Лариса Миронова - Сердце крысы
И вот уже из кромешной тьмы на малыша смотрят три пары зорких глаз. И вот их уже множество!
Крысенок замер – кровь остановилась в его жилах. Со всех сторон его плотным кольцом окружали пасюки, постоянные обитатели конюшни.
Это конец! Пасюки всегда были кровными врагами болотных крыс!
Грустная правда была в том, что малыш был лишь наполовину пасюком. Он был метисом! Отец его был банальной болотной крысой…
А случилось это вот как. Матушка малыша, беспечно и нагло забравшегося в амбар, а потом пробравшегося на конюшню, обладала рядом несомненных достоинств, конечно же, выделявших её среди прочих крыс. Она претендовала, – и не без основания! – на особое положение в стае. Она могла позволить себе такую роскошь, как высказывание собственного мнения, а это входило в список семи смертных грехов!
Она сама себе придумывала занятия, когда вся стая занималась обязательным общественно-полезным…
И вот когда над головою непокорной крысы в очередной раз сломались копья, она предпочла навсегда покинуть стаю – и ушла в болото, куда уже не раз посылал её сгоряча крысиный вождь.
Там наша крыса свела дружбу с весьма симпатичным бурым самцом, и вскоре, совершенно наплевав на его низкое происхождение, беспечно позволила этой неравной дружбе перерасти в более глубокое чувство. Теперь она, так опрометчиво покинув уютный и сытный амбар в канун жестоких холодов, всячески благословляла судьбу за ниспосланные ей обстоятельства.
Бурые крысы относились к ней с огромным пиететом, как и положено болотным обывателям. Не прошло и трех месяцев, как у молодой четы появились детишки. Всё шло просто замечательно, в один ненастный день, когда снег падал густыми хлопьями, на болото пришли собаки и охотники, и от счастливого семейства остался один-единственный крысенок – его звали Дарли. Он был очень хорош собой и столь же неопытен в житейских вопросах.
Смутно припоминая из рассказов матери, что где-то неподалеку есть усадьба, в которой безбедно проживает крысиная стая, он решил отправиться туда. А что ещё оставалось бедной сироте в этом жестоком мире?! Там всё же были его родственники.
Промерзнув до последней косточки, он пощупал своё прилипшее к позвоночнику брюхо, он вдруг увидел перед собой усадьбу – спасение пришло ниоткуда!
Однако явиться запросто к вожаку стаи и сердечно покаяться в грехах матери он всё же не смог, унаследовав, несомненно, её нрав и гордыню. Да и пасюки вряд ли простили бы его за это – уж больно допекла их своенравная мамаша Дарли! И конечно, они бы съели Дарли, вряд ли дослушав хотя бы до середины его покаянную речь.
Несколько дней он провел в бессмысленном кружении вокруг усадьбы, и когда уже голод сделался особенно невыносимым, он отважился-таки ступить на чужую территорию – ибо страшнее голодной смерти он ничего себе не мог представить.
И вот теперь, стоя в смертельном кольце, Дарли не думал сдаваться. Унаследовав от папы – бурой крысы необычайную изворотливость, он молнией носился по краю кадушки, а пасюки, неловко толкая друг друга, суетились, тщетно пытаясь поймать малыша. Измотав своих противников до потери пульса, Дарли легко скользнул мимо растерянных и неловких от усталости крыс вниз по спасительной бочке и галопом помчался во двор. Там все-таки было больше шансов для маневра.
Двор был вполне культурный – часть его была под специальным навесом. И здесь спала скотина, когда не было очень холодно. Дарли ловко вскочил на спину вола, предварительно почистившись, как следует, у корыта с водой. Ледяная корка на нем уже была пробита кое-где копытами животных. Вдруг из корыта донесся шорох, и это круто изменило маршрут Дарли. Он ловко спрыгнул со спины вола на край корыта, оттуда – на дно. Зверек, сидевший там, мгновенно замер и перестал жевать.
И тут же началась невероятная гонка! Крысы, свирепо поглядывая друг на друга, носились под навесом, бешеными скачками проносясь по спинам спящих животных так скоро и виртуозно, что человеческий глаз вряд ли смог бы уследить за ними.
Крыса, чей ужин был прерван вероломным вторжением Дарли, была совсем молодым пасючонком, ещё моложе Дарли. Конечно, жестко было со стороны Дарли преследовать детеныша, но он старался не поддаваться расслабляющему чувству жалости и раззадоривал себя воспоминаниями о рассказах своей матушки. Образ матери, жестоко страдавшей от предрассудков стаи и сумасбродства неумного вожака, мгновенно явился его мысленному взору, и он, гордо выпятив грудь, крикнул: «За кровь и слезы моей милой матушки!» Затем, не давая придти в себя совершенно ошалевшему крысенку, у которого в горле застрял вполне законный вопрос: «Не понял…», он остервенело вцепился в самый кончик хвоста своего враженка.
Они возились ещё четверть часа, но вот раздался предсмертный крик детеныша.
И не успел этот ужасный вопль замолкнуть в ночной тишине, как из густой тени стали выныривать юркие рыжие зверьки и собираться вокруг убитого младенца.
Это был закон пасюков – когда есть в этом необходимость, они поднимаются все до одного на защиту попавшего в беду члена стаи.
И вот они тут – строгие и готовы на всё ради отмщения за смерть своего сородича.
Но судьба по-прежнему благоволила к нашему герою, совершившему первое в жизни убийство себе подобного. Предсмертный крик маленького пасюка услышали не только его соплеменники, незаметно и скоро, пока ещё не затихло печальное эхо, в дыру под калиткой двора скользнул хорек и быстро направился к лежавшему кверху лапками тельцу. Но едва он, предвкушая вкусный ужин, перевел дыхание, как тут же из-под навеса вынырнула осторожная и хищная ласка, а с покрытой пушистым снегом ветки березы бесшумно спланировала сова.
И все эти незваные гости претендовали на одну и ту же добычу! Каждый из этой достойной компании всем своим видом выражал возмущение и вполне искреннее негодование.
Хорек, придерживая лапкой добычу, поспешно оглянулся, – что-то подсказывало ему, что это далеко не все его враги на данный момент. И оказался очень прав – кругом уже кишмя кишело рыжее море крыс!
Ночные хозяева двора плотным кольцом окружили налетчиков и возбужденно стрекотали что-то по-своему. Чаще других слов они произносили, конечно же, ругательства.
Крысы сидели на корточках и поглаживали свои длинные прямые усы розовыми лапками. Это означало – мы готовы к бою. Более того – мы готовы к победе.
Ласка, хорек и сова затихли, боязливо переглянувшись. Тут и самый отчаянный храбрец окажется в луже – вряд ли стая крыс простит им столь вторжение!
Тут из крысиного строя вышла вперед огромная старая крыса. Без особых прелюдий она в три прыжка одолела пространство, разделявшее их, и снова села на снег. За ней последовали ещё четыре крысы, таких же крупных и злобных, как она сама. Никогда ещё ничьи глаза, к тому же, такие маленькие, не выражали столько злобы, хитрости, холодной жестокости и безмерного нахальства, как эти круглые гляделки великанши крысы!
Она вся была покрыта рубцами и шрамами – это следы сотен и сотен боев…
При ближайшем рассмотрении можно было увидеть, что она невероятно отвратительна – шелудива, космата, грязна, что вообще-то странно для крыс. И уши у неё были рваные…
Но это была крыса-воин! Она всем своим видом должна была внушать страх, ужас и отвращение.
Она, эта крыса-монстр, была центром и душой готовящегося побоища. Это был бессменный атаман крысиного народа. Именно в ней сосредоточилось всё зло и сила стаи. Куда бы хорек ни бросил взгляд, он видел только море крысиных глаз, блестящих бусинок, холодных и жестоких…
Хорек выгнул спину, плотно прижав круглые небольшие ушки и отчаянно рыща налившимися кровью глазами по сторонам. Длинная влажная шерсть дыбом поднялась на его туловище. Это был особый прием, излюбленная охотничья хитрость – вдруг стать визуально больше, чем ты в действительности, и при этом так изменить лицо, что оно внезапно делалось похожим на маску дьявола…
Хорек оскалил со всей возможной свирепостью двойной ряд сверкающих зубовножовок. Обман и гипноз продолжались.
Меры возымели на крыс действие – они испуганно ахнули и отступили на шаг. И вожак на миг обомлел от ужаса. Но только на один миг! И тут же полукруг блестящих глаз начал своё наступление и, если бы не кошмарный вид хорька, он был бы смят и стерт с лица земли в мгновение ока.
Крысы медлили, завороженные чарами противника, который весь, от усов до хвоста, был уже почти в их власти, но почему-то какой-то непонятной силой продолжал их удерживать на безопасном для себя расстоянии. Этой силой было бесстрашие мужества хорька, перед которым пасовала стая пасюков.
К тому же, их активность сдерживал страх толпы, где каждый в отдельности ничего не решает сам и ждет, когда начнет другой. И тогда уж все вместе…
И вот луна, – которой единственно, в силу её положения, открывалось немыслимое количество всевозможных тайн, сколько никогда не открывалось солнцу, – увидела странную вещь. Огромная крыса, издав едва слышное угрюмое бормотанье, от которого, однако, кровь застыла в жилах, злобно выругалась и, как безумная, бросилась на хорька!
