Шамай Голан - Последняя стража
— А вот дыня! Кому дыня! Налетай, покупай, никому не отдавай, дыня гладкая, очень сладкая… Всего одна… кто купит дыню… сладкую, как мед, кто купит, тот и пьет…
Говорить в рифму его научил еще коротышка комендант в Сибири.
Если удача сопутствует ему, то уже через несколько минут он возвращается обратно. Но бывает и иначе: дыню у него покупают не сразу. А бывает, что не покупают и вовсе. И тогда он применяет другую тактику. Не кричит, как молодой петух, а просит слабым, как у умирающего, голосом. Просит… а иногда и умоляет. Тут уже все зависит от удачи. Успел стать первым — твое счастье. Не успел — не жалуйся. Жди. Придет и твоя минута.
В тот день, когда Сарка попала под поезд, Хаймек к прибытию опоздал. Задержался. Чуть-чуть тут, немного там. Не смог протиснуться в плотной толпе, валившей к поезду «экспресс», который и стоял-то всего две минуты. В коридоре мягкого вагона Хаймека остановил молодой человек из первого купе. В приоткрытую дверь видна была раскинувшаяся на диване молодая красивая женщина. Ноги ее были прикрыты шикарным мужским пальто.
— Купите дыню, — крикнул залихватски Хаймек. — Отдам дешево… сладкая, как мед…
— Ой, я так хочу дыни, — капризно протянула красавица. — Купи у него, милый.
Мужчина, восхитительно пахнувший одеколоном, спросил у мальчика:
— Ну, и сколько ты за нее хочешь?
— Такая сладкая, — затянул привычно Хаймек, закатывая глаза.
— Я спрашиваю: сколько она стоит?
Мужчина благоухал, как райский сад.
— Пятнадцать рублей, — словно бросаясь в воду, выпалил Хаймек, слегка удивляясь собственной наглости. Никогда прежде он не просил таких денег за обыкновенную, в общем-то, дыню. На базаре такую можно было при случае купить за три… от силы за пять рублей. Как раз столько и отдала за нее этим утром мама. Но Хаймек знал уже, что молодые мужчина и женщина, которые могут себе позволить разъезжать в отдельном купе поезда «экспресс», скорее всего, не станут торговаться из-за лишнего рубля.
И он был прав.
Мужчина совершенно равнодушно полез уже было в кожаный бумажник за деньгами, как в полуоткрытую дверь купе выглянула очаровательная головка. Увидев Хаймека, дама испустила вопль, словно кошка, которой наступили на хвост.
— Что ты хочешь купить у этого оборванца?! — буквально завопила она.
Мужчина шагнул к ней и примиряюще зашептал что-то в маленькое ушко. Хаймеку показалось даже, что мужчина легонько поцеловал свою даму. Он вполне допускал такое.
— Выгони его из вагона, — решительно потребовала красавица, уклоняясь от поцелуя. — Посмотри только, какой он грязный! На нем могут быть даже вши!
Увы, это было правдой. Вши могли быть. И помыться Хаймеку не помешало бы… Но какое отношение все это имело к его дыне? От всего сказанного дамой она не становилась менее сладкой…
Паровоз испустил долгий свисток и, готовясь к отправлению, слегка дернул состав. Это означало, что уже через несколько секунд «экспресс» продолжит свой путь. Надо было спешить.
— Дяденька, — сказал Хаймек самым жалобным голосом, — возьмите у меня дыню за десять рублей.
Если это пройдет, подумал мальчик, моментально производя в уме несколько арифметических действий, его прибыль позволит ему купить на базаре половину лепешки.
Мужчина бросил на свою очаровательную спутницу нерешительный взгляд.
— Ты хотела дыни, — напомнил он. — Мне кажется, эта хороша…
— Но не из рук этого ужасного грязнули. Ладно… дай ему рубль, и пусть убирается.
Начальник станции в красной фуражке дал сигнал к отправлению. Паровоз, напружинившись, дернул состав… медленно провернувшись, заскрипели колеса, с каждым оборотом ощутимо набирая скорость. Мужчина протянул Хаймеку рубль.
— Вот… бери и уходи побыстрее.
Хаймек стоял, прижимая к себе свою дыню. Красивая дама дергала дверь купе, пытаясь ее закрыть.
Ощущая какую-то тоску, Хаймек сказал ей:
— Я не просил у вас милостыню. Подавитесь своим рублем, — и выскочил в тамбур.
Лицо у дамы пошло красными пятнами. Сейчас никто не назвал бы ее красивой. Стоя в тамбуре, Хаймек слышал, как грохнула дверь.
«Пропала моя половина лепешки», — думал Хаймек, перемещаясь из тамбура сначала на верхнюю, а потом и на нижнюю подножку вагона. Оглянувшись, он увидел убегающее назад белое здание вокзала. Ветер ударил ему в лицо, ворвался в раскрытый рот и принялся играть длинными волосами, стараясь растрепать их, а если не получится — заставить мальчика выпустить из рук дыню, которую он все это время прижимал к себе одной рукой, — дыня стоила пять рублей. Потом в лицо ему полетела каменная крошка, поднятая ветром с насыпи, едва не запорошив ему глаза, которые зорко вглядывались вперед, выискивая место поровнее. Приближался решающий момент. Тело мальчика было напряжено, как струна. «Сейчас», — сказал он себе и освободил левую ногу, проверяя ею упругость встречного воздуха.
«Сейчас», — повторил он и толкнулся, мгновенно отпустив поручень. Какое-то время он бежал вровень с поездом вдоль рельсов, словно соревнуясь с громадной машиной, уносившей длинную гусеницу зеленых вагонов к ближайшему семафору. Пробежав так несколько десятков метров, Хаймек замедлил ход и наконец остановился, очень довольный собой, оглядываясь так, словно хотел увидеть зрителей, которые могли бы оценить его ловкость и наградить аплодисментами.
Именно в этот момент он и увидел Сарку. Он знал ее. Это была некрасивая девочка, беженка и сирота — отца у нее убили еще в Польше, где-то возле Гданьска, а мать умирала в одной из городских больниц. Сарка занималась тем же, что и Хаймек: ходила по вагонам, только не с дынями, а с арбузом. Утром он видел, как она пробралась с небольшим арбузом в соседний вагон. Теперь она растерянно стояла на подножке. Она стояла лицом к нему! Поезд между тем уже успел набрать приличную скорость. В такой ситуации прыгать было очень опасно, очень, но Сарка, похоже, совсем потеряла голову. Внезапно она отчаянно закричала и исчезла с подножки. Какую-то долю секунды Хаймек видел, как мелькнули ее розовые трусы, а затем раздался еще один крик — дикий крик отчаяния и боли. И Хаймек понял, что девочка лежит под прямым углом к рельсам.
Поезд не остановился. Наоборот, его колеса застучали с такой скоростью, точно состав торопился оказаться как можно дальше от места происшествия. Из последнего вагона уже торчали головы любопытствующих пассажиров. Хаймек изо всех сил побежал к насыпи, не разбирая дороги. Лицо Сарки было белее мела. Она с ужасом смотрела на свою ступню, которая валялась с другой стороны рельса. Казалось, девочка хотела понять, чья же это ступня. Хаймек стоял рядом с Саркой, не зная, что в таких случаях надо делать. От станции к ним уже бежали люди, среди которых Хаймек разглядел свою маму. «А куда же она дела дыни?» — подумал он.
У Сарки стучали зубы, словно от холода, и она что-то тихо мычала. Хаймек провел ладошкой по вьющимся волосам девочки и спросил:
— Очень больно, Сарка?
Девочка не отвечала. Казалось, она не понимает, что происходит. Время от времени она принималась монотонно бормотать сонным голосом: «Ма-ма… мам-ма… мамочка…» Прибежавшие со станции взрослые помогли маме Хаймека положить Сарку на мешок из-под хлопка и понесли к платформе, где находился медпункт; за печальным шествием до самого медпункта тянулась кровавая дорожка. Хаймек тихонько плелся сзади. Дойдя до маленького привокзального сквера, где его обычно поджидала с дынями мама, Хаймек положил спасенную им сегодня дыню к тем, что припрятала мама, и стал терпеливо дожидаться прихода следующего поезда, чтобы вновь попытать счастья.
14.На следующее утро мама решительно сказала мальчику:
— Все. Хватит прыгать с поездов. Есть и другие способы заработать немного денег.
И она взяла его с собой, отправляясь к господину Вуйне.
Сказать, что господин Война был важной персоной, — значит не сказать ничего. Вполне уместно было бы назвать господина Войну великим человеком. И это не было бы большим преувеличением. Ибо не было под небесами Ташкента никого, с кем его можно было бы сравнить.
У него все было, и он все мог. Допустим, вам понадобилась какая-нибудь — любая — материя на платье. Обратитесь к господину Войне. Вам нужны лампы для керосиновых ламп, керосин или фитили? У господина Войны они есть. А вам, к примеру, пришла в голову прихоть купить ящик мыла? Нет ничего легче — обратитесь к господину Войне, берите ящик и продавайте мыло кусками — триста процентов прибыли вам обеспечены. Одним словом, если бы кто-нибудь из людей образованных назвал бы господина Войну королем контрабандистов или султаном спекулянтов — он попал бы в самую точку.
Милиция и власти питали к господину Войне самое глубокое уважение. Квартирные воры и грабители — тоже. Великий человек!
