Сюсаку Эндо - Море и яд
Старшая сестра сняла с пленного куртку; под ней оказалась рваная трикотажная рубашка японского производства. Сквозь дыры виднелась волосатая грудь. Когда Асаи приставил к груди пленного стетоскоп, тот смущенно закрыл глаза, но вдруг, почуяв резкий запах, воскликнул:
- Ah, ether, isn't it?[ 11 ]
- Right, it's for your cure.[ 12 ]
Сугуро заметил, как дрогнул голос Асаи, дрогнула и рука, державшая стетоскоп...
Когда Асаи, объяснив, что хочет выслушать сердце, указал на операционный стол, пленный беспрекословно улегся.
- Ремни затянуть? - скороговоркой спросил Тода.
- Потом, потом, - шепотом остановил его Асаи. - Если сейчас связать, может заподозрить недоброе. Сделаем это на второй стадии, когда начнутся судороги.
- Господа военврачи спрашивают, можно ли им войти? - спросила старшая сестра Оба, просунув голову в дверь.
- Нет еще. Я скажу, когда будет можно. Сугуро-кун, приготовьте маску.
- Я не могу, - жалобным голосом пробормотал Сугуро. - Выпустите меня!
Асаи глянул на Сугуро поверх очков, но ничего не сказал.
- Я приготовлю, - сказал Тода и, вложив в железный каркасик вату с пергаментной бумагой, подал маску ассистенту.
Увидев эти приготовления, пленный что-то спросил, но Асаи, широко улыбнувшись, отрицательно покачал головой. Маска легла на лицо. Закапал эфир. Пленный, завертев головой, попытался освободиться от маски.
- Затянуть ремни! - скомандовал Асаи.
Уэда и Оба, чуть ли не ложась на стол, стянули тело пленного ремнями.
- Первая стадия, - пробормотал Тода, уставившись на стрелку секундомера.
В первой стадии наркоза больной инстинктивно борется с потерей сознания.
- Не прекращайте капать эфир, - предупредил Асаи, держа руку пленного.
Из-под маски послышался низкий, нечеловеческий стон. Наступила вторая стадия. В это время больные нередко начинают кричать и даже петь. Но плеч-
ный только натужно стонал низким, хриплым голосом, похожим на лай.
- Уэда-кун, подайте стетоскоп.
Вырвав из рук сестры стетоскоп, Асаи быстро приставил его к волосатой груди пленного.
- Тода-кун, продолжайте капать.
- Все в порядке.
- Пульс замедляется.
Когда Асаи опустил руки пленного, они бессильно повисли по обе стороны операционного стола. Тода осветил зрачки карманным фонариком.
- Рефлекс роговой оболочки исчез.
- Значит, все в порядке. Пойду позову старика и Сибата, - сказал Асаи и засунул стетоскоп в карман халата. - Эфир больше не капайте, не то перестараетесь. Оба-сан, приготовьте, пожалуйста, инструменты.
Холодно взглянув на Сугуро, Асаи вышел из операционной. Старшая сестра тоже вышла в предоперационную и вместе с Уэда принялась готовить инструменты. Голубоватый свет бестеневой лампы падал на стены. В сандалии Сугуро, понуро стоявшего в углу, натекла вода. Возле пленного остался только Тода.
- Может, все-таки подойдешь и поможешь? - тихо спросил он.
- Нет, я совершенно не гожусь, - пробормотал Сугуро. - Мне надо было отказаться...
- Олух! - Тода в упор посмотрел на Сугуро. - Ты мог отказаться и вчера и сегодня утром. А если уж вошел сюда, то считай, что половину прошел...
- Какую половину?
- Половину нашей судьбы, - невозмутимо бросил Тода. - Теперь уже ничего изменить нельзя...
- «Однажды Сакья навестил своего больного ученика. Ученик этот был так слаб, что даже не мог ничего убрать за собой... Сакья, заботливо обтерев его, спросил, ухаживал ли он хоть раз за своим больным другом, когда был здоров. «Ты так муча-
ешься сейчас потому, что никогда не ухаживал за больными, - сказал Сакья. - Тебя сейчас терзают болезни телесные. Но есть еще болезни души, которые могут длиться и в трех жизнях», - читала Мицу Абэ, уставившись в растрепанную книжку, старику соседу по койке, положенному на бес.платное лечение.
Он лежал на той самой койке, где умерла неделю назад «бабушка» Сугуро. Еще не было пяти, но темнеть стало рано, и Мицу с трудом разбирала иероглифы при тусклом свете, сочившемся из окна.
- Почему это сегодня Сугуро-сэнсэй не идет с обходом? Или у него операция? - спросила она, кладя книгу на постель старика. - Советую вам обязательно поговорить с этим доктором. Той, что лежала на вашем месте, он очень помогал...
Старик, искавший чашку на столе, покорно, словно ребенок, кивнул.
- Но она перед операцией начала сдавать и умерла после той страшной бомбежки. А жила только надеждой свидеться с сыном.
- А мне все равно, когда помирать, - рассеянно проговорил старик, держа обеими руками чашку.
Мицу слезла с койки и подошла к окну. Во дворе сторож вскапывал лопатой черную землю.
- Когда же эта проклятая война кончится? - ни к кому не обращаясь, с глубоким вздохом протянула Мицу.
Глава третья. До того, как наступило утро
I
Ровно в три часа в окружении офицеров появились Хасимото и Сибата в белых операционных халатах; их лица были наполовину скрыты масками. У порога старик на мгновение задержался и посмотрел на бессильно прислонившегося к стене Сугуро, но тут же отвел взгляд. Ввалившиеся вслед за ним офицеры, увидев лежавшего на операционном столе пленного, остановились.
- Еще немного вперед, пожалуйста, - с насмешливой улыбкой сказал за их спинами Асаи. - К трупам вы небось привыкли, военные ведь...
К нему обернулся офицер с усиками и заискивающе спросил:
- Скажите, а фотографировать во время операции можно?
- Сколько угодно. Из второго отделения даже принесли узкопленочную кинокамеру. Ведь эксперименты ценнейшие.
- Что, и тут будете вскрывать? - спросил толстяк военврач, постукивая себя пальцем по темени.
- Нет. Мозг извлекать не будем. Этим займутся профессора Кэндо и Ниидзима на другом пленном.
- Значит, сегодня - только легкие?
- Да, Вам, господин военврач, конечно, нечего разъяснять, но господам офицерам я бы хотел сказать несколько слов. Эксперимент, который мы сегодня производим, ставит себе целью установить, до каких пределов возможно удаление легких у человека. Это важная и давняя задача, стоящая перед хирургами-туберкулезниками и военной медициной. Мы хотим попробовать одно легкое удалить целиком, а у другого - верхушку. То есть...
Пока слащавый голос Асаи звенел, отражаясь от стен, старик, ссутулившись, глядел на текущую по полу воду. Его опущенные угловатые плечи нагоняли тоску.
Лишь одна старшая сестра с каменным лицом мазала тело пленного меркурохромом[ 13 ]. Жидкость постепенно окрасила в красный цвет короткую шею, широкую грудь, густо поросшую каштановыми волосами, соски, и тогда белизна чуть впалого, еще не окрашенного живота стала особенно заметной. Только сейчас до Тода дошло, что этот человек с золотистым пушком на коже - попавший в плен американский солдат.
- Смотрите, как сладко спит этот тип, - чтобы разрядить напряженную атмосферу, «сострил» один из стоявших сзади офицеров, - даже не подозревает, что его прирежут через полчасика...
Это «прирежут» совершенно не тронуло Тода. Он еще реально не ощутил готовящееся убийство. Раздеть донага человека, положить на операционный стол, анестезировать - это он делал десятки раз, начиная со студенческой скамьи. И сегодня было то же самое. Сейчас старик глухо пробормочет обычное приветствие и начнет... Звякнут ножницы, пинцеты, и электрический скальпель с сухим треском врежется в эту густо поросшую волосами грудь чуть пониже соска. Чем же тогда все это отличается от обычной операции? И яркий голубоватый свет бестеневой лампы и фигуры людей в белых операционных халатах, чуть покачивающиеся, словно морские водоросли, за долгие годы вошли в его плоть и кровь. Да и пленный, лежавший на спине, лицом к потолку, ничем не отличается от обычного больного. Сердце Тода еще не билось тревожной дрожью убийцы, не хотелось думать, что все это кончится как-то иначе, чем обычно. Он неловко засунул тонкую трубку катетера в ноздри военнопленного, в большой нос белого человека. Остается только присоединить к катетеру кислородную подушку, и приготовления будут закончены. Эфир, по-видимому, полностью подействовал: пленный спал, мирно похрапывая. Он лежал лицом вверх, крепко связанный толстыми ремнями, приковывая к себе взоры всех присутствующих. Он спал с таким блаженным видом, что казалось, на его губах вот-вот заиграет тихая, счастливая улыбка.
- Что ж, приступим, - сказал старику Сибата, проверив кровяное давление.
Уставившийся в пол профессор вдруг качнулся и кивнул головой.
- Начинаем! - крикнул Асаи.
Воцарилась такая тишина, что слышно было, как кто-то проглотил слюну.
- Начало препарации - три часа восемь минут пополудни. Тода-кун, пожалуйста, зарегистрируйте.
Сжав в руке электроскальпель, Хасимото приблизился к распростертому телу. Тода слышал за спиной тупое жужжание киноаппарата. Это начал съемку ассистент второго хирургического отделения Ниидзима. И тут офицеры стали кашлять и сморкаться.
