Мария Романова - Подростки бессмертны
Уже на следующий день я пожалела о своём приезде. Мало того, что курить приходилось украдкой — Василиса вечно издевалась надо мной за это и высмеивала самым неприятным образом. Самое страшное только начиналось — алкогольная ломка.
Я даже не знаю, с чем это сравнить. С самой дикой на свете жаждой? Да, представьте жажду в пустыне, и теперь единственное, что вам нужно, о чем вы только можете думать и страстно желать — вода. Вот так же страстно мне хотелось алкоголя, будто это жизненная необходимость. Это была настоящая навязчивая идея, сопровождаемая неврозом, депрессией, ненавистью ко всему миру и к себе. Мысли о самоубийстве приходили все чаще с каждым днем — это было каким-то мазохистским наслаждением, я их смаковала во всех подробностях. Василису ненавидела от всей души: за ее нескончаемые подколы, за то, что привезла меня сюда и теперь издевается. Но сказать ей что-то плохое у меня не повернулся бы язык. В глубине души я понимала, что она старается ради меня, терпит мое поганое настроение и непрекращающееся ворчание.
Наряду с этим неврозом, проблемы возникли и с телом. Жутко ныли все кости и мышцы, голова кружилась, в глазах иногда мутнело.
— Василиса, мне что-то совсем фигово, башка кружится, все болит, — пожаловалась я старшей подруге. Тогда я впервые осознала, что у меня действительно зависимость. Причем мудрая Василиса даже ни разу не задевала в разговоре тему алкоголизма — она прекрасно знала, что это бесполезно и даже вызовет упрямое сопротивление. Поэтому лишь аккуратно подтолкнула, дала мне возможность дойти до всего самой.
— Это нормально. Вот знаешь, когда кровь переливают человеку, то же самое происходит. Ты просто обновляешься, это пройдет, — успокоила она.
Одной ночью я проснулась с неприятным ощущением, просто было как-то нехорошо, даже страшно без всякой причины. Стала озираться по сторонам — все вроде в порядке. Вот Василиса спит на своей кровати, вот Бьёрн свернулся калачиком на полу. Ночь тихая и спокойная, только сельские собаки брешут за окном. Я хотела приподняться, но ничего не получилось — неведомая сила потянула меня вниз, ниже пола и ниже фундамента школы, куда-то совсем глубоко. Я пыталась цепляться за железную раму кровати, за пол, за одеяло, но меня влекло вниз неотвратимо.
Я проснулась в панике. Это был сон, слава Богу. Меня трясло. Я огляделась по сторонам— все вроде в порядке. Вот Василиса спит на своей кровати, вот Бьёрн свернулся калачиком на полу. Ночь тихая и спокойная, только сельские собаки брешут за окном. Я хотела приподняться, и тут неведомая сила потянула меня вниз, ниже пола и ниже фундамента школы, куда-то совсем глубоко. Я пыталась цепляться за железную раму кровати, за пол, за одеяло, но меня влекло вниз неотвратимо…
В общем, это повторялось раз пять. Я уже не могла понять, где сон, а где реальность. Это было по-настоящему жутко, я не знала, удастся ли выбраться из этого ужасного круга. И вот я в очередной раз проснулась и заметила, что на этот раз Бьёрн ведет себя беспокойно, поскуливает.
— Бьёрн, что случилось, ну спи давай, сон что ли приснился? — пыталась я успокоить пса, все еще пребывая в панике.
— Это тебе сон плохой приснился, — ответил мне Бьёрн спокойным тоном, будто дружеская болтовня с ним — обычное дело.
— Как же ты разговариваешь, ты же собака? — спросила я в изумлении, испугавшись еще больше.
— Нет, это ты собака, а я человек, — невозмутимо ответил пес.
А потом я открыла глаза — вокруг темно. На этот раз я проснулась по настоящему. Решила сбегать на перекур, чтобы успокоиться. Едва мне стоило покинуть постель, как Бьёрн, поскуливая, принялся меня укладывать обратно: он тянул меня за футболку, вставал на задние лапы и передними буквально запихивал обратно в постель. Как я не старалась пересилить или уговорить его — пёс был непреклонен, даже начинал рычать. Я обиделась на Бьёрна, но пришлось подчиниться — он все-таки сильнее и, похоже, не собирался сдаваться. А будить Василису совсем не хотелось. Такое поведение собаки вообще не укладывалось в голове.
— Вась, а че мне Бьёрн ночью из комнаты не давал выйти? — спросила я на следующий день.
— Ну как же. Он ведь у меня правильный пес, а дети ночью должны спать, по его представлениям. А тебя же он как ребенка воспринимает, вот и стал укладывать, — усмехнулась Василиса.
Василиса заставила меня бегать по утрам, обзывая слабачкой и козявкой. Бегать я всегда ненавидела, а тут и вовсе чуть не сдохла: бронхиальный кашель одолевал после первого же круга, какая-то гадкая коричневая мокрота лилась из глотки.
Мне неоднократно хотелось сбежать, чтобы разом прекратить эти мучения. И я могла бы поступить так с кем угодно, но только не с Василисой. Она была единственным человеком на всём свете, который понял меня и принял такой, как есть. А все ее дружеские издевки — лишь внешние атрибуты. Я не могла обмануть ее доверие, жить тогда стало бы невыносимо, даже хуже, чем с этой ломкой.
Надо сказать, опытная Василиса нашла отличный способ немного облегчить мои страдания, о зависимостях она знала не понаслышке, пройдя подобное в юношестве, и прекрасно понимала все эти мучения. Где-то один-два раза в неделю она меня накуривала — возможно, еще и поэтому я не сбежала.
Это покажется странным, но до того момента я ни разу не накуривалась, как-то не было возможности. Видимо, из-за стоимости, из-за относительной труднодоступности — алкоголь-то можно было достать в любой момент, а ради травы пришлось бы немного постараться. Да и как-то случай до сих пор не подворачивался, хоть и было такое желание. Так что Василиса стала первым человеком, показавшим мне это чудодейственное средство.
Предвижу возгласы возмущения: да как же так! Лечить алкоголизм наркотиком! Оставьте негодование. У каждого, конечно, свое мнение, но я не верю в зависимость от конопли. Я видела заядлых растаманов, потребляющих каждый день. Но это, скорее, зависимость от образа жизни, чем от наркотика. Для одних трава становилась поводом для ежедневных встреч с «друзьями» (которые отпадали сами собой после завязки), для других — поводом ничего не делать, это были люди, привыкшие к ленивому бесцельному существованию. Меня же трава никогда так и не затянула.
А однажды Василиса заставила меня помыться. Это был банный день, и всех повели в какую-то общественную баню в поселке. А я, будучи панком, не мылась принципиально — наверное, уже с начала лета мыльная пена не касалась моей кожи, разве что ополаскивалась иногда в озере прям в одежде. Так что ей пришлось даже применить силу, игнорируя мои вопли.
Также она заставила меня постирать одежду, выдав временно свою.
— Ты посмотри, какие ужасные волосы! — отчаянно возмущалась я, — они же пушатся, как у белочки какой-то! Теперь вообще не ложатся никак!
Но на самом деле, мне стало немного легче. Похоже, вместе с грязью ушло еще что-то нехорошее.
В общем, домой я вернулась другим человеком: посвежевшая, умытая, бодрая, немного поправилась даже.
Учеба в одиннадцатом классе стала довольно мирным временем: я тусовалась все реже, чаще посещала школу (уже по несколько раз в неделю), но без энтузиазма. Расставаться с «друзьями» особо не хотелось, но это происходило уже само собой.
Я хоть и продолжала иногда выпивать, но уже не так часто и жестко, от спирта так вообще отказалась. Поэтому общих интересов становилось все меньше.
Помню, как встретила однажды Эльзу с синяками на лице.
— Это кто тебя так? — удивилась я. Эльза ведь никогда не лезла на рожон, ни с кем вроде не конфликтовала.
— Да это Альбина, — весело ответила Эльза, будто случилось что-то забавное, — говорит, типа снимай очки, щас бить будем, рожа нам твоя не нравится. Ну и ее подружки меня держали, а она била.
Меня удивил ее легкий тон, неужто человеку совсем наплевать на себя? И почему этой Альбине до сих пор не дали отпор?
Альбину я лично не знала — она редко появлялась на тусовке. Но ее многие боялись. Она почему-то все время кого-нибудь избивала. Подробности мне были неизвестны, но я понимала, что это просто агрессивная гоповка, каким-то образом затесавшаяся в наши ряды, ищущая самоутверждения за счет безответных неформалов. Но меня все эти сплетни не особо тогда волновали.
Все чаще я общалась с Василисой, да в школе появилась новая приятельница — Даша, на год младше. Страстная поклонница Гражданской Обороны, вечно разучивала их песни под гитару. Ее старший брат был металлистом и вообще оторвой, а Даша — спокойной и рассудительной девочкой, хорошо училась и гуляла редко. Я частенько заходила к ней в гости после школы. Разгульная жизнь неуклонно сбавляла обороты, но время от времени я все же тусовалась, да и виски продолжала подбривать.
Помню этот ажиотаж вокруг предстоящих выпускных экзаменов: все почему-то суетились, паниковали, ходили на какие-то курсы, большинство уже знало, куда поступит. Мне же все это было как-то фиолетово. Какой-такой ЕГЭ, что это за буквы вообще? Это был первый год, когда ЕГЭ ввели ради эксперимента, да и то не везде, кажется, и лишь по нескольким предметам — русский, математика и еще один на выбор. Все его так боялись, а мне было вообще пофигу.
