Павел Мухортов - Всякая всячина. Маленькие истории, возвращающие нас в детство
— Виктор, — неуверенно ответил тот и тоже протянул ладонь.
— Ну, а вы, что притихли?
— Саша.
— Сергей.
— Тоже Серега.
— Иван.
— Роман.
— А где же Леха? — Виктор вопросительно взглянул на ребят, потом вокруг. — Вот тебе и на! И след простыл, ну и трус! — больше себе, чем остальным сказал один из ребят.
— Это что же за Леха такой? — Александр Петрович хитро посмотрел на ребят, в голосе его слышались добрые, подтрунивающие нотки.
— Да, есть тут один. Ну я ему…, — Виктор ударил кулаком в ладонь.
— А, кстати, самое лучшее средство в таких случаях не кулаки, Виктор, а смех. И я уверен, что этот Леха в другой раз не бросит вас.
— Ну, началась мораль…
— Да, такие уж мы, старики, — весело заметил Александр Петрович. — Если вам некуда спешить, то давайте пройдемся по парку, так хочется поговорить с вами. Вот, например, извините, за любопытство, чем вы еще занимаетесь кроме метания камнями по фонарям? Спортом или еще чем–нибудь?
— Да, всем понемногу занимались. Вот я на самбо ходил, и в картинг–клуб, и в авиационный кружок, — опять первым ответил Виктор. По всему было видно, что он здесь верховодит.
— Ясно, интересы разнообразные, и правильно, для общего развития все пригодится. А что–нибудь одно, настоящее?..
— Да, еще нет этого. Вот, разве Валька? Он у нас шахматист. Разговор завязался легко, непринужденно и откровенно. Ребята окружили Александра Петровича, и все потихоньку, не спеша двигались по аллее к выходу из парка. Была у пожилого человека какая–то черточка в душе, располагавшая к нему сердца незнакомых людей, особенно молодых. Наверное, это было его простое, равное положение, в которое он ставил себя.
— А вы фронтовик?
— На войне были, Александр Петрович?
— Да, с сорок первого и до Победы, всю ее прошел. Конечно, не без ранений обошлось, но немного мне досталось осколков и пуль, меньше, чем иным моим товарищам.
— Расскажите что–нибудь, какой–нибудь подвиг…
— Ну вот, хотел вас расспросить, окунуться в вашу жизнь, а вы меня заставляете самого рассказывать, — опять весело ответил он.
— Да, что нас расспрашивать? Живем незаметно, в футбол играем. Иногда ходим на рыбалку, вот и все.
— Что вам рассказать, о каких подвигах?
— Ну, а медали–то давали за что–то? — не отставали ребята.
— Медали давали. Мы делали то, что требовала Родина, — в голосе незнакомого человека пробилась твердость. Чувствовалось, что он говорит уже серьезно, и говорит всей своей фронтовой душой.
— А у вас есть орден Красной Звезды?
— Да, а что?
— Расскажите, как вы его получили, ведь просто так не дают?
— Ну, хорошо, уговорили… Это было в сорок третьем, уже за Доном. Я тогда находился в полковой разведке. Днем отдыхали, а вечером уходили на задание. Не раз я побывал к тому времени в тылу врага, привык уже к бесконечной опасности, и без разведки не представлял себя. И вот получаем мы приказ из дивизии — провести разведку боем; такие операции замышляют тогда, когда нет достаточных сведений о противнике, а надвигается час наступления наших войск. Ну и отправился я, как опытный разведчик, с назначенным для операции подразделением. На такое задание шел в первый раз. Сердце билось, надо сказать, когда сидели в траншеях на переднем крае и ждали условного сигнала. Минуты казались часами. И вот, наконец, красная ракета осветила пространство между нами и врагами. Мы выскочили под грохот наших орудий и трескотню пулеметов и пошли в атаку. Возвращаться было установлено по сигналу зелеными ракетами. Не заметили как, но были уже метрах в двухстах от передней линии обороны противника. Наконец, получили сигнал отходить, и вдруг, сзади рвутся снаряды. Огонь просто бешенный. Отступать невозможно. Залечь на месте тоже нельзя. И решили мы тогда все как один идти в атаку. Не останавливаясь, бросились в атаку с криком «Ура!» Это, наверно, и ошеломило врага. Через минуту мы были в его траншее. Здесь нам здорово помогла ночь. Опешил тогда немец. А позади еще рвутся снаряды. Посчитали потери, осталось нас из тридцати только семнадцать человек.
Наступила тишина. Слышим, стон раздается и голос чей–то. До сих пор не знаю имени того парнишки, тащившего волоком раненного командира. Стало нас в итоге девятнадцать. Что делать дальше? Ползти обратно — жаль покидать с таким трудом отвоеванную землю. Хоть и узок клочок, а наш, родной, советский.
И решили мы, что будем обороняться до конца. Задание выполнили, точки огневые на КНП все засечены, а обратно все равно живыми не уйти, — перестреляют, как в тире. Не успели еще дух перевести, как немцы поперли на нас, видимо поняли в чем дело, горстка нас…
Александр Петрович на мгновение замолчал, остановился, но затем, как бы очнувшись, продолжил свой рассказ, стоя на месте.
— Шесть часов не смолкали наши автоматы. Подмога подойти не могла, фашисты постоянно освещали огнями поле, да и пристреляно заранее было. Некогда нам было даже раны перевязывать. Наконец–то наступило утро. Так хотелось в последний раз взглянуть на голубое небо. На Востоке еще не взошло солнце, а наша артиллерия уже известила о начале огромного наступления. И когда наши солдаты перепрыгнули через вражеские траншеи, где мы держались, слезы потекли из глаз. Осталось нас тогда пятеро. Всех отправили в госпиталь, а там уже и нашли нас награды. А потом разнесла нас война по разным фронтам, и не знаю, живы ли. Больше не встречались, вот и все, — он хотел улыбнуться, но блестящие глаза выдали его.
Пораженные услышанным, мальчики стояли в молчании. Потом все вместе вышли из парка.
— Ну, где же вы живете? — спросил Александр Петрович — Пойду — вас провожу, да и сам отправлюсь домой.
— Да нет уж, мы сами.
Жаль было расставаться с мальчишками и, вдруг, как искра, блеснула мысль в голове старого фронтовика.
— Ребята! У меня есть предложение: давайте будем собираться вместе, и, если пожелаете, вам буду что–то рассказывать, заодно и научу чему–нибудь. Например, как не заблудиться в незнакомом лесу. Как определить расстояние до любого объекта, научу вас карты читать, да хотя бы портянки наматывать или костер правильно разжигать, — все это пригодится и в жизни и в армии, ведь скоро и вы уйдете служить Родине. В общем, организуем что–то вроде кружка юного разведчика.
— Давайте, Александр Петрович, мы с удовольствием, — хором раздались голоса.
— А потом, если захотите, можно будет в ДОСААФ с парашютом прыгнуть, только придется попотеть на тренировках.
— А когда будем собираться? — прямо спросил Виктор.
— Да хоть завтра… Завтра в семь вечера, идет?
— Идет! — радостно ответили ребята.
— Ну вот и хорошо. Итак, завтра в семь. Не забудьте и захватите с собой Леху…
И Александр Петрович быстро зашагал к дому. Оглянувшись, он увидел как почти вприпрыжку полубежали к себе во двор мальчишки и о чем–то громко спорили. До фронтовика отчетливо донеслось: — Вот тебе и инфарктик. С этими словами высокий белобрысый Виктор дал кому–то подзатыльник, получил такой же, и ребята, гоняясь друг за другом, вбежали во двор.
1983 г.
СХВАТКА
РАССКАЗ
Воскресенье. Утренний киносеанс. В фойе шумная ватага детей.
— Эй, худой, одолжи десять копеек, — двенадцатилетний крепыш на вид старше своих лет с лицом как огурец склонился над ухом сверстника у билетной кассы.
— Иди ты…, — не менее резко ответил худой.
Крепыш отошел, а худой, взяв билет, направился к выходу в кинотеатр. Сильный пинок заставил оглянуться. Перед ним, повиснув на шее рослого парня, скалился «стрелявший» деньги.
— Ну ты че, сопляк!? Еще один пинок.
Худой сжал кулаки. Вокруг сновали незнакомые девочки, мальчики с деланным видом, словно не замечая происходящего. Но худому кажется, что в душе они рады — это их не касается, — даже смеются… Он в надежде пошарил глазами по сторонам: из своих никого, только за спинами крепыша и опекуна еще пять человек, ждавших сигнала.
Еще пинок. Худого затрясло. Не выдержав позора, он, будто разорвав сдерживающую веревку, вцепился в толстый свитер обидчика, и тот, не успев опомниться, распластался на мраморных плитах. Удар следовал за ударом. Худой бил с остервенением. И даже, когда его оттаскивали студенты в стройотрядовской форме, беспощадно месил воздух. Друзья растерянно глазели.
Худой успокоился, перестал рваться к врагу, достал из кармана билет и нырнул в зал к друзьям, а побежденный с опекунами остался внизу.
— Огурец, это позор! Как он тебя.
— Огурец, я бы его по стенке размазал!
— Теперь нельзя. Огурец, отступать. Ты позоришь всех нас.
— Хорошо, я найду его.
Мальчишка, под кличкой Огурец, подталкиваемый в спину старшими товарищами, поплелся за худым. Тот стоял в зале в окружении каких–то ребят. Огурец оценил их помощь.
