Чарльз Буковски - Женщины
За пару дней до прилета Минди я начал. Мы вместе лежали на постели.
– Лидия, да ради Бога, почему ты такая глупая? Неужели ты не понимаешь, что я одиночка? Затворник? Я таким и должен быть, чтобы писать.
– Как же ты вообще что-то узнаёшь о людях, если не встречаешься с ними?
– Я уже всё про них знаю.
– Даже когда мы выходим поесть в ресторан, ты сидишь, опустив голову, ты ни на кого не смотришь.
– К чему тошноту вызывать?
– Я наблюдаю за людьми, – сказала она. – Я их изучаю.
– Дерьмо собачье!
– Да ты боишься людей!
– Я их ненавижу.
– Как же ты можешь быть писателем? Ты не наблюдаешь!
– Ладно, я не смотрю на людей, но на квартплату зарабатываю письмом. Это круче, чем баранов пасти.
– Тебя надолго не хватит. У тебя никогда ничего не выйдет. Ты всё делаешь не так.
– Именно поэтому у меня всё получается.
– Получается? Да кто, к чертовой матери, знает, кто ты такой? Ты знаменит как Мейлер? Как Капоте?
– Они писать не умеют.
– Зато ты умеешь! Только ты, Чинаски, умеешь писать!
– Да, так я себя ощущаю.
– Ты знаменит? Если бы ты приехал в Нью-Йорк, тебя бы кто-нибудь узнал?
– Послушай, мне на это наплевать. Я просто хочу писать себе дальше. Мне не нужны фанфары.
– Да ты не откажешься от всех фанфар, что только могут быть.
– Возможно.
– Тебе нравится делать вид, что ты уже знаменит.
– Я всегда так себя вел, даже еще не начав писать.
– Ты самый неизвестный знаменитый человек, которого я видела.
– У меня просто нет амбиций.
– Есть, но ты ленив. Ты хочешь всего и на шару. Когда вообще ты пишешь? Когда ты это делаешь? Ты вечно или в постели валяешься, или пьяный, или на ипподроме.
– Не знаю. Это не важно.
– А что тогда важно?
– Тебе виднее, – сказал я.
– Ну, так я тебе скажу, что важно! – заявила Лидия. – У нас уже очень давно не было вечеринки. Я уже очень долго никаких людей не видела! Мне НРАВЯТСЯ люди! Мои сестры ОБОЖАЮТ вечеринки. Они тыщу миль готовы проехать ради вечеринки! Вот так нас вырастили в Юте! В вечеринках ничего зазорного нет.
Просто люди РАССЛАБЛЯЮТСЯ и хорошо проводят время! Только у тебя в голове эта чокнутая идея засела. Ты думаешь, веселье непременно ведет к ебле! Господи Боже мой, да люди порядочны! Ты просто не умеешь хорошо проводить время!
– Мне не нравятся люди, – ответил я.
Лидия вскочила с постели.
– Господи, меня от тебя тошнит!
– Ладно, тогда я уступлю тебе «немного места».
Я спустил ноги с кровати и начал обуваться.
– Немного места? – переспросила Лидия. – Что ты имеешь в виду – немного места?
– А то, что убираюсь отсюда к чертям!
– Ладно, но послушай-ка вот что: если ты сейчас выйдешь за дверь, ты меня больше не увидишь!
– Меня устраивает, – сказал я.
Я встал, подошел к двери, открыл ее, закрыл и спустился к «фольксвагену». Завелся и уехал. Я освободил немного места для Минди.
26
Я сидел в аэропорту и ждал. С фотографиями всегда всё неясно. Точно никогда не скажешь. Я нервничал. Хотелось сблевнуть. Я зажег сигарету и подавился. Зачем я все это делаю? Минди мне теперь не хотелось. А она уже летит аж из самого Нью-Йорка. Я знал множество женщин. Почему их всегда должно быть больше? Что я пытаюсь сделать? Новые романчики – это, конечно, будоражит, но ведь сколько работы. В первом поцелуе, в первой ёбке есть какой-то драматизм. Сначала люди всегда интересны. А потом, позже, медленно но верно проявляются и все недостатки, и всё безумие. Я становлюсь всё незначительнее для них; они будут значить всё меньше и меньше для меня.
Я стар и уродлив. Может, поэтому так хорошо вставлять в молодых девчонок. Я Кинг-Конг, а они – изящные и хрупкие. Я что – пытаюсь в трахе обойти смерть на повороте? Что – с молоденькими девчонками я надеюсь, что не состарюсь ни телом, ни душой? Мне просто не хочется стареть по-плохому – лучше просто бросить всё и сдохнуть еще до прихода самой смерти.
Самолет Минди приземлился и подрулил. Я чуял опасность. Женщины узнавали меня заранее, поскольку читали мои книги. Я выставлял себя напоказ. С другой же стороны, я о них не знал ничего. Настоящий игрок. Меня могли убить, мне могли отрезать яйца. Чинаски без яиц. «Любовные Стихи Евнуха».
Я стоял и ждал Минди. Из ворот выходили пассажиры.
Ох, надеюсь, что это не она.
Или это.
Или в особенности вот это.
А вот эта бы в самый раз! Погляди на эти ножки, на этот задик, на эти глаза…
Одна пошла в мою сторону. Я надеялся, что это она и есть. Самая лучшая изо всей этой чертовой кучи. Такой удачи не бывает. Она подошла и улыбнулась.
– Я Минди.
– Я рад, что вы Минди.
– А я рада, что вы Чинаски.
– Вам багажа ждать надо?
– Да, я притащила с собой столько, что надолго хватит!
– Давайте в баре посидим.
Мы вошли в бар и нашли свободный столик. Минди заказала водку с тоником. Я заказал водку-7. Ах, почти в гармонии. Зажег ей сигарету. Она выглядела прекрасно. Почти девственно. В это было трудно поверить. Маленькая, светловолосая и безупречно сложенная. Больше естественная, чем изощренная. Я понял, что легко смотреть ей в глаза – зелено-голубые. В ушах у нее были 2 крошечные сережки. И она носила высокие каблуки. Я писал Минди, что высокие каблуки меня возбуждают.
– Ну что, – спросила она, – страшно?
– Уже не очень. Вы мне нравитесь.
– Вы в жизни гораздо лучше, чем на фотографиях, – сказала она. – Мне вовсе не кажется, что вы уродина.
– Спасибо.
– О, я не хочу сказать, что вы красавчик – в том смысле, кого другие красавчиками считают. Лицо у вас доброе. А глаза – глаза у вас прекрасны.
Они дикие, сумасшедшие, как будто зверь какой-то выглядывает из горящего леса.
Господи, ну, что-то типа этого. Я неуклюже выражаюсь.
– Я думаю, вы прекрасны, – сказал я. – И очень милы. Мне с вами хорошо. Мне кажется, хорошо, что мы вместе. Допивайте. Нам еще по одной нужно.
Вы похожи на свои письма.
Мы выпили по второй и спустились за багажом. Я гордился тем, что иду с Минди. Она ходила со стилем. Столько женщин с хорошими телами ползает, как навьюченные каракатицы. Минди текла.
Все это чересчур хорошо, сидело у меня в голове. Так просто не бывает.
Приехав ко мне, Минди приняла ванну и переоделась. Вышла в легком голубом платьице. Еще она изменила прическу – самую малость. Мы сидели вместе на кушетке, с водкой и водочным коктейлем.
– Ну, – сказал я, – мне по-прежнему страшновато. Я сейчас немного напьюсь.
– А у вас – точно так, как я себе представляла, – сказала она.
