До свидания, Сима - Буркин Станислав Юльевич

Старец, пока слушал печальный рассказ женщины, только и делал, что плакал, до того ему было жалко одержимую распутством душу. И вот спустя год старец поспешил вновь туда, где они познакомились. Но когда он пришел туда, ему показалось, что никого рядом нет. Он долго искал ее в окрестностях и очень расстроился, так как забыл во время последней встречи даже спросить, как ее зовут. И вдруг он наткнулся на ее мертвое тело. Она лежала на земле, прикрытая все тем же кусочком ткани, и возле нее было накорябано: «Здесь похорони, старец Зосима, недостойную рабу Божью Марию и непрестанно возноси за нее молитвы!» Всплакнув, он решил выполнить поручение похоронить ее. Но он был уже стар, и у него нечем было выкопать могилу. Он увидел какую-то палку и начал ею скрести иссушенную солнцем землю, но у него ничего не выходило. И вот когда старик уже весь измучился, он обернулся и обомлел от страха, так как рядом с телом умершей стоял громадных размеров лев, который лизал ноги покойницы. Старец, задрожав от страха, перекрестился и решил не двигаться. Но потом подумал, что сила святой покойницы сохранит его от хищника, и немного расслабился. И тут зверь неожиданно подошел к нему и начал ластиться как котенок — терся об него ушами и урчал, словно мурлыкал. Поняв, что они подружились, Зосима сказал льву: «Зверь, эта великая святая заповедала мне похоронить ее, а я уже старый и не могу выкопать могилу. Вырой ее своими когтями, и тогда мы похороним ее как положено». Лев послушался и начал копать передними лапами землю, пока не выкопал настоящую яму. Старец еще раз заплакал над маленьким измученным телом Марии, помолился за упокой, поднял на руки и предал ее земле. После этого он вернулся в монастырь и рассказал обо всем этом братьям-монахам. До этого никто ничего от него не слышал о Марии Египетской. Потом эту историю рассказывали и передавали из поколения в поколение, пока кто-то не догадался ее записать. Жаль только, что о дальнейшей дружбе старца Зосимы и льва предание церкви умалчивает. А можно было бы написать неплохую вторую часть.

Вот я и пересказал вам вкратце всю эту, без сомнения, правдивую историю, которую я услышал в церкви во время Стояния Марии Египетской. Потом я часто вспоминал ее и все думал о Симе и о том, что она по сути такая же, как Мария в молодости. После этого дня я начал частенько приходить помогать в алтарь. Оказалось, что все остальные мальчики не ходят по будням и что в эти дни я один отвечаю за стенной шкаф сокровищ. Я полагаю, что если бы я не мог заходить в алтарь, то мне бы не было так интересно в церкви. А в алтаре я чувствовал себя при деле, очень гордился своей кадильной должностью и даже подумывал стать священником. Я бы, наверное, даже стал им, если бы как-то раз не оказался свидетелем одной очень странной истории.

Дело в том, что одним из самых шумных людей в алтаре был молодой монах отец Василий, который был еще и дьяконом. Ему было всего лет девятнадцать или двадцать, но вел он себя как настоящий королевич. Одевался всегда помпезно, носил четки с драгоценным камнем, гордился своим сотовым телефоном, люто смирял (то есть всячески ругал и унижал) пономарей и старушек в храме. Правда, от священников ему самому больше всех доставалось, но с младшими он вел себя как рабовладелец. Со мной у него были хорошие отношения, он часто приводил меня в пример остальным послушникам, и мы с ним бывало подшучивали над кем-нибудь и дурачились. И вот однажды с отцом Василием произошло что-то странное. До меня дошли какие-то смутные слухи о том, что он пытался сбежать домой (а был он из городка в соседней области) и что его изловил на вокзале громадный отец Никодим Есаулов и что чуть ли не за ухо приволок обратно в собор.

Я сначала не поверил, но потом, когда увидел отца Василия на службе, то заметил, что он как-то странно себя ведет, дергается весь, суетится, молчит и правую скулу рукой прикрывает. Когда мы с ним разговорились, он начал стараться как обычно шутить, а я заметил, что у него уголок глаза налит кровью. И тогда я понял, что его действительно где-то били. Мне стало его жалко, и я спросил, что случилось. Он только нервно дернулся и сказал, что Есаулов дурак.

Все это навеяло довольно грустные мысли, которые только усилились, когда мне сообщили, что отец Василий пропал. Я начал о нем расспрашивать, но все только отмахивались и говорили, что так ему и надо. Потом в алтаре появилось постановление московского Синода о лишении отца Василия всех церковных званий за непослушание, насилие и разврат.

— Ба, а ты хотела бы, чтобы я стал священником?

Бабушка задумалась и сказала, что очень хотела бы, чтобы я стал священником, но настоящим, то есть очень образованным и добрым.

— Я хотела бы, чтобы ты стал миссионером и писателем, — мечтательно улыбаясь, говорила бабушка. — Главное это не быть фанатиком и не боятся иметь свое личное мнение. А почему ты решил стать священником?

— Ну ведь кто-то должен быть и священником. Тем более мне нравится в алтаре и вообще все старинное в церкви, — сказал я, а сам представил себе, как меня окружает толпа прихожанок, я по очереди благословляю их и даю им облобызать свою руку. На самом деле я, конечно, не такой мерзавец. Мне действительно очень нравится служба. Что-то меня захватывает в ней, и я едва ли смогу объяснить вам, что именно. Просто мне становится нестерпимо грустно и одиноко, когда я выхожу из алтаря, целую икону на двери и думаю о том, что уже никогда туда не вернусь.

Часть II

Горячее лобзание Африки

Глава четвертая

Цветочки мистера Тутая

1

Прошло уже почти пятнадцать лет, а Сима Египетская все не дает мне покоя. Обычно я о ней редко вспоминаю, но уж если вспомню, то такая тоска наваливается, что хоть волком вой. Я уже и лицо-то ее плохо помню, а в груди все еще что-то цокает, когда я приезжаю домой и захожу в ее комнату.

Джинсы протерлись, и между ног у меня дыра. Но я говорю себе, что мне наплевать. Целый день бью баклуши, брожу по нелюбимому городу. Через два квартала переберусь на другой берег Темзы, там можно будет взять велик напрокат и поехать за город к мистеру Тутаю. Быстрее, конечно, на пригородном поезде, но билет покупать не хочется. За велик я отдам фунт, а за билет на все зоны мне придется выложить минимум десять. Единственный минус в этих великах это то, что их нужно возвращать именно туда, где взял. Иначе оштрафуют, карты пользователя лишат. В эти велики встроен датчик GPS, и ты никуда не денешься. Один грек с реденькой челкой, налипшей на глянцевый лоб, говорил мне, что как только нам эти датчики всадят под кожу — все, считай, приехали: наступило царство Антихриста. Ну и мысли у меня сегодня…

С женой мы сегодня отвратительно поссорились. Теперь она, наверное, водку пьет с Моникой. Польки вообще любят пить водку, когда расстраиваются. Пить чистую водку для них это то же, что для древних израильтян сыпать пепел на голову. Можно, конечно, ей позвонить, но толку? Мы погрязнем в подробностях и взаимных упреках. Лучше всего немного подождать.

Я прошел мимо конторы «Бритиш эирвэйс» и всем телом ощутил, как хочется мне купить билет и уже вечером быть в Москве, а завтра в Томске. Но если я сейчас свалю, Питер мне не заплатит. Он и так дергается последнее время. Мы занимаемся нестандартными интерьерами. Питер взял меня в надежде на встречи с русскими клиентами, но где тут… Если у них дом на Лодоун-сквер, то им уже нужно, чтобы каждый сантехник был у них с галуном на заднице. Это коренные европейцы: англичане, французы, немцы — независимо от амбициозности их заказа, будь то хоть Букингемский дворец, всегда будут искать вариант, чтобы заплатить маленькому человеку как можно меньше. И сделают это козлы не потому, что им жалко пары пенсов, а просто для порядка. Хотя бы немножко сэкономив, они уже будут горды собой. Это что-то вроде спортивного интереса. С русским богатым клиентом совсем не так. Он боится уронить себя в собственных глазах. Хотя что объяснять, мы это и дома уже видели…

Я перешел через уродливый бетонный мост возле иглы Клеопатры, выбрал себе велик и не спеша покатил на запад, к мистеру Тутаю. Мы познакомились с ним, когда он жил еще в Польше. Мы тогда с женой насиживали в Кракове мой паспорт резидента Евросоюза и ездили отдыхать в ее родные места в Татрах. Его дом находился в стороне от туристического городка Закопане, и нужно было еще минут тридцать идти по петляющей между холмами узкой асфальтированной дороге, пока не увидишь скромный домик на горном пейзаже. Когда он вернулся в Лондон после своего десятилетнего польского отшельничества, то устроился в тихом пригороде недалеко от засаженного тонкими деревцами кладбища, похожего на палисадник.