Джон Стейнбек - Русский дневник
Мы были на мельнице, где мелют зерно, и сходили в контору, где хранятся колхозные бухгалтерские книги.
На краю деревни они строили кирпичный заводик. Местные жители мечтают строить кирпичные дома с черепичной крышей: их беспокоит опасность пожара от возгорания соломы на крыше. Они рады, что у них есть торф и глина, чтобы делать кирпичи. 'А когда их деревню застроят, они будут продавать кирпич соседям. Заводик будет достроен к зиме, и когда закончатся полевые работы, они перейдут на завод. Под навесом уже заготовлены горы торфа.
В полдень мы навестили одну семью во время обеда; она состояла из жены, мужа и двоих ребятишек. Посреди стола стояла огромная миска супа из овощей и мяса; у каждого члена семьи была деревянная ложка, которой он черпал суп из миски. И еще была миска с нарезанными помидорами, большая гладкая буханка хлеба и кувшин с молоком. Эти люди очень хорошо ели, и мы видели, к чему приводит обильная еда: за несколько лет на кожаных ремнях мужчин прибавилось отверстий, теперь пояса удлинились на два, три, даже четыре дюйма…
На обратном пути в Киев мы заснули от усталости и переедания. И мы не знаем, сколько раз водитель останавливал машину, чтобы залить воду или сколько раз она ломалась. В Киеве мы выскочили из машины, сразу бросились в постель и проспали около двенадцати часов…
Днем у меня брали интервью для украинского литературного журнала. Это было очень долгое и тяжкое испытание. Редактор, настороженный маленький человечек с треугольным лицом, задавал вопросы длиной в два абзаца. Их мне переводили, и к тому времени, как я понимал конец вопроса, я уже забывал начало. Я старался отвечать на вопросы, как только мог. Ответы переводились редактору и записывались. Вопросы были очень сложными и очень литературными, и, когда я отвечал на вопрос, я совершенно не был уверен, что перевод соответствует смыслу. Было два трудных момента. Во-первых, коренное различие между мной и человеком, который брал у меня интервью. И во-вторых, мой английский, по всей вероятности, слишком разговорный и довольно труднодоступный переводчику, который изучал литературный английский. И чтобы удостовериться, что меня правильно поняли, я просил переводить свои ответы с русского обратно на английский. Я оказался прав. Ответы, которые записали, совсем не соответствовали тому, что я сказал в действительности. Здесь не было злого умысла, и дело даже не в трудности перевода с одного языка на другой. К языковым проблемам это не имело прямого отношения. Это был перевод с одного образа мышления на другой. Наши собеседники были приятные и честные люди, но мы не могли найти с ними общего языка. Это интервью стало последним, больше я на них не соглашался. И когда в Москве меня попросили дать интервью, я предложил, чтобы вопросы представили мне в письменном виде, чтобы я смог их обдумать, ответить на них по-английски, а затем проверить перевод. А поскольку это сделано не было, интервью у меня больше не брали.
Где бы мы ни были, вопросы, которые нам задавали, имели много общего, и мы постепенно поняли, что все эти вопросы исходят из одного-единственного источника. Украинская интеллигенция брала свои вопросы, как политические, так и литературные, из статей газеты «Правда». И скоро мы уже могли предвосхищать вопросы до того, как их нам зададут, потому что почти наизусть знали статьи, на которых эти вопросы основывались.
Существовал один литературный вопрос, который задавался нам неизменно. Мы даже знали, когда ждать его, потому что в это время глаза нашего собеседника суживались, он немного подавался вперед и пристально нас изучал. Мы знали, что нас спросят, как нам понравилась пьеса Симонова «Русский вопрос».
В настоящее время Симонов, по всей вероятности, самый известный писатель в Советском Союзе. Недавно он на короткое время приезжал в Америку и, возвратившись в Россию, написал эту пьесу. Сейчас это, пожалуй, самая исполняемая пьеса. Премьеры шли одновременно в трехстах театрах Советского Союза. В пьесе господина Симонова речь идет об американском журнализме, и мне необходимо кратко изложить ее содержание. Действие происходит частично в Нью-Йорке, частично в месте, которое напоминает Лонг Айленд. В Нью-Йорке действие разворачивается в зале, похожем на ресторан Блика, около здания «Геральд Трибюн». Пьеса вкратце вот о чем.
Один американский корреспондент, много лет назад съездивший в Россию и написавший о ней доброжелательную книгу, работает на газетного воротилу, капиталиста, тяжелого, жестокого, властного газетного магната, беспринципного и бездуховного человека. Магнат, чтобы победить на выборах, хочет напечатать в своей газете, что русские собираются напасть на Америку. Он дает корреспонденту задание поехать в Россию и по возвращении в Америку написать о том, что русские хотят войны с американцами. Шеф предлагает ему огромную сумму, ― тридцать тысяч долларов, чтобы быть точным, и полную обеспеченность на будущее, если корреспондент исполнит указание. Корреспондент, который к тому же разорен, хочет жениться на девушке и купить маленький загородный домик на Лонг Айленде. Он соглашается на условия хозяина. Он едет в Россию и видит, что русские не хотят воевать с американцами. Он возвращается и тайно пишет свою книгу ― совершенно противоположное тому, что хотел хозяин.
Тем временем корреспондент покупает на аванс загородный домик на Лонг Айленде, женится и уже рассчитывает на спокойную жизнь. Когда выходит его книга, магнат не только пускает ее под нож, но и делает невозможным для корреспондента напечатать ее в любом другом месте. Власть газетного магната такова, что журналист даже не может найти работу, не может напечатать свою книгу и будущие статьи. Он теряет дом за городом, жена, которая хочет жить обеспеченно, уходит от него. В это время по непонятным причинам в авиакатастрофе гибнет его лучший друг. И наш журналист остается один, разоренный и несчастный, но с чувством, что сказал людям правду, а это лучшее, что можно сделать.
Вот вкратце содержание пьесы «Русский вопрос», о которой нас так часто спрашивали. Обычно мы отвечали так: 1) это не самая хорошая пьеса, на каком бы языке она ни шла; 2) герои не говорят, как американцы, и насколько мы знаем, не ведут себя, как американцы; 3) пусть в Америке и есть некоторые плохие издатели, но у них и в помине нет той огромной власти, как это представлено в пьесе; 4) ни один книгоиздатель в Америке не подчиняется чьим бы то ни было наказам, доказательством чего является тот факт, что книги самого г-на Симонова печатаются в Америке; и последнее, нам бы очень хотелось, чтобы об американском журнализме была написана хорошая пьеса, а эта, к сожалению, таковой не является. Эта пьеса не только не способствует лучшему пониманию Америки и американцев, но и, по всей вероятности, будет иметь противоположный эффект.