Сильвен Жюти - Путешествие в исчезнувшие страны
Прародитель заговорил… То, что он сказал, было так непривычно, так неожиданно… Он попросил своих дорогих потомков построить для него и для других предков город. Он объяснил, что предки очень устали от бесконечных перемещений и жаждали отдыха. Они полагали, что настало время им предаться созерцанию и размышлению. Что до живых, то они, возведя город мертвых, могут продолжать кочевать либо обосноваться в окрестностях этого города, это уж как они пожелают. Так рек Прародитель.
Взял слово самый старый из старейшин: «Мы повинуемся вашей воле. Где должны мы возвести город предков?» «На вершине холма», – ответил Прародитель. Разумеется, все члены племени знали, что такое холм, но вот что такое город? Не только живые не имели о том ни малейшего понятия, но и никто из предков ведать не ведал, каким должен быть город, вот почему город и получился не похожим ни на какой другой. До сих пор в Сгурре с великим почтением относятся к предкам и тщательно выполняют их волю. Многие, очень многие переместились из мира живых в мир мертвых и поселились в священном городе. Нашей страной до сих пор правят предки…»
Должен сознаться, я был поражен, когда услышал эти странные речи, но это было в самом начале моего пребывания в Сгурре, а затем я постепенно постиг возвышенную философию обитателей Сгурра, столь отличную от тех верований, в духе которых я был воспитан, и познал их нравы и обычаи, которые в иных краях и странах сочли бы абсурдными, просто безумными, но на самом деле эти нравы и обычаи проистекают из верований сгуррян и представляют собой более чем логичное их воплощение. Чтобы понять их смысл, надо предать забвению некоторое количество языковых «привычек», которые в странах, где правят живые люди, считаются абсолютными истинами, но которые на самом деле являются чистыми условностями, существующими только благодаря всеобщему согласию на сей счет. Обитателям Сгурра до подобных условностей дела нет, потому что они продолжают преданно и верно исполнять долг, который почитают для себя священным: воздавать должные почести мертвым. Вся энергия жителей Сгурра направлена на выполнение этой бесконечной работы, и затрачивается она до такой степени, что при осмотре города не видишь перед собой ничего, кроме странного поселения, все жилища которого представляют собой либо пещеры, либо землянки. Чужеземцам было очень трудно понять происходящее в Сгурре. Ну как они могли постичь, что тот, кого они почитали за «короля» Сгурра, отправился в мир иной много веков назад и что от него, единственного монарха, когда-либо правившего Сгурром, теперь остался один лишь указ, который он подписал после того, как установил в Сгурре власть мертвых в результате продолжительной и ожесточенной борьбы? Редкие письменные рассказы путешественников, посещавших Сгурр, изобилуют ошибками, проистекающими из полнейшего непонимания и неведения тамошних обычаев и нравов. Так, в одном из рассказов, причем из числа тех, что можно отнести к разряду не самых худших, отмечено, что особую, главенствующую роль в местном обществе играет благородное сословие, местное дворянство, к представителям которого нельзя обращаться иначе, кроме как употребляя особую частицу, выражающую почтение, частицу, по смыслу сходную с французским выражением «ваша светлость». Но подобная трактовка не точна, ибо частица на самом деле означает «усопший» и таким образом всего лишь свидетельствует о том, что тот, к кому изволят обратиться, уже умер.
По прибытии в Сгурр я понял, почему я всегда так любил кладбища. Со дней моего далекого детства я в отличие от других детей, только и мечтавших поиграть в мяч или классики, предпочитал не участвовать в их шумных и веселых играх, а бродить в одиночестве среди могил, с трудом расшифровывая надписи на поросших мхом камнях мавзолеев и на надгробных плитах; иногда я даже принимался ухаживать за какой-нибудь могилой: выпалывал сорняки, поливал несчастную иссохшую герань… Частенько, когда никого поблизости не было и меня никто не мог увидеть, я припадал ухом к могильному камню и прислушивался… Я очень дивился тому, что не слышу ни звука, я разговаривал с мертвыми, я умолял их ответить мне и сетовал на то, что они оставались глухи и немы к моим мольбам, ибо я уже тогда ощущал их присутствие, которого другие не чувствовали.
С возрастом эта природная склонность, оказавшая огромное влияние на мой внутренний мир и заставлявшая меня отдаляться от людей и искать одиночества, не только не исчезла, а напротив, принимала все более ярко выраженный характер. Теперь, после того как я оказался в Сгурре, я могу предаться ей без остатка.
Более всего я люблю воскресенья, когда жизнь (если так можно выразиться), мертвых становится в Сгурре очень заметной, зримой, ибо по улицам города друг за другом следуют катафалки с восседающими на козлах печальными возницами, а воздух наполняется тихим перешептыванием покойников. Все дело в том, что, хотя слух мой по причине преклонного возраста и ослабел, шум, производимый голосами множества мертвых, находящихся вокруг нас и почти везде (кроме Сгурра) возмущающихся несправедливостью, проявляемой по отношению к ним, я сейчас различаю великолепно. Я слышу, как они ведут бесконечные разговоры, правда, говорят они столь тихо, что я могу уловить лишь смысл отрывочных высказываний; но с каждым днем я слышу и понимаю их все лучше и лучше, что является знаком того, что с каждым днем я все более и более становлюсь достоин звания благородного усопшего, дарованного мне обществом Сгурра по прибытии.
Я прекратил показывать своих предков в тавернах или на площадях, ибо настало время, когда я должен подумать о будущем. Разумеется, в Сгурре относятся весьма терпимо к тому, что благородные усопшие после смерти на протяжении нескольких лет передвигаются больше, чем это принято, что они, если уж говорить прямо (чего настоящие сгурряне никогда бы себе не позволили), сохраняют некоторую видимость принадлежности к миру живых; кстати, могу смело утверждать на основе собственных наблюдений, что различия между двумя «состояниями» гораздо менее определенны и ярко выражены, чем принято считать. Но наступает такой момент, когда покойник осознает себя окончательно умершим и уже не соглашается покидать свою могилу (если только на то не будет особых причин); для меня сей момент уже близок. Увы! Увы! Я должен был бы радоваться, но нет, я пребываю в тревоге, ибо будущее страшит меня. Хотя Сгурр довольно велик, но следует признать, что он уже перенаселен, там царит суета, там беспрестанно случаются какие-то неприятности, ибо живые вечно все усложняют, вмешиваясь в ход событий со своими злосчастными предложениями и начинаниями, а также со своими наглыми требованиями. Несомненно, многие из них не ставят перед собой иных целей и не имеют иных чаяний, кроме как наилучшим образом служить мертвым в ожидании того момента, как их самих допустят в их ряды; я уверен, что в большинстве своем они и не помышляют, вероятно, о том, чтобы требовать какого-то равенства; только горстка буйных агитаторов осмеливается открыто требовать осуществления так называемого «права на смерть», которого, как они считают, лишено большое число живых, что является вопиющей несправедливостью, хотя они и признают, что многие ныне живущие в отличие от благородных мертвецов лишены того спокойствия духа и той сдержанности, что свойственны умершим, но эти различия кажутся им несущественными при решении вопроса о всеобщем равенстве.
Должен сказать, что вскоре после того, как я начал свою успешную карьеру мертвого нищего, мне очень повезло, так как я смог найти себе жилище близко от центра города, не слишком дорогое; в особенности же мне эта квартира нравилась потому, что находилась она неподалеку от тех богатых кварталов, которые часто посещали аристократы и высшие чиновники из правительства мертвых, и вот теперь я нередко могу видеть, как по улицам в катафалках, украшенных гербами Сгурра, следуют члены кабинета министров. Быть мертвым нищим – дело довольно выгодное, ибо ремесло это достаточно престижное и имеет свои преимущества; если взяться за него всерьез и проявить не только усердие, но и кое-какие способности (полагаю, в данном случае я продемонстрировал наличие у меня истинного таланта), то можно на этом поприще обзавестись высокопоставленными друзьями и покровителями, что со мной и произошло, и именно это обстоятельство во многом облегчило мне задачу, в особенности когда речь зашла о том, чтобы внести ясность в вопрос о моем положении в местном обществе, ибо положение было крайне неопределенно и необычно, так как я был чужеземцем и должен был перейти в мир мертвых посредством вполне законных похорон. Как я уже сказал, Сгурр чрезвычайно перенаселен; так вот живые вынуждены долгие часы ожидать попутного транспорта (то есть похоронных дрог), чтобы попасть из пригорода в центр и приступить к исполнению своего служебного долга в какой-нибудь могиле, либо выпрашивать подаяние у богатых покойников; и они будут считать себя счастливцами, если в результате жизни, полной лишений и самоограничений, в конце концов обретут право на успокоение где-нибудь в уголочке на тридцать шестом уровне могилы, расположенной в квартале, где обитает простонародье, в глубине заросшей аллеи, куда никто никогда не заглядывает и не приносит цветов. Но самой ужасной считается в Сгурре участь живого, не имеющего возможности умереть из-за отсутствия денег; подобной участи сгурряне страшатся, но она выпадает на их долю все чаще и чаще. Подобной судьбы я не пожелал бы своему наихудшему, злейшему врагу; даже те завистники, что попусту растрачивали свое время на плетение заговоров против того явления, которое они именуют «диктатурой мертвецов», без особых оснований сетуют на то, что якобы не имеют возможности в соответствующий момент разделить участь этих мертвецов. Но это так, к слову…
