Карлос Сафон - Узник Неба
Комендант усмехнулся:
— При этом он прескверный писатель. Наихудший из всех, когда-либо рождавшихся в нашей стране.
— Господин комендант — знаток мировой литературы. Я в этом совсем не разбираюсь.
Комендант пригвоздил ею к месту ледяным взглядом:
— За меньшие дерзости я отправлял заключенных на три месяца в карцер. Немногие сумели выжить, а те, кто уцелел, вернулись в более жалком виде, чем ныне выглядит ваш друг Мартин. Не воображайте, что диплом предоставляет вам какие-то привилегии. В личном досье указано, что у вас имеется жена и три дочери. Ваша собственная судьба, равно как и судьба всей вашей семьи, зависит только от того, насколько вы окажетесь мне полезным. Я понятно выразился?
Доктор Санауха откашлялся.
— Да, господин комендант.
— Спасибо, доктор.
Время от времени комендант просил Санауху осмотреть Мартина, ибо злые языки утверждали, что тюремный лекарь не заслуживал доверия. Жуликоватый коновал, занятый оформлением актов о смерти, похоже, забыл, что существуют меры профилактики. В конце концов его все-таки уволили.
— Как себя чувствует пациент, доктор?
— Он очень слаб.
— Понятно. А его галлюцинации? Он по-прежнему разговаривает сам с собой и воображает невесть что?
— Никаких перемен.
— Я читал в ежедневнике ABC великолепную статью моего друга Себастьяна Хурадо, где он пишет о шизофрении, болезни поэтов.
— Я не имею соответствующей квалификации, чтобы подтвердить подобный диагноз.
— Но ее у вас достаточно, чтобы не дать ему умереть, не так ли?
— Я попытаюсь.
— Вы должны не просто попытаться, а сделать для этого все возможное. Подумайте о своих дочерях, юных и беззащитных, когда вокруг столько жестокости и столько красных,[23] прячущихся по углам.
Прошло несколько месяцев, и доктор Санауха проникся искренней симпатией к Мартину. Однажды, когда они с Фермином докуривали один чинарик на двоих, доктор поделился с ним тем, что сам узнал о жизни человека, которого некоторые, посмеиваясь над его бреднями и статусом официального безумца тюрьмы, прозвали Узником Неба.
6
— Если хотите знать правду, то я думаю, что к тому моменту, когда Давида Мартина привезли сюда, он уже пребывал в плохом состоянии. Вы слышали что-нибудь о шизофрении, Фермин? Новомодное словечко, теперь оно занимает одно из почетных мест в лексиконе господина коменданта.
— У нас обычно говорят «шиза».
— Не вижу повода для шуток, Фермин. Болезнь очень тяжелая. Я не специалист, но мне встречались подобные случаи. Очень часто пациенты слышат голоса, видят или вспоминают людей и события, которых никогда не было и в помине… Рассудок постепенно отказывает, и больные перестают отличать реальность от вымысла.
— Как и семьдесят процентов испанцев… И вы считаете, доктор, что бедняга Мартин страдает этим заболеванием?
— Не осмелюсь утверждать наверняка. Ведь я уже говорил, что не занимаюсь психиатрией. Но полагаю, что налицо ряд классических симптомов.
— Может, в данном случае такая болезнь является благословением…
— Она не может быть благословением, Фермин.
— А он сам понимает, что, скажем так, не здоров?
— Сумасшедшему всегда кажется, что с ума сошли все остальные.
— И это относится, как я уже говорил, к семидесяти процентам испанцев…
Со сторожевой вышки за ними очень пристально следил охранник, как будто пытаясь прочесть по губам, о чем они беседуют.
— Говорите тише, а то нам еще и нагорит.
Доктор взял Фермина под локоть, и, повернувшись к вышке спиной, они направились в дальний конец двора.
— В нынешние времена даже у стен есть уши, — заметил доктор.
— Теперь осталось только, чтобы нам повышибали мозги. Если бы у нас осталось одно полушарие на двоих, может, тогда мы отсюда и выбрались бы, — проворчал Фермин.
— А знаете, какой разговор состоялся у нас с Мартином, когда я в первый раз осматривал его в покоях господина коменданта?
— Доктор, думаю, я нашел единственный способ выйти из этой тюрьмы.
— И как?
— Мертвым.
— А другого, более выполнимого способа у вас нет?
— Доктор, вы читали «Графа Монте-Кристо»?
— В детстве. И почти не помню.
— Так перечитайте книгу. Там все написано.
— Я не стал его огорчать. Дело в том, что господин комендант распорядился убрать из тюремной библиотеки все романы Александра Дюма, впрочем, как и произведения Диккенса, Гальдоса и многих других писателей. Эту литературу он заклеймил как низкопробное плебейское чтиво и заменил собранием неизданных романов и рассказов собственного сочинения, разбавив их избранными трудами своих друзей. Сию бесценную коллекцию он поручил переплести в кожу заключенному Валенти — тот до ареста занимался графическим искусством. Как только мастер выполнил работу, его уморили холодом. По приказу коменданта того продержали пять январских ночей под дождем за то, что он неосторожно пошутил по поводу изысков прозы Вальса. Так что Валенти покинул тюрьму как раз по методике Мартина — мертвым.
За время пребывания тут мне удалось узнать из разговоров надзирателей, что Давида Мартина перевели в Монтжуик по ходатайству самого господина коменданта. Прежде Мартин находился в заключении в Модело. Его признали виновным в совершении ряда тяжких преступлений, хотя, как мне кажется, никто не воспринял обвинения всерьез. Утверждалось, например, что он убил в припадке ревности своего наставника и ближайшего друга, тоже писателя и состоятельного человека Педро Видаля, а также его жену Кристину. Мало того, будто бы Мартин хладнокровно прикончил еще и нескольких полицейских, назывались и другие жертвы. В последнее время стольких людей обвиняют в немыслимом количестве преступлений, что просто теряешься. Лично мне трудно поверить, что Мартин способен убить. Хотя за годы войны я повидал немало таких — как националистов, так и республиканцев, — кто сбросил маски и показал свое истинное лицо, которое ничуть не походило на то, что вы ожидали увидеть. Мир впал в исступление. Каждый готов бросить камень в огород соседа.
— О чем я вам и говорил, — не преминул заметить Фермин.
— Важно то, что отец погибшего Видаля — крупный промышленный магнат, человек сказочно богатый. По слухам, его казна являлась главным источником финансирования армии националистов. И почему все войны на свете всегда выигрывают денежные мешки? Короче, влиятельный папаша Видаль лично обратился в министерство юстиции с требованием разыскать Мартина и сгноить в тюрьме за то, что тот сотворил с его сыном и невесткой. Вроде бы Мартину удалось бежать из страны и почти три года где-то скрываться, пока его не обнаружили вблизи границы. Вряд ли он был способен мыслить разумно, скажу я вам, если вернулся в Испанию, где его мечтали распять. Да еще в последние дни войны, когда тысячи беженцев рванули в прямо противоположном направлении.
