Махмуд Теймур - Карьера доктора Фануса
Он всегда знал, что четыре гинеи из шести платит за балкон и гостиную. Так он и сказал матери, когда однажды она приступила к нему с расспросами. Как много исходил он по этой гостиной, заложив руки за спину и время от времени останавливаясь перед картиной с Сарданапалом, чтобы полюбоваться ею.
Но теперь начнется другая жизнь. Он переедет в просторную квартиру, обставленную изящной мебелью, там уж не побродишь, не поразмышляешь. А впрочем, будет не до размышлений. Масса новых вещей, новые развлечения. И, уж конечно, новый приемник будет работать нормально, при первом же прикосновении. Он часами будет просиживать перед телевизором или просматривать газеты и журналы, которые выпишет на дом. К тому же рядом всегда будет маленькая женщина — его жена.
Его вдруг охватил страх. Ведь он не умеет красиво говорить. Может пройти несколько дней, прежде чем он сообразит, что сказать этой маленькой женщине! Но он тотчас же успокоил себя, в конце концов есть множество тем для разговоров. Можно поговорить о детях: кто из них дома, а кто еще не пришел; или что приготовить к обеду, какое именно блюдо из тех, что он любит… Разумеется, жена поинтересуется, как он себя чувствует. И он прежде всего спросит о ее здоровье. Как всякий воспитанный мужчина, он будет заботиться о о ней! А преданная жена наверняка будет просить его, чтобы он не курил так много. И, уж конечно, не станет по углам паутины и слоя пыли на мебели, а с пола исчезнут окурки и обрывки бумаги. Всюду — чистота и порядок. Это будет как само собой разумеющееся, и он привыкнет к этому… Ну, а вместо созерцания дыма найдется что-нибудь другое: неплохо завести, например, кошку и кое-когда поиграть с ней, приучить ее к чистоте. Почему бы не повозиться с кошкой, если надоест жена и телевизор?..
Теперь в его жизнь войдет порядок: дети… кошки… и цветы — это прекрасно! И он уже сейчас должен оценить, насколько приятнее будет жить.
Наконец он на автобусной остановке. Страшная жара, жесткий воротничок подпирает шею, лицо и затылок покрываются потом. Он комкает в руках носовой платок. Вокруг толпа, люди уже давно ждут. Стоять пришлось довольно долго, но он привык к этому: каждый день, отправляясь в свой департамент, он вынужден торчать на остановке целый час. Досадно только — полдень неумолимо приближается, а путь от Гелиополиса до Гизы так долог! Приятель заверил его, что на автобусе «три пятерки» час езды. Наверное, чуть преувеличил, чтобы облегчить ему дорогу.
Этот самый приятель решил во что бы то ни стало женить Фикри и рьяно взялся за дело. Он очень старался и, конечно же, приукрасил достоинства как невесты, так и жениха. И если бы Фикри не знал его так давно, он не преминул бы поинтересоваться, сколько тот хочет заработать на этом сватовстве. Но стоит ли в такую минуту плохо думать о людях? Прочь, сомнения!
Вот мать его прожила хорошую жизнь, потому что всегда обо всех думала только хорошо. Отец изменял ей, вернее, люди болтали, что изменял, а она не верила никому и чувствовала себя счастливой. А как горько она оплакивала его смерть! И не все ли равно, был он ей верен или нет, если она довольна своей судьбой! Мы сами куем свое счастье. Настало и его время. И даже если старый приятель и ждет вознаграждения за хлопоты, так что из того? Ведь он в самом деле помог в столь деликатном деле, как женитьба! Мать всегда учила его, что в жизни царит не зло, а добро. И он должен твердо верить в это — и будет счастлив. Да и почему бы, собственно, ему не думать так же, как думает его мать? А дурные мысли пора выбросить из головы!
Месяц назад он получил от матери письмо, в котором она жаловалась на плохое здоровье и просила приехать повидаться, может, в последний раз. И он сразу же собрался. Он любит свою мать. Пожалуй, мать — единственная женщина, к которой он искренне привязан, ей он доверяет… Теперь уж он не усомнится и в своем друге, и постепенно круг близких людей будет все расти! И главная среди них, конечно, жена…
Он вспомнил слова матери, когда она, лаская его, сказала:
— Совсем ты у меня взрослый, Фикри, взгляни на свои волосы!
Он удивленно провел рукой по голове, а мать спросила:
— Чего же ты ждешь?
— Кто?.. Я?.. Ничего я не жду…
Мать помолчала, собравшись с духом, наконец произнесла:
— Почему бы тебе не жениться, Фикри? Что ты медлишь?
Он попытался усмехнуться, но усмешка вышла какая-то вялая.
— Ну зачем мне жениться?
Мать долго вглядывалась в его лицо, прежде чем ответить.
— Люди ведь не спрашивают, зачем тот-то женился, зато всегда толкуют, почему такой-то холостяк.
И мать перечислила множество причин, понуждающих людей вступать в брак: это и дом, и дети, и вкусный обед, и прочее. Словом, это было все то, чем жили она сама и ее муж… Мать убеждала и просила его жениться, чтобы ей порадоваться и спокойно умереть. Она даже заплакала, а ведь мать не из тех, кто льет слезы по пустякам. Она жаждала, чтобы он женился, отбросив все свои сомнения. И вот наконец-то этот вопрос зазвучал для Фикри по-другому. Теперь он может сказать себе: «А почему бы мне не обзавестись семьей?»
И он не стал больше ломать над этим голову, твердо решив жениться. А уж раз решил, значит, так тому и быть! Как все, так и он. Что бы там ни было, а новые ощущения, связанные с этим, даже занимали его.
Вдали показался автобус. Фикри отчаянно заморгал, пытаясь стряхнуть с ресниц капли пота. Три пятерки на номере автобуса плясали и расплывались. Он устал от долгого ожидания, волнений… Но, завидев автобус, неожиданно воспрянул духом, покосился на галстук, костюм, ботинки. Приятно все-таки, что в одежде ансамбль. Только вот под воротничком ползут тяжелые капли пота.
Хотя автобус и не переполнен, свободных мест нет. Прислонившись к кабине водителя, Фикри спокойно ждал, когда кто-нибудь из пассажиров выйдет. Взгляд его скользил по лицам, таким неподвижным, замкнутым, молчаливым. Ни одного интересного. Фикри уставился на разбитую синюю лампу на потолке автобуса. За время пути надо все как следует обдумать, чтобы подготовиться к предстоящему испытанию. Он перевел взгляд с разбитой лампы на лица людей. Внимание его привлек низкий голос справа от него, совсем рядом, — непонятно, мужской или женский. Обернувшись, он увидел тучную женщину лет шестидесяти — та занимала собой сразу два места. Она бойко рассказывала своей соседке о каком-то родственнике, которого покусала собака. И тут она принялась описывать собаку, не упуская ни малейшей подробности. Женщина громко басила и все время поглядывала на Фикри, поворачиваясь к нему в профиль. Слева от Фикри, как-то весь расслабясь, сидел лысый мужчина с бычьей шеей, он спал, откинувшись на спинку сиденья. Вот голова его ударилась о стенку автобуса. Но человек не очнулся. Рубашка его расстегнута и обнажена грудь, поросшая седыми волосами. Почему-то Фикри вдруг вспомнил о Сарданапале и подумал, что придется, видимо, отказаться от этой картины: она явно не подходит для нового дома. Во-первых, его жене не понравится изображение обнаженных израненных тел, а во-вторых, и сам он давно уж собирался вставить в эту раму другую картину, написанную маслом, — пейзаж: оросительный канал и три пальмы в час восхода.
Помнится, в родительском доме была подобная картина. Только рядом с пальмами — еще и лебеди у воды…
На остановке в автобус опять вошли люди, и среди них — полная дама, от которой разило духами. Дама встала рядом с Фикри, но не прошло и минуты, как она оттеснила его от стенки кабины. А извинением была улыбка, обнажившая редко расставленные зубы. Фикри вынужден был продвинуться еще — дама ложилась на него своей пышной грудью при каждом толчке. Тотчас же между ними встрял смуглый коренастый крепыш с засученными рукавами на здоровенных бицепсах.
Пот струился по лицу Фикри и сбегал под рубашку. Водитель сердито бурчал, в ушах звенел голос кондуктора. Тучная старуха не умолкала ни на секунду.
— А у Сихам, знаете, моей племянницы, тоже есть собака — Лулу. Она купила ее, когда та была еще совсем крохотной…
Шофер резко затормозил, и все попадали друг на друга. Смуглый парень отдавил Фикри ногу, испачкал ботинок и даже не подумал извиниться. Автобус был набит до отказа, с подножки неслись вопли, крик кондуктора стал невыносимо пронзительным, а шофер уже не ворчал, а сыпал проклятия. Фикри весь взмок, рубашка прилипла к спине. Но где там расстегнуть пиджак! Фикри повис, зажатый между четырьмя спинами: одна рука вывернута вверх, а другой нельзя было даже пошевельнуть. И до смерти хотелось курить!
Теперь было очевидно, что приятель наплел ему невесть что: прошло добрых полчаса, а автобус еще не выехал даже за пределы Гелиополиса. И зачем только он послушался! Надо было ехать обычной дорогой: метро, потом троллейбус. Это немного дольше, зато спокойнее.
Наконец выбрались на шоссе. Фикри расстегнул пуговки на вороте рубашки и немного ослабил узел галстука. Как-то пройдет встреча? Он представил себе комнату, освещенную огромной люстрой. Будущие родственники пожирают его глазами, оценивая лицо, костюм, каждое движение. Может, они и не заметят грязного следа на ботинке, оставленного тем проклятым парнем. Однако взмокшую рубашку никак не скроешь. Вот как, значит, он добирался автобусом, но почему же не на такси? А если приятель из лучших побуждений сболтнул о собственной машине?.. Тут-то и откроется ложь. Ну что ж — чем скорее, тем лучше для всех — и для него, и для них…
