Сон-трава. Истории, которые оживают - Воздвиженская Елена
Я мысленно попрощался с жизнью, как вдруг между деревьев мелькнуло белое облачко. Я повернул голову в ту сторону и увидел её. Это была она – Белая женщина. Вид её поражал, её рост был таков, что голова её доставала до макушек самых высоких сосен. Она была одета в длинное платье и медленно шла к нам. Я увидел, как она припадает на одну ногу и вспомнил бабушкины слова о том, что Настасья была хромоножкой.
Весь облик её был прозрачен и лунный свет просвечивал сквозь неё, как бы через туман. Но несмотря на это, я видел её совершенно чётко, как по видимому и те двое, что напали на меня.
Один ткнул другого локтем и молча указал на призрака. Оба попятились и упали на землю, я же продолжал лежать, поскольку знал, что Белая женщина не причинит мне зла. Она молча приблизилась к этим двоим и остановилась, те лежали, не в силах сдвинуться с места. Маленькая собачка бегала рядом и звонко лаяла. Женщина же не проронила ни слова.
Молча закружила она вокруг лежащих, всё быстрее и быстрее, словно вихрь. Зашумел лес, закачались верхушки могучих, старых деревьев. Луна скрылась за тучей. Потемнело кругом. А когда перестала она кружить, то я увидел, как те двое лежат на земле с закрытыми глазами. Я испугался.
И тут женщина обратила своё лицо ко мне и я услышал её голос:
– Не бойся, они просто спят. Позови помощь, они никуда теперь не уйдут, пока ты не будешь в безопасности.
После этого женщина взмахнула широким рукавом и я вмиг оказался на опушке леса, у своей машины. Я потянулся к мобильнику, лежащему в кармане, слава Богу, сеть была. Я вызвал помощь и привалился к колесу, не в силах подняться на ноги, голова кружилась и болела невыносимо.
Она стояла и смотрела на меня. После улыбнулась мне тихой, кроткой улыбкой и, медленно повернувшись, пошла в сторону леса, собачка преданно бежала за ней вслед, не отставая ни на шаг. Лунный свет заливал поляну и высокий силуэт в белом. Она удалялась всё дальше и дальше, пока не слилась с туманом, стелющимся по траве.
– Спасибо, – прошептал я, вспомнив, что даже не поблагодарил её, – Спасибо, Настенька…
Вредная бабка и фельдшер Андрюха
Андрюха со вздохом вышел из кабины кареты скорой помощи и, оглядев спящую пятиэтажку с тёмными окнами, отметил, что в единственном светящемся окне мелькнул бабкин силуэт.
– Сейчас откроет дверь и ляжет на диван, – Андрюха уже изучил до мельчайших подробностей бабкин маршрут, и поэтому мог предсказать все её действия и даже слово в слово весь диалог, который сейчас состоится между ними.
Бабка эта вызывала скорую с завидной регулярностью, будто бы по чётко спланированному графику – два раза в неделю и непременно ночью, в районе часа-двух пополуночи. Жалобы были тоже одни и те же:
– Помираю!
И на все вопросы диспетчера о том, что и где конкретно болит, бабка упорно и заученно твердила одно слово «Помираю!».
Поначалу, конечно, скорая реагировала как полагается, ну то есть, мчались к больной, измеряли ей давление, пульс, снимали ЭКГ и определяли уровень сахара в крови, но из всех этих показателей следовало одно – бабка может хоть сейчас лететь в космос или пускаться в одиночное плавание в открытое море. Таким цифрам мог позавидовать любой человек.
К тому же бабка шибко бывала недовольна, ежели медики осмеливались провозгласить прямо и открыто об идеальном состоянии её здоровья, для её возраста соответственно. Тогда она начинала ругать всю современную медицину на чём свет и обещала написать с утра жалобы в горминздрав, после чего с криками выпроваживала бригаду вон из квартиры.
Когда фельдшеры и врачи станции СМП раскусили бабку, то энтузиазма в спасении бедной страдалицы у них поубавилось и они начали перекидывать вызова друг на друга. Каждая бригада, заслышав в рации знакомый адрес, тут же начинала ссылаться на все мыслимые и немыслимые препятствия, мешающие именно им принять данный вызов.
И вот в одну из таких ночей после короткой, но весьма бурной перепалки в прямом эфире, на вызов и был отправлен молодой ещё совсем фельдшер Андрюшка.
Андрюха пришёл на работу не так давно, по сравнению с остальной старой гвардией, всего два года назад. Однако что значат два года на скорой? За это время ты можешь стать профессором медицины, ибо теория ничто, а практика всё! Так что Андрей быль уже весьма опытным специалистом, а в коллективе его к тому же любили за добрый, отзывчивый характер и быструю сообразительность, старый кардиолог Петрович неоднократно повторял, что Андрюхе нужно поступать в мединститут, а не тратить молодые годы на скорой понапрасну. Но Андрюха отнекивался, мол меня и так всё весьма устраивает.
Так вот, на удивление всей станции, бабка Андрюху тоже весьма приветила, не выказывала ему недовольства как остальным и даже, вызывая в очередной раз ночью скорую, просила прислать к ней именно Андрюху. Уж каким чутьём она угадывала его смены, ведь график не всегда был стабильным, одному Богу известно, но коллеги в коротких чайных паузах на станции между вызовами, посмеивались, что бабка по всей видимости положила на Андрюху глаз. А что, очень даже ничего себе невеста – и с квартирой, и с хорошей пенсией, и даже детьми не обременена (единственная дочь жила где-то во Владивостоке и к матери кажется совсем не приезжала). Андрюха лишь смеясь, отмахивался от шутников.
Но всему есть предел, и даже терпению Андрюхи он тоже однажды настал. Нет, в открытую он бабке не грубил, но всякий раз, когда они заруливали в знакомый двор и он выходил из машины, возводил глаза к бабкиному окну и видел её силуэт, резво прыгающий к двери, на сердце его нападала тоска. Он вздыхал и, перекинув через плечо чемоданчик с укладкой, обречённо поднимался на третий этаж, толкал незапертую дверь, и входил в полутёмную прихожую с жёлтыми обоями в коричневую полосочку.
– Милок, тута я, – доносился из зала умирающий полушёпот-полувздох.
Андрюха надевал бахилы и, пройдя в зал, лицезрел одну и ту же картину – бабка томно возлегала на высоких подушках, на груди её сидел кот Васька, которого хозяйка поглаживала слабой рукой, а рядом, на тумбочке, стоял корвалол и рюмочка с водой.
– Что-то снова мне поплохело, Анрюшенька. А я уж молюсь, чтоб ты приехал, остальны-то ваши совсем лечить не умеют. Ох, помираю я, милок. Видимо пора мне к моему Коленьке ТУДА, – и бабка театрально поднимала вверх указательный палец и многозначительно кивала головой в подтверждение своим словам.
– Валентина Ильинична, вы ещё меня переживёте, – отвечал Андрюха и доставал тонометр.
Все показатели, как обычно, были в норме. Сатурация отличная, кардиограмма, как у семнадцатилетней молодухи, давление и пульс тоже. Однако Андрюха по опыту знал, что поможет «безнадёжной» больной и поэтому отвечал:
– Ну что, придётся нам с вами укольчик в вену поставить, давление немного поднялось. Нам как раз дефицитное лекарство доставили на днях, для особо тяжёлых случаев.
– Ох, милок, тяжёлый, тяжёлый у меня случай, сам видишь. Ведь совсем плохо мне. В глазах темнеет, смерть близко.
– Да какая смерть, вы ей не по зубам. Вот сейчас укольчик сделаем и вовсе полегчает.
Андрей привычным, быстрым движением набирал в шприц физ. раствор, затягивал жгут и неторопливо вводил в вену чудо-средство от всех болезней.
Спустя десять минут, в течении которых Андрюха выслушивал подробный рассказ всей жизни своей пациентки, старушка уже сидела в своих подушках и, потирая грудь, выдыхала:
