Андрей Дмитраков - Когда приходят ангелы
Я решил вернуться к себе домой, в мир, потому что искренне этого захотел. Я ни с кем не прощался, я говорил: «До свидания!» – для того, чтобы обязательно приехать сюда ещё.
02.08.2008
Если солнце светит в глаз
Я счастлив был с вами, ущелия гор;
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!
На свои худые клюшки я натянул потрёпанные шорты, новые, из гуманных побуждений, носки, а на грудь волосистую — маечку. Пожилая и, судя по всему, опытная во всех отношениях соседка по плацкартному вагону скорого поезда «Минск—Кисловодск» облачилась в шикарную бархатную пижаму, задумчиво присела у окна и, отведав отварной курятины, принялась читать иронический детектив. Однако суета пассажиров и провожающих помешали бухгалтеру крупной торговой базы Васильевне углубиться в чтение.
Целый табор цыган с огромными баулами, тюками и чемоданами заполонил вагон. Грудные чумазые дети на руках смуглых женщин с золотыми зубами болтали ножками и не умолкали ни на минуту. Непонятный никому восклицательный говор резко бил по ушам и наводил на мысль, что цыгане сами не понимают смысла своих речей. Темноволосые мужчины с отчаянным блеском в глазах вели себя спокойно и статно. Они не были отягощены никакой весомой ношей. Небольшой чемоданчик, барсетка. Не более того. Один из баулов оказался настолько велик, что застрял в узкой арке прохода. Образовалась своеобразная пробка. По обе стороны «закупора» послышались недовольные возгласы. Васильевна отложила в сторону иронический детектив и, глядя поверх очков, с иронией изрекла: «Я надеюсь, уважаемые, лошадей вы дома оставили?»
Баул застрял наглухо. Цыгане дружной толпой толкали его с одной стороны, а с другой тянули. Почти как в песне. Только в песне они толкали тепловоз, и далеко не руками. Все безрезультатно. И моя соседка, с видимым пониманием вопроса подсобила им дельным советом и продемонстрировала метод «пропихивания» крупногабаритной ручной клади по принципу «тяни, но не толкай». Цыгане поднатужились, — пробка рассосалась.
Две верхние полки всё ещё были не заняты. До отправления оставались считанные минуты. Однако спустя мгновение появились мои верхние соседи. Мать лет тридцати пяти, симпатичная и без акцента, и шестнадцатилетняя дочь по имени Лаура с красивыми руками и признаками хорошего воспитания. Перед сном обязательно пожелаю им волшебных видений и прочих горизонтальных благ. Поезд плавно тронулся с места и постепенно набирал скорость. Мы отправились в путешествие на далёкий и прекрасный Северный Кавказ.
Я ехал в гости к бабушке. В чудесный край великолепных гор, кристальных рек, бурлящих нарзанов, куда был сослан Пушкин, где творил и нашел свою смерть вдохновлённый Лермонтов, где проводил упоительные вечера Есенин со своей Айседорой. Где Шаляпин, восхищаясь местными красотами, распевался по утрам, а Станиславский, восторгаясь снежными вершинами, вопреки своим принципам, восклицал: «Верю». Где Рахманинов и Лев Николаевич обрели любовь к этим, тогда ещё диким, восхитительным местам. К горячему, независимому и гостеприимному народу, к чистейшему горному воздуху, где ветра разрезает широкими крыльями гордый орёл.
Ночь прошла в полудрёме. Таможенники на Белорусско-Украинской границе решили меня обыскать, заподозрив в контрабанде. Прощупали содержимое чемодана и обнаружили свёрток с неизвестными таблетками.
— Что это? — спросил с хитрецой рыжий, как лис, таможенник.
— Не знаю, — ответил я, действительно не понимая, что это за наркотики, и как они оказались в моём чемодане.
— Что значит «не знаю»? Чемодан ваш?
— Мой, но это — какое-то недоразумение…
Окружающие с неподдельным интересом наблюдали за операцией разоблачения. Особенно цыгане. «Лис» осторожно лизнул, будто колорадского жука, одну из таблеток.
— Это валидол! — внезапно сделал вывод он, слегка расстроившись. — Что ж вы, молодой человек, не знаете, что у вас в чемодане лежит?
Я вспомнил, как мать паковала чемодан, вот, наверное, валидол и положила. Но почему без упаковки? Видимо, хотела облегчить мою ношу.
— Надо быть собранней, счастливого пути.
После проверки документов мы пересекли границу и приготовились ко сну. Откуда-то из глубины вагона начал предательски доноситься храп. Лаура спала умиротворённо и тихо, как ангел. Её красивая рука соскальзывала с узкой койки, а я осторожно укладывал её на место и накрывал одеялом. Она единственная обрадовалась тому, что я не оказался наркокурьером. Юность, еще не испачканная грязью подворотен взрослой жизни… Как хочется, чтобы она пронесла эту чистоту и искренность на протяжении всего своего земного пути. Хорошая, милая девочка… Васильевна закинула руку за голову и сыто засопела.
Утром мы прибыли в Харьков. Поезд тут же «атаковали» вокзальные торговцы. Все они были пронырливые и назойливые, как мухи.
— Мороженое, мороженое! — кричал один из многочисленных загорелых «парубков».
— Картошечка, горячая молодая картошечка, пиво, свежее пиво, — улюлюкали бойкие старушки.
«Сервизы, газеты, конфеты, игрушки, сигареты, вареники, обменники, за Россию, за рубли, за гривны», — слышалось отовсюду. Невольно вспомнилась Гоголевская «Сорочинская ярмарка».
Однажды я ехал через Украину в канун праздника Ивана Купалы, и по такому удачному совпадению прихватил с собой в дорогу томик бессмертных творений Николая Васильевича. Ночь была тёплая, сказочная и таинственная. Я не спал и при тусклом свете перечитывал «Вечера на хуторе близ Диканьки», изредка поглядывая в окно. А там, глядишь, и промелькнёт одинокий хуторок. Домишко с соломенной крышей в степи. Дымок из трубы, звёздное небо. Повеет ароматами степных трав, цветов, хвои перелесков. В те минуты радостного волнения я ощущал всю красоту и романтику этой близкой мне по духу, своеобразной, колоритной страны.
— Хохлы, я «кахаю» вас! — крикнул я в открытое окно в тамбуре.
В Харькове локомотив прицепили к последнему вагону, и мы изменили направление. Пришло время обеда, и пассажиры развязали авоськи. Мимолётные пейзажи и отпускная праздность благодатно влияли на аппетит. Я уступил своё место Лауре с мамой, а сам вышел в тамбур. В тамбуре курили мужички. Было заметно, что они уже изрядно выпили. Они направлялись на Минеральные воды, в санаторий по путёвке, подлечить печень и почки. Ну как тут ни выпить! Наглотавшись едкого дыма, из-за которого не было ничего видно, – мужички, видимо, лёгкие тоже ехали подлечить, – я, задыхаясь и кашляя, вернулся на место. Мои соседки уже отобедали. Пришёл и мой черёд подкрепиться. По традиции, мне в дорогу зажарили «курицу табака». Цыплёнка казалось мало, и мне готовили целую курицу. Посолив спелые помидорки, хлебца отломив, я, как опытный хирург, ампутировал румяную ножку от упитанной ароматной тушки аж по самое бёдрышко. Тут же потянуло на поэзию:
«Еду в гости к бабушке, в поезде трясусь,
Позади осталась родная Беларусь.
Зелёные равнины, дремучие леса,
А в сумке, между прочим, сухая колбаса».
Остаток дороги я провёл, читая «Гоголя» на верхней полке и поглощая содержимое хлебосольной котомки. Как всегда, впечатлил величием своим широкий разлив Дона в Ростове. Ночные расплывчатые огни над рекой. Таинственные звуки под мостом. Шум большого вокзала. Торговали рыбой с перрона. Чувствовался аромат юга. А поутру мы приехали. На станции «Ессентуки» меня ожидала моя «кавказская бабушка». Мы сели в старенький автомобиль и помчались в ее дом у Английского парка.
— Устал? — спросила бабушка, лихо обгоняя такси с усатым кавказцем за рулём, сильно похожим на Вахтанга Кикабидзе. Вахтанг высунул голову в окно и хотел было что-то крикнуть, но, обнаружив, что его обогнала отчаянная старушка, лишь надвинул кепку на глаза. Да, езда с бабушкой всегда была чистым экстримом. Я обычно потел справа и вдавливал сандалии в пол каждый раз, когда она неслась с горы в гору, рассказывая что-то, не глядя пред собой, то и дело опасно перестраиваясь, непредсказуемо виляя и резко переключая передачи. Словно она за рулем бронетранспортера. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и мы сорвёмся в пропасть. Адреналин в эти мгновения едва не проливался в шортики. Но до сих пор мы доезжали целыми, а главное живыми. Быть может, после этого «аттракциона» некоторые из моих волос были уже седыми.
По дороге она с грустью поведала мне о Василии, ее втором муже, который очень плох и почти не встает с постели. И тут же подзадорила меня: «Андрюш, я тебя познакомлю с интересной соседкой, очень хорошей девочкой».
«Начинается, — подумал я, улыбнувшись. — Ох уж эти бабушки!»
