Андрей Курков - Тонкая математика страсти (сборник)
Но чем дальше я шел, тем меньше оставалось у меня надежды найти их. Улицы были пустынны. Среди немногочисленных загорающих и купающихся на городском пляже я не увидел ни одного знакомого лица. Оставалось только пойти на виллу генерала, но по такой жаре туда идти не хотелось, а вечером, когда станет прохладнее, они сами появятся на площади Святого Лаврентия, чтобы отпраздновать первый в истории этого города День Независимости.
Утомившись от бесплодных поисков, я повернул к гостинице, и вдруг воздух завибрировал в моих ушах. Сначала слабо и едва ощутимо, но буквально с каждой секундой эта вибрация нарастала, и я остановился, пытаясь понять, что происходит. Остановился и интуитивно задрал голову вверх. И тут же по мне прошлась тень низко летящего вертолета, и встревоженный воздух растрепал волосы. А сверху уже сыпались какие-то листки бумаги, белые как снег. И падали они вокруг меня, и на крыши домов, и на ветви деревьев. А я стоял в оцепенении, то ли оттого, что за прошедшие недели отвык от шума, то ли просто от испуга.
Один листок лег мне прямо на плечо, и я взял его в руки.
«Всем военнослужащим, находящимся в кратковременном отпуске, приказывается срочно покинуть город и вернуться в расположение своих армий. В 18:00 в город будут введены войска, и военнослужащие, не покинувшие к этому времени город или оказывающие сопротивление, будут расстреляны на месте».
Дочитав, я выронил листок, и он упал мне под ноги.
Неужели моя свобода снова оказалась кратковременной? Неужели мне никогда не дано найти себе постоянное пристанище, в котором меня никто не будет трогать, никто не будет приказывать, и я, естественно, никого не буду слушаться? Где же ты, моя родина, которую я еще не знаю, но которая никогда не потребует моей крови? Где мне тебя искать?
Я стоял, беспомощно опустив руки, а мимо кто-то бежал и кричал мне: «Сматывайся! До шести осталось два часа!»
И воздух был спокоен и недвижим: вертолет улетел, оставив город в безветрии.
Затихли шаги бежавшего парня, и я почувствовал, как изнутри охватывает меня нервная дрожь. Я сцепил руки в «замок», напрягся, словно в ожидании удара, и от этого напряжения, от окружавшей меня враждебной тишины чуть не закричал, чуть не заметался из стороны в сторону, как волк, окруженный охотниками. Так захотелось быть не здесь, быть где-то далеко, вдали от всех и вдали от самого себя, оставив свой человеческий облик и свою причастность к человечеству, под какой-нибудь кирпичной стеной ожидать расстрела, а второй, звериной своей половиной мчаться в мир, где царствуют инстинкты, и хищнику неизвестно, что он – хищник!
И, с опаской посмотрев по сторонам, я понял вдруг, что бегу, что бегу так, как бегут преследуемые собаками, едва успевая выбрасывать вперед ноги, постоянно отстающие от туловища.
А по обе стороны улицы навстречу мне неслись дрожащие приземистые домики, и были они, казалось, не меньше моего напуганы, и прижимались стенами и краешками крыш друг к другу, словно ожидали друг от друга помощи и спасения.
Ноги несли меня дальше. Проскочившие мимо домики остались позади, и теперь мне навстречу неслись деревья. А я все еще не чувствовал усталости, и дыхание мое очистилось, но глаза заливал холодный пот, и даже ладонь правой руки никак не могла утереть его.
С аллеи я бросился в знакомый проем меж двух деревьев и, не рассчитав, ударился левым плечом о крепкий ствол магнолии. Следующие несколько метров я пролетел пьяным зигзагом, но благо теперь под ногами была узкая тропинка, и я смог выровнять свой бег по ее линии.
Ветер ударил мне в лицо.
С обрыва, по краю которого бежала дальше эта тропинка, я посмотрел на море.
Волны неровными шеренгами наступали на берег.
На горизонте дымил большой корабль.
На террасе виллы Казмо перед бортиком на табурете сидел Феликс, закинув свою деревянную ногу на здоровую.
Перед выбитыми в каменном спуске ступеньками я остановился и перевел дух.
И тут же заторопился вниз к черному чугунному мостику.
Под ногами что-то зашуршало; я оглянулся и увидел свой след на сброшенной с вертолета листовке. Значит, и здесь они сыпались с неба.
Зашел в дом. Закрывшись за мной, громко хлопнула дверь.
– Кто там? – крикнул кто-то сверху.
Я, не ответив, перепрыгивая через ступеньки, поднялся на второй этаж.
И все понял по выражению лица встретившего меня там Тиберия.
– Это ты… – сказал он. – Что там в городе?
– Ничего… – ответил я. – Тихо и жарко.
– Иди умойся, ты весь мокрый! Потом поднимайся к нам.
Он показал мне на дверь в ванную комнату и, не спеша преодолевая ступеньки, исчез наверху.
Минут пять спустя мы все молча сидели за столом в маленькой тесной полукомнате-полукоридоре, ведущем на террасу.
На столе стояли две бутылки вина, но никто не пил.
– Надо быть решительней… – негромко произнес Казмо, не поднимая глаз. – У нас есть оружие.
– Осталось сорок пять минут, – совершенно спокойным голосом сообщил Айвен, положив перед собой на стол снятые с руки часы. – Если что-то делать, то делать надо сейчас.
Казмо поднялся.
– Хорошо, – сказал он. – Пошли в подвал!
Мы встали из-за стола и спустились в арсенальную комнату генерала Казмо, где хранилась коллекция его именного оружия.
– Я знал, что оно мне еще послужит, – улыбнулся генерал, с любовью оглядывая свое огнестрельное собрание. – Сколько нас?
– Здесь шесть, не считая Феликса, – заговорил Айвен.
– Да, Феликса считать не надо! – кивнул Казмо.
– И в городе еще человек тридцать, – продолжил Айвен. – Я им сказал, где ждать…
– Хорошо, – снова кивнул генерал. – Здесь должно на всех хватить. Сначала выбирайте себе, а потом возьмем для тех тридцати…
Тиберий подошел к стене и взял в руки казавшееся странным ружье, ствол которого был украшен чернью.
Айвен снял со стенки многозарядный карабин.
Коренастый парень с татуировкой в виде якоря на предплечье – к сожалению, я до сих пор не знал его имени, – закинул на плечо тяжелый огнемет.
– Ну а вы что? – обратился ко мне и Вацлаву генерал. – Берите, у нас мало времени.
Я протянул руку к винтовке с оптическим прицелом, а Вацлав, еще чуток помедлив, повесил себе на шею короткоствольный автомат.
– Все? – спросил Айвен, оглядывая нас. – Теперь надо взять еще тридцать единиц для ребят.
– Берите все подряд! – сказал Казмо.
Мы снимали оружие со стен и складывали его в ряд на полу.
Генерал затягивал на поясе ремень с кобурой и карманчиками для патронов.
– Вы считаете? – спросил он, бросив взгляд на разложенное по полу оружие.
– Да, – четко ответил Айвен. – Ровно тридцать.
Генерал вдруг наклонился, поднял с пола обычный с виду автомат и снова повесил его на стенку.
– Этот я не дам, – сказал он. – Возьмите другой!
Казалось, что все посмотрели на Казмо с некоторым удивлением, но он, как ни в чем не бывало, открыл дверь в соседнюю комнату, зашел туда и через минуты две вышел, волоча по полу тяжелый рюкзак.
– Боеприпасы! – объяснил он.
Обвешанные оружием, мы вышли из особняка.
– Феликс! – закричал генерал, задрав голову.
С террасы выглянул одноногий слуга.
– Ужин сегодня не готовь! – приказал ему генерал.
– Слушаюсь! – донеслось сверху.
Перешли через мостик, и, только преодолев несколько выбитых в камне ступенек, я ощутил всю тяжесть висевшего на спине металла. Плечевые ремни тянули назад, заставляли пригибаться, чтобы сохранить равновесие, но впереди с рюкзаком, набитым боеприпасами, поднимался Тиберий, и походка его была настолько нетвердой, что, казалось, подует ему сейчас в лицо ветер, и свалится он на меня, придавив так, что я и не встану.
– Быстрее, быстрее! – подгонял всех идущий сзади Айвен. – Осталось полчаса!
До города мы умудрились дойти за двадцать минут, но этот марш-бросок сразу дал о себе знать – ныли плечи, а в руках я не ощущал никакой силы, даже коробок спичек показался бы мне тяжестью в тот момент.
Айвен теперь бежал впереди – ему было полегче, ведь кроме своего карабина он тащил только три автомата.
– Сюда! Сюда! – на ходу кричал он.
За ним следом мы забежали во двор ничем не приметного домика, где он постучал условным стуком в ворота гаража.
Ворота открылись, и оттуда выглянули напряженные лица парней.
– Выходи и стройся в шеренгу по одному! – скомандовал Казмо.
Ребята высыпали из гаража и прямо в этом дворике построились.
– Раздайте оружие! – крикнул нам генерал и тут же снова повернулся к шеренге.
– Приказываю вам сражаться до последнего патрона! Наша святая обязанность – отстоять город! Свобода или смерть!!!
Я удивленно посмотрел на Казмо. Но он был совершенно серьезен, его глаза блестели и этот блеск вполне мог вызвать дрожь у любого из нас.
