Уильям Голдинг - В непосредственной близости
— Мисс Чамли, я что-нибудь придумаю. Мы не должны расстаться! Неужели вы не чувствуете, не понимаете? Я предлагаю вам — что же я могу вам предложить? Испорченную карьеру, и весь остаток жизни, и…
Но Марион почти не слушала. Она смотрела вниз, на шкафут, затем, взволнованно дыша, быстро повернулась в другую сторону. Я тоже глянул вниз. Деверель опустил бокал, который поднял в ее честь, вытянул правую руку и, держась за мачту, проковылял три шага. Скрестив ноги, он схватил бокал с подноса, что проносил мимо Филлипс, и с видом, который иначе как отчаянной бравадой не назовешь, поднял его в сторону капитана Андерсона — и выпил! Действо это, следует помнить, происходило на глазах у публики с обоих кораблей — на глазах у всего населения нашего города! Капитан Андерсон нагнулся на стуле вперед, опуская голову, и хоть он и сидел к нам спиной, я знал, что он выпятил нижнюю челюсть и угрожающе набычился. Следующий танец еще не начался, оркестр не играл. Каждое слово капитана было слышно всем.
— Мистер Деверель, вы под арестом и вам запрещено пить. Немедленно вернитесь к себе и не выходите.
Никогда я не видал столь злобного взгляда, как тот, которым Деверель одарил капитана. Лейтенант поднял бокал — не так, как поднимают, чтобы пить, — замахнулся, словно хотел метнуть его в Андерсона, но, должно быть, некий проблеск здравого смысла остановил его. Он отворотился и швырнул бокал в шпигат.
— Чертов Андерсон!
К Деверелю подскочил Камбершам и схватил за плечо:
— Тихо, болван эдакий! Молчите уже!
Он сердито встряхнул лейтенанта и наполовину увел, наполовину уволок прочь. Они скрылись в коридоре под полуютом. Кругом раздались громкие голоса и смех. Грянула музыка.
— Мисс Чамли, давайте останемся здесь.
— Не могу же я разочаровать мистера Тейлора.
— Маленького Томми! Ну, он у меня выслушает… Пусть бережет уши… Смотрите! Вон его ведет мистер Аскью, и как раз за ухо. Видно, совершил какую-то провинность. Вы лишились партнера, мадам, и потому мы останемся здесь, покуда не кончится танец, а затем я снова буду вас просить. Или вы возражаете?
— Я ваша пленница.
— Если бы так! Но вы милосердны и вняли моей искренней мольбе.
Внизу сэр Генри и капитан Андерсон поднялись с мест.
— Прошу вас на несколько слов, сэр Генри. На мостик?
Оба капитана поднялись по трапу на шканцы.
Мисс Чамли прошептала:
— Может, нам вернуться?
Я прижал к губам палец. Капитаны прошли мимо нас и еще раз поднялись по трапу. Они расхаживали взад-вперед, и до нас, то приближаясь, то удаляясь, долетали их голоса.
— …из тех Деверелей? Вот несчастье!
Потом:
— Нет, нет, Андерсон. Для военного суда нужно время. А у меня, вы знаете, четкий приказ.
И еще:
— Надеюсь, вы так или иначе изыщете способ понизить в должности того, кому имеете право сами присудить наказание — вот молодой болван! К тому же — Деверель! Нет, нет, Андерсон. Это ваше судно и ваш человек. Я ничего, знаете ли, не слыхал: увлекся беседой с нареченной мистера Преттимена. Выдающаяся женщина.
Мисс Чамли снова прошептала:
— Нам следует вернуться.
— Мы на виду у доброй половины нашего маленького мирка, мисс Чамли. Боже, что они собираются делать?
На полубаке собрались матросы. Они танцевали собственную кадриль! Их кадриль, скажу без обиняков, пародировала нашу, и пародия была мастерски исполнена! Думаю, паршивцы и сами не понимали, насколько ловко они нас высмеивали. Они, конечно, не исполняли полагающиеся фигуры танца, но двигались более чем величавой поступью, приседая и кланяясь, и немало преуспели в своей затее. Юнец в юбке из парусины, который чуть не падал в обморок всякий раз, как с кем-то встречался, несомненно, изображал леди Сомерсет! Появился немолодой приземистый человек, на плечах которого сидел юнга. Вместе они достигали немалого роста, и остальное общество выказывало им презабавное почтение. Стоял шум, смех, все хлопали, и музыка — танец, которого лишился юный мистер Тейлор, — была едва слышна. Мисс Чамли с горящими глазами наблюдала за танцующими на полубаке.
— Какие они веселые, радостные! Если бы я только…
Некоторое время она молчала, но я ждал, и она промолвила:
— Вам не понять, сэр.
— Так объясните.
Она покачала головой.
Сэр Генри и капитан Андерсон спустились со шканцев и возвратились на почетные места сбоку от танцующих.
— Нам пора возвращаться, сэр.
— Одну минуту! Я…
— Прошу вас — не говорите ничего. Поверьте, я понимаю наше положение даже лучше, чем вы. Ничего не говорите!
— Я не могу оставить вас, удовлетворившись лишь любезным словами, которыми вы наградили бы любого из здешних кавалеров.
— Начинается котильон!
Мы спустились и заняли места для последнего танца.
Тут же зазвенели судовые колокола, раздался гудок боцманской дудки, и гласа власти заговорили в унисон:
— Слушай! Слушай! Отбой! Отбой!
Просто изумительно, с каким повиновением (несмотря на все веселье и двойную порцию рома) матросы отправились по местам. Оркестр сэра Генри и несколько наших переселенцев — мисс Ист в их числе — остались, чтобы досмотреть представление до конца. Во время танца мы почти ничего не говорили, хотя, как всем известно, котильон создан для разговоров. Я едва его вынес.
Танец кончился; хотелось сказать — «наконец-то кончился», поскольку для меня это было скорее испытание, чем удовольствие. Кое-кто из пассажиров «Алкионы» попрощался с капитаном Андерсоном и отбыл, то же самое сделали и офицеры. Сэр Генри собрал свою супругу и огляделся. Леди Сомерсет решительно повела его по сходням. На кораблях тут и там гасли фонари. Капитан Андерсон, превратившийся в расплывчатую фигуру, стоял у грот-мачты, созерцая то, что несколько минут назад было бальным залом, словно пытался оценить нанесенный кораблю ущерб. Мисс Чамли направилась к сходням. Я отважился удержать ее за руку.
— Повторяю, я не в состоянии отпустить вас, не услыхав ничего, кроме пустых любезностей, которые вы могли бы сказать кому угодно! Задержитесь хоть на мгновение…
— Понимаете, я — Золушка, и мне пора убегать.
— Скажите лучше — умчаться в золотой карете.
— О, она превратится в тыкву!
С палубы «Алкионы» долетел сладкий голосок леди Сомерсет:
— Марион, дорогая!
— Тогда хотя бы скажите, что вы относитесь ко мне не так, как ко всем прочим!
Она повернулась ко мне, в сумраке засияли ее глаза; до меня донесся шепот — такой выразительный, каким только может быть шепот:
— Конечно, не так!
Она ушла.
(9)
У меня хлынули слезы. Боже мой, я — корабль, давший течь; корабль, который держался, но теперь раскололся сверху донизу. Ноги мои приросли к палубе — на этот раз, к счастью, не от страха. Будет ли у меня шанс? Не думаю. Разве что…
Капитан Андерсон повернулся ко мне, пробурчал: «Спокойной ночи, Тальбот», и собрался подняться по лестнице. Внезапно сверху спустился, или, пожалуй, упал, Деверель. Держа в руке лист бумаги, лейтенант приблизился к Андерсону и замер перед ним. Он ткнул бумагу в лицо капитану.
— Просьба об отставке… частное лицо… официальный вызов…
— Отправляйтесь спать, Деверель! Вы пьяны!
И тут, в полумраке, освещаемом далеким светом кормового фонаря, произошла самая необычная сцена: Деверель попытался сунуть бумагу капитану, но Андерсон отступил. Происходящее казалось глупой и несмешной пародией на догонялки или жмурки. Капитан, увертываясь, топтался вокруг мачты, а Деверель его преследовал. Не понимая, что Андерсон старается укрыться от возможного удара и удержать своего офицера от серьезного преступления, Деверель с криком «Трус! Трус!» продолжал преследование. За ним погнались Саммерс и мистер Аскью вместе с Гиббсом. Один из них врезался в капитана, и Деверель, подошедший вплотную, наконец-то настиг свою жертву. Неизвестно, было ли столкновение намеренным, но Деверель решил, что было, и торжествующе закричал, однако мгновенно исчез под кучей навалившихся на него офицеров. Капитан, тяжело дыша, прислонился к мачте.
— Мистер Саммерс!
Приглушенный голос Саммерса донесся из самого низа кучи:
— Сэр…
— В кандалы его.
Раздался животный рев Девереля, и куча тел задергалась. Вой продолжался, лишь ненадолго прервавшись, когда Деверель вонзил зубы в мистера Гиббса, который в свой черед завыл и зачертыхался. Толпа дерущихся двинулась на ют, где и скрылась. Туманная фигура сэра Генри появилась на шканцах «Алкионы». Он, похоже, вглядывался в нашу сторону, но ничего не сказал.
Куда-то пробежал юный мистер Виллис без сюртука. Капитан Андерсон, тяжело и быстро дыша, возвышался над измятым листом, лежавшим на палубе. Он обратился ко мне:
— Я его не принял, мистер Тальбот. Прошу вас это засвидетельствовать.
