Го Босен - Современная проза Сингапура
Плантации остались позади, дорога пошла тропическими джунглями. Куан Мэн почти видел их обитателей — диких кабанов, тигров, тапиров, слонов, медведей, грациозных зверюшек под названием мышиный оленек и самого Тарзана. Хотя, конечно, он помнил, что Тарзан жил в Африке, в чернейшей Африке, а вовсе не в Малайе.
Мимо мелькнул громадный рекламный плакат, требующий, чтобы пили кока-колу. В нескольких метрах за ним — другой плакат: пейте пепси-колу, установленный конкурирующей компанией. Битва безалкогольных американских гигантов в малайских джунглях. Сражались и конкурирующие нефтяные концерны: «Супер-Шелл», «Эссо-Экстра», «Калтекс»…
За Кота-Тингги им попалась группа индийских косарей, обкашивавших обочину проселка. Изогнутые паранги в их руках сверкали изящными дугами. Срезанная трава отлетала в сторону.
Свернули направо. К Седили — к Язон-заливу, как еще называлось это место. Кто такой, интересно, этот Язон? — подумал Куан Мэн. Явно не тот грек, который доставал золотое руно. Скорей, какой-нибудь инженер-строитель, колонизатор, хваставшийся потом в Лондоне, что он строил Империю. Впечатляющее выражение — строитель Империи, так чувствуется в нем марш через непроходимые джунгли, через которые продираются с парангом или, вернее, идут за отрядом туземцев, расчищающих парангами путь. Одно и то же. Или почти.
Джунгли по обе стороны дороги расчищали под посевы: невысокие, округлые, как женская грудь, холмы чернели пятнами выжженного леса, на дикой желтой земле валялись поваленные стволы. Высокие, обгорелые стволы торчали, как тотемные столбы. Пейзаж, оставляемый первопроходцами. Первопроходцы — и я, сложная натура, клерк в чертовом городе. Первопроходцы — простые люди.
На окраине деревни Куала-Седили дорогу переходила шумная стайка малайских школьниц в белой с красным школьной форме.
— Девочки, хотите — остановимся и вы попудрите носики? — предложил Хок Лай. — Тут есть кофейня.
— О'кей! — хихикнула Сесилия.
Девочка-яблочко, подумал Куан Мэн. Вечно хихикает.
— А ты, Мэн? — спросил Хок Лай.
— Нет, спасибо.
Остановились у низкого, длинного дома. Девушки сразу исчезли. Куан Мэн закурил сигарету и с наслаждением вытянул ноги. Он заказал большую бутылку пива, и они с Хок Лаем выпили ее.
Куала-Седили — маленькая деревня, в которой даже нет торговой улицы просто несколько лавчонок. Однолошадная деревушка, хотя, конечно, никаких лошадей в ней не было. И почему это в малайских деревнях не бывает лошадей? Их только и видно что на бегах. А в сельской местности одни буйволы. Но буйволы не скачут — сонно плетутся под горячим солнцем, часто роняя свои темно-зеленые лепешки.
Народу в кофейне было немного — сидели деревенские за своим черным кофе. В центре каждого столика стояла тарелка засохшего печенья под стеклянным колпаком от мух. До печенья никто не дотрагивался. Густая туча мух гудела над открытым мусорным ящиком у кофейни. Подъехал крестьянин на допотопном велосипеде, слез, прислонил его к столбу, вошел в кофейню. Возраст и непогода сделали неразличимым изначальный цвет велосипеда. Велосипед был ржавым, и малаец, приехавший на нем, тоже ржавого цвета. Высушенное, изможденное лицо и острые глаза. Такие глаза бывают у рыбаков они все время всматриваются в сверкающее под солнцем море.
Переговариваясь о чем-то, появились девушки. Конечно, деревня уже привыкла к сингапурцам, которые по воскресеньям тащатся в такую даль только ради того, чтобы поплавать в море. Деревенским в голову не придет купаться, и уж, ясное дело, не станут они валяться на песке под солнцем!
Девушки выпили лимонада, подошли к стойке купить по шоколадке. Анна предложила шоколадку Куан Мэну, но он отказался. Он никогда не любил сладкое.
Забрались обратно в машину, горячую, как печка. Скорей бы в воду! Проехали с милю по новой широкой дороге, и неожиданно перед ними распахнулась панорама синего неба и синего моря. Машину потрясло немного, пока съезжали к пляжу.
Куан Мэн ликовал — он в жизни не видел такого огромного пляжа. Что сингапурские пляжи по сравнению с этим! Тропический пляж, наконец именно такой, как представляешь себе! Мили и мили чистого песка вправо и влево.
Они быстро выгрузили свои вещи из машины и перенесли их в укромный уголок, который выбрали на пляже. По случаю воскресного дня народу было не так уж мало — в тени стоял целый строй машин с сингапурскими номерами. Среди загоравших было несколько европейских девушек в совсем узких бикини, выставлявших напоказ дразнящие полные груди. Куан Мэн разглядывал их из-под своих темных очков. Ну и что, я же, в конце концов, мужчина.
Девушки пошли за кусты — переодеться, а Куан Мэн с Хок Лаем обмотались купальными полотенцами, натянули под ними плавки и бросились в море. Скоро к ним присоединились девушки: Сесилия в красном бикини, а Анна в закрытом черном купальнике. Анна подвязала волосы резинкой. Сесилия решила, что с ее короткими волосами ничего не сделается.
Хок Лай поднырнул и ухватил Сесилию за ноги, она завизжала. Куан Мэн поплыл подальше от этого визга, хохота и сверкания брызг.
Здравствуй, лазурный мир!
Наплававшись, Хок Лай и Сесилия вышли из моря и, взявшись за руки, пошли по пляжу. Куан Мэн полулежал у самой воды. Анна посмотрела на него и улыбнулась.
— Ты хорошо плаваешь.
— Да нет, так себе.
— Нет, хорошо.
Сказать — нет, она скажет — да, я опять скажу — нет, она опять — да…
— Правда, хорошо плаваешь, — завершила Анна несыгранный матч.
— Быстро не умею плавать, — возразил он, как бы еще не совсем сдаваясь.
— А по-моему, быстро, — отбила она. Сказать — нет, она скажет — да, я опять скажу — нет, а она…
— А зачем быстро плавать? — продолжала она. — Устанешь.
Куан Мэн не нашелся что ответить и решил считать это ничьей.
— Хочешь погулять со мной, Мэн?
— Пошли.
Как она это сказала — со мной! — подумал Куан Мэн. Может, она имела в виду… Да нет… Нет, конечно. Он посмотрел на нее. А она полнее, чем кажется в одежде. Или поправилась за эти две недели? А в году пятьдесят две недели… Куан Мэну стало смешно.
— Ты что? — спросила Анна, уже готовясь засмеяться вместе с ним.
— Просто так. Смешное вспомнил. Извини.
— Да я ничего.
— Извини.
Куан Мэну было стыдно за то, что он посмеялся над ней. Неплохая же девчонка. Довольно привлекательная. Особенно когда снимает очки. Без очков ее глаза смотрят с какой-то нежностью, будто даже зовут. Так всегда бывает с близорукими, но все равно кажется, будто она такая слабая и нежная, что ее хочется защитить. И Люси бывала беззащитной, вдруг вспомнил он, а беззащитной и нежной — нет. У Люси не было этой нежности. У Анны есть.
— Ты бывал на Восточном берегу, Мэн?
— Ни разу.
— Мне бы очень хотелось. Говорят, там так красиво. Может быть, и съезжу в следующие школьные каникулы.
— Здесь тоже красиво.
— Все равно, говорят, Куантан лучше. Интересней. Подлинная малайская атмосфера. И там водятся гигантские черепахи, и они откладывают яйца прямо на пляже.
— Я думаю, на это ни к чему смотреть. Это, знаешь, дело такое…
Анна засмеялась, вопросительно всматриваясь в него близорукими глазами.
— Ну что, не правда, что ли? Откладывать яйца все равно что ребенка производить.
Анна опять засмеялась. Куан Мэн понял, и ему самому стало смешно.
— Ну, рожать детей, я хотел сказать.
Не так уж и оговорился, подумал он. Тоже, наверно, больно. Он часто думал, что курам больно нестись — яйца такие большие по сравнению с курицей.
— Ты хотел бы путешествовать, Мэн?
— Очень.
— А куда?
— А как?
— Ну почему не помечтать…
— Мечтать? На мою зарплату?
— Ну а почему? Может, через много лет…
— А может, через много лет мне будет столько лет, что и думать ни о чем не захочется. Может, у меня будет ревматизм и я даже ходить не смогу.
— Глупенький ты, — сказала она. — И смешной.
Они зашагали по пляжу, надавливая босыми ступнями на сыпучий, горячий песок. Море выбросило много плавника — странные, искореженные формы, обесцвеченные морем почти добела. Анне понравился кусок плавника, похожий на ультрасовременную скульптуру из тех, что всегда изображают в книгах по искусству.
— Для икебаны, — объяснила она.
Пристроит ее дома к вазе с цветами.
Дошли до болота, где росли мангровые деревья, и повернули назад. Воздушные корни мангровых зарослей, изгибаясь, почти касались песка и переплетались, как прутья клетки.
Хок Лай и Сесилия увлеченно обнимались. При виде Анны и Куан Мэна Хок Лай поспешил убрать руку с толстых ляжек Сесилии. Сесилия быстро отодвинулась.
— Извините, помешали, — не утерпел Куан Мэн.
— Вечно все портите, — засмеялся Хок Лай.