Виолетта - Альенде Исабель

— Нет, откуда мне знать?

— Пожалуйста, выйди за меня замуж. — Он выпалил это без запинки, почти крикнул.

— Замуж? Мне всего двадцать, Фабиан. Как я выйду замуж?

— Это не обязательно должно быть… прямо сейчас, мы… мы… мы можем подождать… Я скоро закончу учебу.

Мои тетушки и дядя Бруно не раз подшучивали над ежедневными визитами ветеринара, и мне давно пора было догадаться, что интересую его я: больше в Санта-Кларе не было ни единой души, на кого этот молодой человек мог бы обратить внимание, и все же его признание меня удивило. Я хорошо к нему относилась, хотя его постоян-ное присутствие дома иной раз меня раздражало. Если в какой-то вечер он не являлся в обычное время, я с некоторым беспокойством посматривала на часы с маятником.

Когда он заговорил о женитьбе, я поначалу испугалась: меня страшила перспектива очутиться в немецкой колонии, где я буду чувствовать себя как гадкий утенок среди белых лебедей. Выйти замуж за Фабиана было бы ужасной глупостью, но, видя его перед собой, растерянного, не справляющегося с могучим течением своей первой любви, у меня не хватило духу отвергнуть его предложение.

— Прости, но так сразу я не могу дать тебе ответ, мне нужно подумать. Давай подождем некоторое время, а пока узнаем друг друга получше.

Фабиан глубоко вдохнул — он не дышал больше минуты — и вытер лоб носовым платком с таким облегчением, что глаза у него увлажнились. Испугавшись, что он вот-вот расплачется, я подошла к нему вплотную и наклонилась, чтобы чмокнуть в щеку, но он решительно притянул меня к себе и крепко поцеловал взасос. Я отшатнулась, испуганная столь неожиданной реакцией этого человека, такого, казалось бы, взвешенного и рассудительного, но он меня не отпускал и продолжал целовать, пока я не расслабилась в его объятиях и не ответила на поцелуи, прислушиваясь к этой впервые возникшей близости.

Сложно описать противоречивые эмоции, которые владели мной в тот момент, Камило. С годами острота желания притупляется и такого рода воспоминания кажутся нелепыми, как припадок безумия, сразивший постороннего человека. Должно быть, я почувствовала пробуждающуюся сексуальность, удовольствие, возбуждение, любопытство, смешанное со страхом, что я беру на себя слишком много обязательств и не смогу пойти на попятную, но сейчас я сомневаюсь во всем, что связано с сексом. Я забыла, как это бывает.

Я никому не рассказывала о том, что произошло в тот день, но все, даже Торито с его невинностью, обо всем догадались: сам воздух менялся, когда мы с Фабианом были вместе. Мы под любым предлогом исчезали в Скворечнике, движимые неистовым возбуждением, которое невозможно было скрывать. Неудивительно, что ласки становились все настойчивее, но у Фабиана имелись твердые представления о том, что дозволяется до брака, и ничто не могло его поколебать — ни пылкая страсть, ни моя податливость. Несмотря на риск забеременеть и строгое воспитание, ханжество Фабиана меня возмущало; если бы он позволил, мы бы в ту же секунду разделись и занялись любовью, а не изнурительной возней, которой предавались до сих пор, путаясь в одежде. Видишь ли, Камило, в то время девушки моего круга не должны были спать со своими женихами до замужества. Уверена, они многое себе позволяли, но не признались бы в этом даже под пытками. Противозачаточные таблетки еще не были изобретены.

В дни, оставшиеся до моего отъезда, мы изучали друг друга где придется — в хижине, в конюшне, на кукурузном поле. Фабиан клялся любить меня до гроба и тысячу раз повторял это в своих письмах. Я свыклась с уверенностью, что однажды выйду за него замуж, — в конце концов, стать женой и матерью естественно для любой женщины.

— Фабиан — хороший парень, порядочный, трудолюбивый, привязан к семье, а ветеринаров все уважают, — говорила тетушка Пилар.

— Этот мальчик — одна из тех преданных натур, которые влюбляются раз и навсегда, — добавила тетушка Пия, непобедимый романтик.

— Если бы вы знали, какой он зануда. Он настолько предсказуем, что я уже заранее вижу, какой будет наша жизнь через десять, двадцать или пятьдесят лет, — возражала я.

— Лучше муж-зануда, чем гулена.

Но что могли знать о любви и браке старые девы? Мне нравились сексуальные игры с Фабианом, хотя после них я чувствовала опустошение и досаду, но при этом я не испытывала физического или душевного влечения к этому высокому, тощему мужчине, с его твердыми правилами и пуританскими замашками. Он, несомненно, был бы отличным мужем, но я не чувствовала ни малейшего желания немедленно выходить замуж. Я хотела насладиться свободой, прежде чем решиться на спокойную жизнь рядом с ним, воспитывая детей под крылышком его образцового клана. Я представляла себе совместное будущее как спокойную равнину, где не может произойти ничего необычного, никаких перипетий, встреч или приключений, ровный путь до самой смерти.

8

Марко Кусанович эмигрировал из Хорватии в четырнадцать лет в конце девятнадцатого века. Прибыл он один, без денег, с клочком бумаги, где было написано имя его родственника, уехавшего в Южную Америку десятью годами ранее. Он в жизни не видел географической карты и не подозревал, какой долгий путь ему предстоит, в каком направлении двигаться, к тому же ни слова не знал по-испански. Он работал за перевозку и прокорм на грузовом судне, чей капитан, тоже хорват, пожалел его и назначил помощником кока. По прибытии он так и не сумел разыскать человека, чье имя было написано на бумажке, потому что перепутал страну: родственник жил в Пернамбуку [15]. Марко был крепок для своего возраста и зарабатывал на жизнь портовым грузчиком, шахтером и так далее, пока не устроился бригадиром на лесопилку Арсе-нио дель Валье. Он был от природы хорошим руководителем, а суровая жизнь в горах ему нравилась. Там он проработал одиннадцать лет, пока лесопилку не закрыли, а затем решил начать все сначала в каком-нибудь другом месте на природе, потому что не любил города. Приглашение Хосе Антонио стало для него судьбоносным.

Договорившись с Кусановичем, брат скрепил сделку рукопожатием; для обоих этого было бы достаточно, но по закону партнерство следовало зарегистрировать у нотариуса в Сакраменто. Подписав бумаги, Хосе Антонио изменил фамилию на Дельвалье, символический жест, помогавший порвать с прошлым, к тому же не лишенный практичности, поскольку под новой фамилией его бы не перепутали с отцом.

Сборные деревянные дома существовали повсюду в мире, Хосе Антонио читал об этом в журнале, однако никому не приходило в голову строить их в нашей стране, где то и дело случаются землетрясения, разрушая основы цивилизации, после чего приходится поспешно возводить все сначала. Марко разбирался в строительстве, а Хосе Антонио взял на себя ссуды, юридические аспекты и организацию производства. Он многому научился у отца и кое-что понял после его окончательного краха.

— Мы будем вести дела честно, — пообещал он Марко.

В первую очередь надо было разработать базовый проект жилья из панелей стандартных размеров; одни панели были гладкими, другие оснащены дверями или окнами. Чтобы увеличить площадь, достаточно было добавить дополнительные модули; таким образом можно было выстроить что угодно, от маленького домика до больницы. Прихватив с собой чертежи, Хосе Антонио отправился в Региональный банк Сакраменто и получил ссуду, необходимую для спасения отцовской лесопилки. Прощаясь, управляющий предложил себя в качестве партнера. Это открывало брату двери в финансовый мирок нашей провинции, где фамилию Дельвалье никто не ставил под сомнение. Так была основана компания «Сельские дома», которая существует по сей день, хотя моей семье больше не принадлежит.

В первый год Хосе Антонио обосновался с Марко в горных лесах, где они восстанавливали пришедшую в упадок лесопилку и организовывали доставку стройматериалов на скромную фабрику по производству панелей, которую открыли на окраине Сакраменто. В следующем году они разделили работу: Марко взял на себя производство, а Хосе Антонио открыл контору по продаже домов. Первые заказы поступили от местных землевладельцев, которым требовалось простейшее жилье для временных работников, а позже домишки для малообеспеченных семей. Никогда прежде не видывали эти места, чтобы работа двигалась так быстро и слаженно. Двое рабочих закладывали фундамент и проводили воду; едва цемент высыхал, появлялся грузовик с модулями, из которых менее чем за два дня возводили стены, а на третий уже укладывали крышу. В завершение жарили праздничное асадо [16] и щедро поили рабочих вином — все это за счет «Сельских домов», что послужило хорошей рекламой.