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста - Минаев Сергей Сергеевич

— Без связи так без связи. — Всё время, пока я говорил, Ваха счищал прутиком грязь, прилипшую к подошвам его высоких армейских ботинок. — Нэ проблема. Пойдём, покажу позиции.

— Подожди, я переводчиков и старших иностранцев позову.

— Им все покажут, нэ волнуйся, дарагой. Все места подготовлены.

Мы миновали кусты, растущие у дороги, и вышли на плоскую местность. Муляж пограничной заставы представлял собой квадрат, образованный четырьмя огневыми точками. Из двух точек торчали орудия, две другие были пустые. Недалеко от нас находилось некое подобие сарая, наполовину врытого в землю («Блиндаж, где командный пункт располагается», — пояснил Ваха), далее стояли два барака, имитировавшие казармы, между ними стоял ветхий грузовик «ЗИЛ», а по периметру квадрата стояли телеграфные столбы, врытые наспех и не несущие никаких проводов.

— Халтура, — резюмировал я, обозрев местность, — чего, провода лень было повесить или по смете не прошли?

— Времени не хватило. Ну… и денег тоже, — щёлкнул пальцами Ваха.

— Пойдём, огневые точки посмотрим, а то, может, это не пушки, а ёлки торчат.

— Абижаешь, а? Какие ёлки, там даже солдаты настоящие сидят.

В двух огневых точках действительно находились орудия и солдаты. По трое у каждого. При нашем появлении они нехотя вставали, поправляли ремни, но сигарет изо рта не вынимали. Ваха что-то сказал им по-грузински, довольно резко, после чего бойцы стали расчехлять орудия и некоторые даже надели каски. В двух других гнёздах обнаружились пустые бутылки («Долго сидэли, холодно», — сухо заметил Ваха) и отхожая яма.

— Я ж тебе говорю: халтура, а ты — «времени не хватило». Твои бойцы зассали и засрали тут одну яму почти целиком, а в другой бутылок полмашины. Совести не хватило вам, а не времени.

— Слушай, Антон, ты тут собрался противовоздушной обороной заниматься или кино снимать, а? — развёл руками Ваха. — Меня просили макет — я построил макет. Что ещё надо? Может, тэбэ ещё аэродром за неделю здесь построить надо было и федералов два полка нагнать?

— Ваха, ты не кипятись. Уж кого-кого, а федералов мне тут точно не надо. Просто я перфекционист и сторонник съёмок, максимально приближённых к реальности.

— Как скажеш, дарагой. Вот ещё что. Тут у меня два мешка с грузинской формой, найдём пакажу.

Мы подходим к блиндажу, у которого стоят два похожих на Ваху грузина, одетые в спортивные костюмы. Ваха делает им знак рукой, и они молча вываливают содержимое мешков на землю. Я сажусь на корточки, беру в руки камуфляж и верчу его так и сяк. Камуфляж весь в огромных дырках на груди и спине, бурых пятнах, местами обожжён.

— Ваха, а почему дырки такие большие, а? Такое впечатление, что в человека не пулемёт, а пушка снарядами лупила. Вы тут не перестарались?

— Антон, ты когда-нибудь видел, как вертолётный пулемёт работает?

— Нет, честно говоря, не видел.

— И нэ дай тэбэ Бог увидеть. Не придирайся. Нормальные дырки. В самый раз.

Отчего-то мне не захотелось больше расспрашивать и придираться к дыркам, понимая, что это последняя вещь, в которой мне хотелось бы разбираться профессионально. Я прошу своего оператора позвать начальника статистов, а также проверить, разместились ли камеры.

Я заметил в отдалении небольшой холм, с которого просматривалась вся поляна, и двинулся к нему. Дойдя, я закурил и стал осматривать поле предстоящей «битвы». Массовка лениво разбирала военную форму, камеры уже заняли три указанных им места, и операторы деловито копошились вокруг небольших песчаных насыпей, устраиваясь удобнее. Трое грузин молча стояли в центре площадки, даже не переговариваясь друг с другом. Солдаты у пушек смотрели на происходящее весьма заинтересованно. Почти всё было готово, лишь у блиндажа двое американских операторов безуспешно боролись с маскировочной сеткой, которая закрывала им окна. Я двигаюсь к ним. Один из троих грузин Вахи двигается вместе со мной. Мы почти одновременно подходим к блиндажу и смотрим, как америкосы неловко тянут сетку на себя, пытаясь оторвать её от окна. Грузин подходит к окну, отстраняет америкосов, достаёт большой нож, делает два взмаха и освобождает окно от сетки. Лишь с одной стороны сетка закрывает окно чуть больше, чем нужно. Кто-то из америкосов указывает ему на этот небольшой недочёт. Грузин молча указывает рукой на небо и уходит, оставив америкосов в замешательстве. Поняв, в чём дело, я говорю переводчице:

— С этой стороны солнце будет мешать, переведи.

Америкосы, поняв, в чём дело, дружно аплодируют грузину. Он оборачивается, кивает головой и продолжает идти к Вахе. Переводчицы приносят кофе в больших термосах, разливают его по пластиковым стаканам и обносят окружающих.

Ко мне подходит Ваха со своими бойцами:

— Я нэ нужэн болшэ, Антон?

— Как не нужен? А кто нас увезёт отсюда? — смеюсь я.

— Мои машины там будут стоять, за лесом. Как вертолёты улетят, вы закончите и идите к нам, аппаратуру бойцы погрузят. Они аккуратные.

— Спасибо. Тогда встречаемся за лесом. Увидимся.

— Удачи тэбэ, дарагой. — Ваха жмёт мне руку, надевает очки и уходит вместе со своими молчаливыми грузинами.

Я про себя ещё раз отмечаю его странную манеру говорить то с сильным акцентом, то на чистом русском языке. Наверное, кагэбешник бывший, не иначе, объясняю я эту странность моего нового знакомства. Ещё, мне кажется, что он как-то печально посмотрел на меня во время прощания. Возможно, эта неземная грусть во взгляде свойственна всем продюсерам, работавшим в 1991-1993 годах в лесах Чечни, возможно, мне просто показалось. В любом случае, Ваха оказался профессионалом своего дела. Что приятно.

Ко мне подходит главный америкос, Джефф Райот. В одной руке он держит пластиковый стакан с кофе, в другой — сигарету. Его ветровка застёгнута под горло, но всё равно он стучит зубами от холода.

— Whats up dude? 3 — спрашиваю я со смехом, хотя и так всё ясно.

— Such a cold Antony it always that here? 4

— Of course it s not Miami Jeff 5.

— You are russian bear 6, — смеётся Джефф.

Я снимаю свою куртку и отдаю её Джеффу, потому что на самом деле не так холодно или просто у меня начинает вырабатываться адреналин, который согревает.

— Бери, Джефф.

— О, спасибо. А ты как же?

— Я в порядке. У меня есть другая штука.

Я достаю из заднего кармана джинсов плоскую фляжку с коньяком и отхлёбываю из неё. Джефф рассматривает мою ветровку, во всю спину которой надпись большими буквами: НОМО Minotaurus. К нам подходит переводчица, с которой Джефф начинает обсуждать эту надпись. Она смеётся и говорит:

— Знаете, Антон Геннадьевич, у всех режиссёров есть такие специальные стульчики, на спинках которых их фамилия написана. Как у Бондарчука, например. Вы прямо как режиссёр.

— Я и есть режиссёр, милая моя. И автор сценария, и продюсер, и режиссёр. Все в одном флаконе.

Она переводит Джеффу, мы все начинаем хохотать, Джефф надевает мою ветровку, я протягиваю ему фляжку для более быстрого согревания, он делает большой глоток, чуть кривится и произносит:

— Ехсеllent 7…

Судя по всему, бухло здесь было не только у меня, потому что все участники съёмок сгрудились около блиндажа, курят и передают по кругу какую-то бутылку. Кто-то включает непонятно как сюда попавший магнитофон, который начинает играть известный хит Глории Гейнор «I will surwiwe». Над площадкой летит:

Я смотрю на часы и понимаю, что до подлёта вертолётов осталось семь минут. Взяв мегафон, я скорей шутливо, чем строго, говорю: