Джоди Пиколт - Обещание
Мэлани села в кровати.
— Да что с тобой? — прошипела она. — Твоя дочь умерла. Полиция считает, что ее убил Крис. А ты его постоянно выгораживаешь.
Майкл отвел взгляд. Простыня была вся в складках, как будто время так же нещадно оставило свой след на брачном ложе, как оставляет на лице. Он тщетно пытался разгладить складки.
— На похоронах ты сказала, что новомодной мишурой Эмили не воскресишь. Знаешь, если распять Криса, — тоже. Как я понимаю, он все, что у нас осталось. Я не хочу присутствовать и на его похоронах.
Мэлани уставилась на мужа.
— Я тебя не понимаю, — прошептала она, схватила подушку и опрометью бросилась из спальни.
Во вторник утром с первыми лучами солнца Джеймс был уже на ногах и полностью одет. Он стоял на крыльце, у лица клубились облачка пара, в руке он сжимал желтые флажки. Сезон охоты на оленя практически подошел к концу, но Джеймс был настроен решительно. Он наконец разместил флажки, которые купил давным-давно, но они так и валялись на чердаке. Заткнув за пояс молоток и прислушиваясь к звону гвоздей в кармане, он направился к границе своего участка.
У первого дерева, растущего вдоль подъездной дорожки, он достал молоток и прибил первый флажок. Потом двинулся ко второму дереву, всего в нескольких метрах от первого, и прибил следующий. «НЕ СТРЕЛЯТЬ!» — значилось на флажке. Более строгое предупреждение, чем традиционный знак «ОСТОРОЖНО», — он уведомлял охотников о том, что в ста метрах находится жилой дом. Шальная пуля может привести к необратимым последствиям.
Джеймс подошел к третьему дереву, к четвертому. Последний раз он занимался подобными вещами, когда Крис был еще совсем маленьким, и развешивал предупреждающие флажки каждые пять метров. На этот раз он разместил предупреждающие знаки на каждом дереве. Они шуршали на ветру, сто желтых предостережений, пестрых и непристойно ярких на фоне темных стволов деревьев.
Джеймс вышел на дорогу, чтобы полюбоваться делом рук своих. Он смотрел на флажки, а сам думал об амулетах, красных, потертых, призванных отгонять «дурной глаз». Думал о том, как евреи обмазывали дверные косяки кровью ягненка, и пытался понять, какую именно беду он пытается отвратить.
Прошлое
1989 год
Они вместе ухватились за телефонную трубку.
— Трусиха, — шептал он, пока в ухо несся длинный гудок.
— Нет, я не трусиха, — бормотала она.
На том конце сняли трубку. Крис почувствовал, как пальцы Эмили задрожали на его запястье.
— Алло.
Эм понизила голос:
— Мне нужен мистер Лонгвангер[2].
— К сожалению, — ответила женщина на том конце провода, — он сейчас не может подойти. Ему что-нибудь передать?
Эмили откашлялась.
— А у него он на самом деле длинный?
— Что длинное?
— Длинный член.
Эм бросила трубку и покатилась со смеху, шелестя страницами телефонной книги.
Крис не сразу смог унять смех.
— Не думал, что ты позвонишь, — признался он.
— Потому что ты придурок.
Крис улыбнулся Эмили.
— По крайней мере, моя фамилия не Лонгвангер. — Он провел рукой по странице, на которой раскрылся, упав, телефонный справочник. — Кому еще позвоним? Есть Ричард Ресслер. Можем позвонить и спросить: а член дома?
Эмили перевернулась на живот.
— Я знаю, — сказала она. — Позвонишь своей маме, представишься мистером Чемберсом, скажешь, что у Криса неприятности.
— Так она и поверила, что я директор школы.
Эмили медленно растянула губы в улыбке.
— Трусло, трусло, трусло! — напевала она.
— Позвони ты, — бросил Крис. — Голоса секретарши директора она не знает.
— А что мне за это будет? — спросила Эмили.
Крис порылся в кармане.
— Пять баксов.
Эм протянула руку, они скрепили договор рукопожатием, и Крис отдал ей телефонную трубку.
Она набрала номер и зажала нос.
— Ал-ло, — подчеркнуто медлительно произнесла она, — мне нужна миссис Харт. Это Филлис Рей из приемной директора. У вашего сына неприятности. — Эмили озорно взглянула на Криса. — Какие? Ну, мы бы хотели, чтобы вы приехали и забрали его домой. — Она быстро повесила трубку.
— Зачем ты это сделала? — простонал Крис. — Она сейчас приедет в школу, и окажется, что я уже час как ушел! Меня посадят под замок до конца жизни!
Он взъерошил волосы и повалился на кровать Эмили.
Она прижалась к Крису и уткнулась подбородком в его плечо.
— Если тебя накажут, — пробормотала она, — я буду рядом с тобой.
Крис сидел, понурив голову, а родители возвышались над ним, словно горы. Он задавался вопросом: неужели суть брака именно в том, чтобы один начинал кричать, а другой ему вторил, словно они были двухголовым великаном?
— Ну? — вне себя от злости воскликнула мать в конце своей тирады. — Что скажешь в свое оправдание?
— Извини, — автоматически ответил Крис.
— Одним «извини» за глупый проступок не отделаешься, — возразил отец. — Ты извиняешься, а маме пришлось отменить деловую встречу, чтобы поехать к тебе в школу.
Крис открыл было рот, чтобы возразить: если бы она подумала логически, то поняла бы, что в такой поздний час детей в школе уже нет, — но передумал. Он втянул голову в плечи и уже не сводил взгляда с узора на ковре, жалея лишь об одном: что они с Эм, разыгрывая людей по телефону, совершенно забыли, что его мать как раз начинает собственное дело. Но она занялась этим совсем недавно, как он мог помнить? И что это за работа — околачиваться в очередях, в которых не хотят терять время другие люди?
— Я была о вас с Эмили лучшего мнения, — заявила мать.
Что ж, и неудивительно. Никто от них с Эмили такого не ожидал, как будто всем окружающим была известна цель, к которой они с Эмили совсем не стремились. Иногда Крису хотелось подсмотреть, так сказать, в конец книги и узнать, чем все обернется, чтобы ему не нужно было выслушивать пренеприятные вещи.
— Тебе три дня запрещено выходить из комнаты, исключая посещение школы, — объявил отец. — Посмотрим, хватит ли у тебя времени подумать, скольким людям ваши невинные шутки доставили неудобство.
И двухголовый великан, его родители, вышел из комнаты.
Крис плюхнулся на кровать и закрыл лицо руками. Боже, они такие скучные! Ну и что, что мама захотела поговорить с мистером Чемберсом, который, разумеется, и слыхом не слыхивал о неприятностях Криса? Через месяц никто уже об этом случае и не вспомнит.
Он раздвинул занавески на одном из окон своей спальни. Глядя на восток, он смотрел прямо на спальню Эм. На таком расстоянии они, разумеется, друг друга видеть не могли, но, по крайней мере, был виден желтый крошечный квадрат окна. Он знал, что Эмили тоже было вынесено строгое предупреждение, но он не знал, воспитывали ее родители в спальне или в кухне. Он присел рядом с прикроватной лампой и погасил свет. Комната погрузилась в темноту. Потом он вновь включил свет. И выключил. И включил. И выключил. И включил.
