Татьяна Коган - Персональный апокалипсис
– Меня напарник подменит, а послезавтра я на сутки заступаю.
У них с Джонни намечены кое-какие планы. Мелочовка. Томас понимал, что впечатляющей прибыли ждать глупо, необходимо решиться на более крупное дело. Надо внушить длинноволосому, что лучше рискнуть один раз ради большой выгоды, чем многократно подставляться ради ерунды.
– Ты от меня ничего не скрываешь? – неожиданно пробормотала Мэдди.
– Разве у меня получилось бы что-нибудь от тебя скрыть?
Мэдди обладала изрядной долей проницательности, и обычно ему редко удавалось утаить от нее свое беспокойство. Он призвал всю свою выдержку, чтобы не выдать поселившийся внутри страх. Жизнь дочери зависела от того, насколько эффективно он будет действовать. Он не имел права допустить ошибку.
Мэдди вышла из кухни и остановилась перед комнатой дочери. В углу темнела застеленная кроватка, на пушистом коврике на полу в два ряда сидели мягкие игрушки. Дочка никогда не укладывалась в постель, прежде чем не укрывала их всех теплым сиреневым одеялом – чтобы не замерзли ночью.
Крайтон подошел к Мэдди и обнял ее сзади.
– Без нее дом кажется таким пустым, – глухо прошептала она. – Я понимаю, что Тина в больнице, под присмотром врачей, и прогнозы самые радужные, и деньги у нас теперь есть. Но у меня такое чувство, что она больше никогда сюда не вернется.
– Прекрати! – Томас с силой развернул Мэдди и, чеканя каждое слово, произнес: – Не смей даже думать о таком. С нашей дочерью все будет хорошо. Поняла меня?
Мэдди молчала, глядя куда-то в сторону. Томас взял ее за подбородок и повернул к себе, заставляя посмотреть в глаза.
– Ты поняла меня? – повторил он.
Она кивнула.
Он уткнулся носом в ее роскошные черные волосы, жадно вдыхая сладковатый аромат ее кожи. Не хотелось ни говорить, ни думать. Последние недели вымотали его, и единственное, на что у него еще оставались силы, – это просто стоять вот так, истуканом, прижимаясь всем телом, прирастая кожей к родной женщине… Как же он соскучился по ней! Из-за всех этих проблем они не занимались любовью целую вечность, а ведь раньше прыгали в постель при любой удобной возможности.
– Томми?
От ее хриплого грудного голоса по спине пробежали мурашки. Он обнял ее за талию и крепко, до боли прижал к себе, чувствуя, как ускоряется пульс. Они идеально совпадали физически, как будто природа создала их единым целым, а потом разделила надвое. Их влекло друг к другу с первого дня знакомства, и за проведенные вместе годы это влечение ничуть не ослабевало. Томас скользнул ладонью вниз, отодвигая полу халата и касаясь гладкого, крепкого бедра. На такие ноги – красивые, полные, переходящие в большие упругие ягодицы, – можно молиться.
Мэдди на секунду отстранилась, изучая его лицо, и снова прильнула, закидывая руки за шею и приникая к нему губами. Томас подхватил ее, отрывая от пола, и чуть не упал, едва удержав равновесие.
– Нога же! Забыл? Бестолочь! – засмеялась Мэдди и тут же умолкла, поймав его мутный от желания взгляд. Не расцепляя объятий, они допрыгали до кровати и повалились, впиваясь друг в друга жадными ртами, как истерзанные голодом звери. Они кое-как стянули одежду, раскидав ее во все стороны; Томас подмял жену под себя, опускаясь поцелуями от шеи к ключице и задерживаясь на груди. От особо чувствительной ласки Мэдди выгнулась дугой и прикусила его рельефное, соленое от пота плечо.
Они слишком долго сдерживались, слишком погрязли в заботах, но сейчас их словно прорвало. Они исступленно катались по кровати, заново открывая для себя восхитительную, болезненную зависимость собственных тел. Они прижимались друг к другу так тесно, до хруста в позвоночнике, словно желали прилипнуть кусками пластилина и стать одним, большим, двухцветным.
Томас потерял способность к самоконтролю; в голове поселилась звенящая пустота, а каждая клетка тела вибрировала от желания. Он стянул с Мэдди трусики, развел ее ноги и вошел резко, без подготовки. Мэдди стиснула его поясницу коленями, открыв рот в немом крике.
«Помнишь, милая, ты когда-то говорила: человек – целый океан. Знакомые проходят по щиколотку в воде. Приятели окунаются и спешат на берег. Редкий друг отваживается доплыть до буйка. И лишь по-настоящему любящий плывет дальше, покуда не исчезнет полоска пляжа. Покуда горизонт не замкнется кругом. Покуда не потеряются ориентиры. И там, в центре океана, он нырнет в синюю бездну и будет грести в глубину, не боясь, что в легких кончится воздух. Ибо открывшаяся грандиозная тайна стоит того, чтобы не думать о собственной жизни. Теперь я понял. Я хочу купаться в тебе. Я хочу, чтобы ты окружала меня со всех сторон, на бесконечные мили, самая непокорная, самая непознанная из стихий».
Они достигли разрядки с разницей в несколько секунд и откинулись в отрешенном блаженстве на скомканных простынях. Оргазм опустошил их, милосердно отняв все мысли до единой.
Глава 8
Софочка отложила книгу и с удивлением обнаружила, что розовая полоса зари делит окно пополам. Она так увлеклась чтением, что не заметила, как прошла ночь и наступило утро. История бедного студента, зарубившего старуху и ее слабоумную беременную сестру, оказалась захватывающей. Все в романе было необычным: сюжет, язык, образы. В школе, на уроках литературы, ей приходилось знакомиться с обязательной программой, но она читала по диагонали, а то и вовсе слушала краткие пересказы подружки-отличницы. Софье и в голову не приходило, что классические произведения могут увлекать похлеще голливудских фильмов. И главное, какие там фразы… Текст течет, как вода по плоскогорью, переливается, журчит. Нигде прежде она не встречала таких утонченных, красивых описаний. Она вместе с главным героем брела по серым улочкам Петербурга, спотыкаясь о кособокие булыжники мостовой, минуя кованые ограды и выбеленные фасады зданий, вдыхая запахи канав и помоек, плавясь в пыльной духоте лета…
И этот призрачный и вместе с тем болезненно реальный город, и его обитатели, так сильно отличающиеся от всего, что она раньше видела, очаровали ее. Софочку дважды возили в Санкт-Петербург ее ухажеры, но культурная программа исчерпывалась перемещением из номера люкс гостиницы в ресторан и обратно.
Она с нежностью посмотрела на матовую обложку книги. Как же так? Как же она жила, не зная, какой удивительный, непознанный мир таится на бумажных страницах?
Некоторые предложения в романе Софья перечитывала несколько раз, находя новый смысл и наслаждаясь плавностью фраз. Правда, ей приходилось регулярно заглядывать в онлайн-словарь и читать многочисленные сноски, чтобы понять смысл некоторых слов. Например, «процентщица». Или «вакзал», оказавшийся далеко не вокзалом с поездами, а чем-то вроде пивной. Или еще сотня-другая устаревших слов, о которых она не имела представления.
