Азарий Лапидус - Падающие в небеса
Войдя в зал огромного «Театра», выстроенного в виде амфитеатра, Михаил Петрович нашел своих сотрудников, зарезервировавших для него места, сел на удобный стул, открыл программу и с деланым интересом принялся листать переданные ему Пеклером материалы.
По залу пробежал шепоток, мгновенно превратившийся в тишину. Так бывает, когда в летний знойный день вдруг возникший ветерок колышет листву и тут же замирает. На сцену вышли и разместились в президиуме семь человек – ученые, экономисты и политики, имена которых были хорошо известны всем, кто хотя бы немного сталкивался с понятием «нанотехнология» и его экономическими приложениями.
Конференцию открыл министр экономики США, лозунгами продекларировавший, что человечество спасут высокие технологии, но в эпоху кризиса, при катастрофическом дефиците бюджетов, всем будет значительно сложнее их развивать, однако нельзя останавливаться ни на минуту.
Все это время Сапожников внимательно изучал Липсица, сидящего на трибуне вторым слева, пытаясь найти знакомые черты. Проблема заключалась в том, что Мотя, вернее Мэтью, отпустил усы, и они очень сильно мешали совместить сегодняшний его образ и образ семнадцатилетнего юноши.
«Да, пожалуй, если бы не обстоятельства, заставившие меня сегодня находиться здесь, и представление сидящих в президиуме, то я вряд ли бы узнал в этом седом, уставшем от жизни мужчине моего одноклассника, – подумал Сапожников. – Хотелось бы встретиться с ним в другой ситуации. – После секундной паузы он с сожалением вздохнул: – Но я ведь здесь не по собственной воле, и к тому же я не романтический персонаж, а совсем конкретный человек. И на чашу весов поставлена судьба, а может быть, и жизнь моего единственного сына. За это я должен грызть глотки и неистово бороться как в последний раз в жизни».
В момент, когда Михаил Петрович закончил формулирование своей мысли, от которой его самого передернуло, ведущий предоставил слово Нобелевскому лауреату. И хотя Мэтью говорил по-английски, Сапожников мгновенно вспомнил манеру одноклассника и понял, что по большому счету за прошедшие годы кое-что не изменилось и Мэтью в чем-то остался все тем же Мотей, а следовательно, можно было рискнуть и действовать как в школе.
Сапожников с удовлетворением выдохнул и направился к дверям. Увидев это, туда же бросились и члены его делегации. Их, покидающих зал, высветил луч прожектора, и Липсиц, как показалось зрителям, на несколько секунд приостановил доклад, провожая взглядом уходящих.
Михаилу Петровичу могло помешать столь пристальное внимание. Поэтому, чтобы не искушать судьбу, он моментально вернул в зал членов своей команды. Все произошло так быстро, что его сотрудники даже не успели понять, зачем им надо было сначала выходить из аудитории, а потом тут же возвращаться обратно.
Теперь Сапожников четко представлял, как произойдет его встреча с Мотей, но по-прежнему он с трудом понимал, как будут развиваться их отношения дальше.
Мотя говорил скучно, монотонно, и если бы не все его звания и регалии, то народ наверняка бы уснул, но вдруг в конце доклада он начал рассказывать о своих новых исследованиях, приведших к открытиям в теории свободного обращения тел в околоземном пространстве. Просто, доступно, иллюстрируя свои слова почти элементарными математическими формулами, которые лежали, казалось бы, на поверхности.
Сапожников с удовольствием слушал одноклассника – он считал, что талант настоящего ученого во многом и заключается в умении доступным языком объяснить сложную задачу. Кто-то всегда делает первым открытие, а дальше всем вокруг кажется, что это просто лежало на поверхности. У Михаила Петровича на этот счет существовала собственная теория, согласно которой человек, чье имя не дошло до наших дней, доказавший, что дважды два – четыре, был одним из самых великих гениев, когда-либо живших на Земле. Однако только талантливые люди в дальнейшем понимали и принимали величие его открытия, найдя в себе силу признаться в этом.
Михаил Петрович слушал доклад из лобби конференц-зала, стоя перед незакрытой дверью. С каждой следующей минутой ему казалось, что расстояние между годами растворяется, и через несколько мгновений он каждой клеточкой своего мозга почувствовал того, бывшего, Мотю, своего одноклассника Матвея Лившица.
Теперь он практически не сомневался, что Липсиц воспользуется именно этим выходом, он был ближе к президиуму, а Мотя, будучи сторонником рациональных поступков, в школе всегда срезал углы и шел по самой короткой дороге, экономя, как он говорил, «драгоценное жизненное время».
Доклад Липсица закончился. Желающие задать вопросы выстроились в две очереди к стоявшим в проходе микрофонам. Если бы не ведущий, объявивший, что впереди еще много интересных докладов и при этом попросивший задать последний вопрос, то докладчик оставался бы на трибуне еще несколько часов.
Аплодисменты оповестили об окончании выступления. Сапожников отошел немного в сторону от двери и напряженно ждал выхода из зала Липсица. Через минуту Нобелевский лауреат в сопровождении двух организаторов и еще одного господина спортивного телосложения появился в лобби, скользнул взглядом по одиноко стоявшему Сапожникову и, не замедляя шага, двинулся дальше. Потом резко остановился, повернулся к Михаилу Петровичу и уже очень внимательно посмотрел на него. Мэтью Липсицу понадобилось десять секунд, чтобы в его супергениальном математическом мозгу прокрутились все возможные комбинации, выделилась одна, правильная, и он безошибочно произнес:
– Миша. Сапожников.
Он сказал имя и фамилию одноклассника с такой интонацией, как будто друзья детства расстались только вчера.
– Да, это я, Мотя! – с дрожью в голосе отозвался Сапожников и направился к Липсицу.
Они обнялись, потом, разжав объятия, принялись похлопывать друг друга по плечу. Дежа вю. Несколько дней назад точно такими же приветствиями обменивались Авдеев и Сапожников. И именно так в Москве описывал возможную встречу одноклассников Антон.
– Миша, я очень рад тебя видеть! Часто вижу в Интернете сообщения о твоих достижениях. Ты создал целую империю. Молодец!
– Прекрати, мои достижения блекнут по сравнению с твоими – Нобелевский лауреат. Этого не купишь ни за какие деньги!
– Да ну. Ничего сверхъестественного нет, – потупив взор, как будто стесняясь своего звания, произнес Мэтью.
Окружение Липсица стояло в недоумении, не понимая, о чем он говорит по-русски с неизвестно откуда появившимся собеседником. Атлет напрягся. По-видимому, он являлся телохранителем Липсица или чем-то в этом роде и ему было заранее неизвестно о подобной встрече.
«Для Штатов охрана – это очень круто», – подумал Сапожников. Он понимал, что присутствие охранника, в отличие от России, где одно время любой мало-мальски бизнесмен имел телохранителя, здесь означает особую важность оберегаемой персоны для государства. Конечно, звезды кино и шоубизнеса в Америке тоже пользовались охраной, но Липсиц не был ни тем, ни другим.
– Может быть, выпьем кофе, поговорим? – предложил Сапожников.
– Извини, не могу. У меня очень важная встреча в Вашингтоне, и я ее не в состоянии отменить. За мной прислали самолет, а я и так задержался на полчаса. Надеялся отчитать доклад покороче и без вопросов. Но вошел в раж и никак не мог остановиться. И поэтому получил столько вопросов – рассказал много нового, может быть, и непонятного. – Мэтью объяснял причины своего отказа так подробно (порою вставляя английские слова), как будто пытался извиниться перед одноклассником.
– Обидно, только что встретились… Можно сказать, нашлись, и сразу опять расстаемся, – с искренним сожалением произнес Сапожников.
– Прекрати! Ты надолго к нам?
– Нет, всего на пару дней.
Теперь настала очередь огорчаться Липсицу:
– Всего-то…
В этот момент его прервал атлет, который был, по-видимому, не только охранником, но и помощником, с напоминанием, что они и так уже сильно опаздывают.
– Хорошо, иду, – бросил Липсиц сопровождению, повернулся к Сапожникову и протянул карточку: – Здесь все мои координаты. Мы обязательно должны встретиться!
– Конечно!
Друзья обнялись, и Липсиц убежал.
К Сапожникову подошел Пеклер, наблюдавший беседу со стороны, и с восхищением спросил:
– Вы знакомы с Липсицем?
– Да, – небрежно бросил Сапожников, – закажите мне билет на ближайший рейс до Нью-Йорка.
– Вы уезжаете? А как же прием? – спросил ошеломленный Пеклер.
– Ты сходишь, а мне потом расскажешь!
Глава 9
Сапожников уже почти подъехал к аэропорту, когда вдруг вспомнил, что не предупредил Софи о своем приезде. От одной мысли, что скоро увидит девушку, он пребывал в эйфории и не мог представить, что она по этому поводу может испытывать какие-то другие чувства.
– Софи, привет! У меня для тебя радостная новость: я прилетаю сегодня и через несколько часов буду у тебя.
