Олег Рой - Три краски
С честью встретить их насмешливые, а может, еще хуже, жалостливые взгляды она не сможет. Значит, нужно сидеть тихо, как мышка, и ждать, пока они разойдутся!
Приняв это решение, Лара почувствовала еще большее унижение – ее обсуждают, а она не может набраться храбрости, чтобы остановить это безобразие! Плывет по течению и даже грести перестала. Снова вспомнила Анькин вопрос: как ты вообще выбрала эту профессию? Нет, не ее это! Зря она полезла в журналистику, ведомая детской мечтой стать репортером! Как же теперь жить, после такого унижения?
Девушка сидела на кухне долго, больше получаса. Опомнилась только, когда взглянула на часы и увидела, что время уже шагнуло за шесть вечера. Она с трепетом выглянула в коридор – на диване уже, конечно, никого не было. Лара помчалась в журналистскую, схватила сумку, быстро накинула куртку. Озираясь по сторонам, стараясь не встретиться ни с кем из сотрудников (мало ли что, вдруг все в офисе знают о ее чувствах к Кириллу), Лариса выскочила из студии. Уже на улице она застегнула молнию на куртке, поправила сумку и, переведя дух, бойко зашагала по направлению к метро.
– Лариса! – закричал ей кто-то вдогонку. Лара обернулась и не сразу узнала в парне, одетом в черный пуховик с капюшоном на голове, Павлика. А когда узнала, то почему-то отвернулась и пошла дальше – общаться с ним сейчас ей не хотелось.
– Лариса, мне Анна сказала, после шести… – прокричал он вслед.
Лара прошла еще несколько шагов и все-таки сжалилась над бедным юношей. Остановилась. Пытаясь справиться с накатившим раздражением, проговорила:
– Послушайте, все отменяется! Вам, видимо, Аня не сказала…
– А что она должна была сказать? – Пашка посмотрел на Ларису вопросительно.
– То, что все отменяется, – Лара выдохнула, немного успокоилась и, виновато улыбнувшись, добавила: – Так неудобно получается: вы сюда пришли, я еще удираю, как ненормальная. Я просила Аню не звонить вам. Но сегодня весь день был таким суматошным, мы с Анькой как-то на бегу поговорили. Наверное, она не поняла. Ну, я пойду… Ничего, что я отняла у вас столько времени?
– Ничего, я планировал потратить даже больше, – засмеялся Пашка.
У Лары отлегло от сердца – значит, все обошлось.
– Да, – девушка засмеялась, – не хочу никакой лжи, понимаете?
– Понимаю! – Павел кивнул.
– Ну, тогда до свидания!
– До свидания! – Он улыбался и стоял, словно не понимая смысла разговора.
Лариса пожала плечами – псих какой-то – и, не дождавшись, когда он уйдет, пошла первой.
«Странный, – думала она, – согласился ухаживать за незнакомой девушкой. Он же меня совсем не знает – еще с Анькой общается. А я-то… И стоит, улыбается. Может, он того? Ну в смысле, не в себе…»
Погруженная в свои мысли, Лариса даже и не думала смотреть под ноги. И – снова неудача – налетела на кирпич и, разумеется, грохнулась прямо на асфальт. Коленку обожгло жгучей болью. Чувствуя себя неуклюжей тетерей, Лара ужасно разозлилась. Прежде всего, конечно, на себя, ну и на остальной мир в придачу. Как назло, этот навязчивый парень подбежал и стал донимать ее расспросами, тут же перейдя на «ты»:
– Тебе не больно? Где болит? Давай я тебе помогу встать!
Ну что за день такой сегодня? Что он здесь делает, этот Пашка? Лара разозлилась, как никогда.
– Да отстань ты! – воскликнула она в сердцах. – Не до тебя сейчас! Не понимаешь, что мне больно?
Парень сделал шаг назад.
– Но на земле сидеть нельзя. Холодно ведь, – тихо добавил он, – застудишься!
Фу, какие слова! Так только мама ей говорила, когда Лара была маленькой! А этот Пашка… липкий он какой-то, наверняка классический маменькин сынок и прирожденный подкаблучник. Весь такой хороший, весь правильный, аж до зубного скрежета! И чистенький… Лара посмотрела на испачканный рукав своей куртки, и ей вдруг стало себя так жалко, до слез! Кобра с утра до ночи в студии пилит, Вадик, оператор, ее ни во что не ставит, Кирилл не обращает никакого внимания, еще и с Алинкой гуляет, мама в гости не пускает, а она сама… она сама выдумывает несуществующую жизнь. У Ларисы не хватает смелости признаться, что она – попросту неудачница. Она готова была разреветься прямо сейчас, но Пашка все еще стоял рядом – опять же, к несчастью. Лара сглотнула ком слез, попробовала встать. Не получилось. Нога жутко ныла.
– Ладно, помоги мне встать! – неохотно разрешила она наконец. Получилось грубовато. «За что я с ним так? Он-то ни в чем не виноват…» – подумала Лара и, чтобы исправиться, поспешно добавила: – Пожалуйста.
Павел потянул ее за локоть. Боль в колене усилилась, когда Лара встала на ноги.
– Больно! – стиснув зубы, простонала девушка. – Нет, подожди! Так не пойдет! Вернее, так не дойдет нога… до метро… Вернее, я не дойду до метро! Можешь мне помочь добраться до какой-нибудь лавочки? Мне нужно присесть. Я посижу, отдохну немного и пойду дальше.
– А если боль не пройдет? – покачал головой Павел. – Нет, давай я тебя до дома доведу, так спокойнее.
– Да говорю тебе, не могу я идти! Больно!
– Ну ладно! Вон там скамейка. Пойдем, посидим, ты придешь в норму. И дальше поковыляем, – предложил Павел.
Лара хотела возразить, но здравый смысл все-таки победил – без помощника ей явно не справиться. Останавливаясь через каждый шаг, они потихоньку доползли до скамьи.
– А может, перелом? – озадачилась Лара и вздохнула: не везет так не везет!
– Ну-ка пошевели ногой. Да нет, все нормально, видишь, двигается. Скорее всего, серьезный ушиб, – сказал Павел с таким серьезным профессорским видом, что Лариса не выдержала и вдруг расхохоталась.
– Ты чего? – не понял юноша.
– Да ничего, – смеялась она. – Нянчишься со мной, как с маленькой. Вот свалилась я на твою голову. А еще ухаживать за мной собрался, герой! Представляешь, сколько бы со мной было проблем – ведь я только и делаю, что собираю беды.
– Да ладно, скажешь тоже, – не поверил Павлик. – Какие еще беды ты собираешь?
– Да никакие! – Лара вдруг перестала смеяться и шмыгнула носом. – Все валится из рук. Все плохо. Уже жить не хочется, честное слово! – Из глаз все-таки полились слезы. Чтобы загнать их обратно, Лариса закинула голову, но они, противные, не слушались и все текли и текли.
– Так, теперь ты еще и плакать вздумала, – вздохнул Павел и присел рядом на скамейку. – Странная ты, честное слово. И падаешь на пустом месте.
– Там был кирпичик, – возразила Лара.
– Не знаю, я никакого кирпичика не заметил. Короче, не важно, падаешь. Теперь плачешь. Что с тобой происходит?
– Да ничего. – Лариса снова вздохнула. Пашка умел разговаривать с женщинами, это очевидно, и отчего-то ей вдруг показалось, что ему можно доверять. – Москва, Москва… – с горечью проговорила она. – С детства эта Москва грезилась. Ахтубинск – маленький. В Ахтубинске жизни нет. В Ахтубинске задохнуться можно. Представляешь, так и говорила! Думала, ну как же это я буду в этой дыре жить? Работать, как мама, медсестрой за шесть тысяч? Нет уж, увольте! И вот я здесь! И кто я? Где она, эта жизнь? Где он, воздух свободы? Где оно, счастье? – Лара почувствовала, что замерзла, и накинула капюшон. – Знаешь, я теперь только понимаю – правильно говорят: «Где родился, там и пригодился». Надо валить отсюда! Ну ничего, не пропаду и в Ахтубинске. Устроюсь там на местное телевидение. Там меня будут уважать, с московским-то опытом. Буду зарабатывать копейки, зато…
