Дарья Симонова - Узкие врата
Инга и бровью не повела. Могла ведь что-нибудь похлеще получить. Премьера была удачная, рецензии ровные. «Вот закончу сезон и уйду в расцвете карьеры», – ублажала себя маниловщиной Инга. Приятно было потом вспоминать о периоде распада и метаморфоз, удивленно возвращать себя на островки несбывшегося. Это была та самая благословенная пустота, предшествующая переходу в беспечальное измерение, в веру в то, что если ничего из сокровенного не произойдет, то, значит, и не нужно.
«Дон Кихот» поднимал Ингу, как воздушная подушка, вверх, вверх, солнечная эйфория разгонялась на пустом месте, а жизнь шла серым чередом. На одном спектакле мелькнул Миша. Или похожий. Стоял у подъезда, но поодаль. Инга хотела окликнуть, но раздумала, конечно. Миша не должен быть окликнут: что-что, а законы жанра Инга блюла. Всколыхнулись грезы: если бы я вышла за него замуж, я обязательно одевалась бы ему в тон. В песочный тон.
Прекрасны пары, одетые одинаково, презрев разрыв полов, они как яблоки с одной яблони, а счастливые союзы – это хоть чуточку, но кровосмешение… С Мишей было легко даже в тягостной недосказанности, даже просто без него было легко. Вот лучшая любовь! Мужчина должен быть подобен Богу: не видя, не слыша, не осязая его, можно тихо ликовать, как юродивый, внимающий непостижимой музыке Господа; я верую – и на том точка. Отчаяние разлуки, разбавленное бесконечностью, – блаженный напиток, горечь, перешедшая в покой.
Проник бы Миша в эти мысли – вот уж обомлел бы…
Глава 15
Вдруг вошли в моду мистика и столоверчение. Или мода ни при чем, просто вместе с Сержем много чего проникло диковинного в Ингин заповедный уголок. Появился он нежданно-негаданно, за него просили уважаемые Ингой люди. Она нашла бы в себе силы отказаться и была бы понята на все сто, но устыдилась при виде Сержа. Почему именно на нем должна была прерваться нить богоугодных деяний? Инга дала слабину, пустила нового постояльца и не жалела об этом. Серж был совершенно неправильным мужчиной – шепелявым, невысоким, слегка пузатым, носил красный галстук и носки в якорях, сохранял при любых обстоятельствах доверительную бойкость общения и при всем этом увлекался доморощенной эзотерикой. Первое, что он сделал после того, как утомился от стеснения, демонстрируемого поначалу, – это строго вопросил:
– Почему вы не замужем? Балерины могут сделать неплохую партию. Вы – прима, в чем дело?
Одни интонации чего стоили! Инга попробовала отшутиться, Сержа это не проняло; сразу показалось, что он серьезно. Ингу окатило слезным теплом: кто еще до Сержа непраздно и осторожно влезал в душу? Хотя бы и в тщеславной иллюзии влияния, пускай… чаще всего ведь требуют стандартного семейного положения как соблюдения общественно-морального кодекса. Женщине нужен хотя бы муж, не так ли? А если его нет, то надо, пока не поздно, выдумать. Серж отвергал стереотипы и даже бутафорскую дружескую заботу вроде той, что оформляется девизом «мы же хотим для тебя как лучше!». Серж нетривиально хотел как лучше, он козырял общим оптимистическим подходом, полагая, что раз счастливый исход вероятен, так ему должно и быть, и нужно его не медля хватать за жабры и тянуть на себя.
Пока Серж размашисто шагал по солнечному тротуару, помахивая портфелем, его можно было принять за мирного бухгалтера, но как только он открывал рот с задорной шепелявинкой и шпарил про экзорцизм или про заповедник для привидений, куда их нужно скучковать для подробного анализа, об эфирном теле – собеседник сперва впадал в опасливое оцепенение. Опровергнуть, высмеять или нокаутировать словом Сержа было невозможно, чепуху свою он пел складно и обстоятельно. Специальность у него была загадочно-респектабельная – консультант по спортивному питанию, за плечами он имел бывшую жену и двоих детей, о коих вспоминал с воодушевлением.
После развода Серж оказался бездомным, что его не слишком обескуражило. Он нерешительно поговаривал, что вот-вот найдет жилье; однако к съемным мебелирашкам априори проникся презрением, несколько вариантов с негодованием отверг, разборчивость явно заводила его в тупик, но сие опять-таки Сержа ничуть не смущало. Инга молчаливо попустительствовала. По вечерам Серж приносил вкусности, садился у телевизора и громко ругал отечественные фильмы. Надо заметить, что вопреки своей странной профессии он привносил в питание чудовищную невоздержанную эклектику. Дом пропитался приятным ворчливым уютом, соседи решили, что Инга, наконец, нашла мужчину. Флейтист одобрительно подарил пузатую вазу для фруктов. Инга решила не разочаровывать сочувствующие сердца, к тому же правда могла создать сложности. Будущий муж – это одно, а проезжий молодец, активно эксплуатирующий агрегаты общего пользования, – совсем другое. Соседи и так натерпелись от постояльцев балерины. Инга не желала будить спящую чутким сном собаку.
И вообще ей вдруг понравилось шутки ради заниматься спиритизмом, болтать в темноте перед сном, утром пить густо сваренный кофе с жирным печеньем, есть цыпленка в маринаде и варенье из лепестков розы, принюхиваться к хорошему крему для бритья. Может, это и есть главное в браке – гонимая всеми рутина, привычка, неизменность; похоже, Инга, не познав брачных уз, заранее выбрала деготь, а не мед. Идефикс о требовательной матке, минующей тридцатилетие, никак ее не затронул. Она спокойно констатировала свою настораживающую исключительность и продолжала радоваться неправильной гармонии.
Размышлял ли Серж на тему неловкости проживания с женщиной в одной комнате при отсутствии с ней близости – неясно. Однажды он захотел побывать на спектакле. Причем не один. Инга похлопотала о хороших билетах. В кои веки ей довелось два раза за месяц выйти на сцену. Ей даже было интересно, что скажет Серж. Он ничего не сказал, зато его спутница после спектакля взглянула на Ингу с непоколебимой кошачьей неприязнью. Инга недоумевала, но недолго, ибо спутница скоро испарилась с горизонта. Любопытство же не испаряется полностью никогда, Инга улучила момент и мягко допросила Сержа. Он всколыхнулся:
– А… эта. Она подумала, что у нас с тобой роман. И обозлилась. Поняла, что тебе в подметки не годится, и турнула меня на всякий случай. Мелкая рыбешка.
Инга возмутилась:
– Ты бы ей объяснил, как на самом деле. И что значит «мне в подметки не годится»?! Откуда ты знаешь?
– А чего тут знать? Трусы у нее пятьдесят пятого размера, задница как ломберный столик. Но это полбеды, я не сноб. Просто думает, раз у нее есть целая квартира и три дурацких ковра во всю стену, так можно нос воротить от приличных мужиков. Провыпендривается – вообще ни одного не получит.
– Но зачем ты ей врал? Про меня?
– Да не врал я. Просто не отрицал. Хотел проверить. А из нее дерьмо полезло. Дескать, как можно… а как же я… раз ты до сих пор с ней живешь… Нет чтоб деликатно промолчать. Или восхититься! В конце концов, ты же не какая-нибудь Дуня из зоомагазина! Такая предшественница делала бы ей честь… Но она не проявила ни крупицы интеллекта, сразу базар-вокзал…
Ничего не оставалось, как пожалеть девушку пятьдесят пятого размера. Инге было невдомек, как в столь щекотливой ситуации демонстрировать крупицы интеллекта. Тогда ей было смешно поверить в то, что для Сержа она – козырь даже в интимных делах. Нахальный абсурд! Инга привыкла к узкому кругу балетоманов, лощеной буржуазии и еще к гостям столицы, попадавшим в театр по велению кодекса туриста. Претендовать на любовь иных прослоек – увольте! Но мир, собственно, и состоит из завсегдатаев и новичков, никаких третьих категорий не существует. Слава – необязательно бьет в литавры и пестрит на первых полосах, иногда она медлительна и пуглива, как старая лосиха… Иначе говоря, Инге преподали игривый урок, в результате которого она могла бы на несколько градусов задрать нос. Вместо этого задрал нос духовидец Серж. Он принялся устраивать эзотерические вечеринки. Вечеринка – от слова «вечер», но дома круглые сутки пестрели немытые люди. Правда, надо отдать должное, пестрели тихо. Но обидно. Сидели за столиком, бубнили, как будто Инги и не существовало вовсе. Иногда слышался шкодливый шепот:
– Кто эта особа в чукотских носках?
Подразумевался Неллин подарок – толстые носки-джурабы. Инга так и не сумела привыкнуть к промозглым межсезоньям, приходилось кутаться.
Когда-нибудь Инга все же попросила бы их всех убраться, но Серж завязал теплый разговор. Почему-то перешел на «вы». Они гуляли до ночной булочной, был первый час ночи, Серж со товарищи окончательно исковеркал Инге режим.
– Вы – народное достояние, уж простите за патетику. А живете в дерьме.
Видимо, дерьмо – это он и его чокнутые знакомцы. Далее, подвергнув краткой, однако безапелляционной обструкции образ жизни гениальной Инги, Серж вздохнул:
– Путь вам один – в подполье. Или за бугор.
Инга икнула от неожиданности.
![Елена Вихрева - Акелдама - кровавое поле битвы [СИ]](/uploads/posts/books/1764/1764.jpg)
