Татьяна Алексеева - Выход где вход
Причем тут деньги? Вера блуждающим взором скользнула по стенам и посетителям кафе. Уткнулась в коричневый водоворот, поднятый в чашке сверкающей ложечкой. Она никому не нужна, никому! Даже Кит на неё смотрит исключительно как на средство для заработка. Может, и делает вид, что с ней интересно общаться. Но реально ему требуется от неё только четко выполняемая работа. Иначе он заметил бы, как ей плохо.
— Ну, да. Ты прав, — выдавила она. — Лишние деньги для меня ох как важны! Столько проблем накопилось, которые нужно срочно решать. Долгов — по самые уши. Петька опять из старых ботинок вырос. С курткой — полный кошмар. Скоро лопнет на нем.
Кит удовлетворенно отодвинул тарелку. Плюхнул толстенький кирпичик сахара в чашку с кофе.
— Вот именно. Никто не будет в обиде. Марь Иванна в любом случае продаёт квартиру выгоднее, чем предполагала. Еще и на переезд останется.
Но Вера не поддалась на его тон, снова ставший миролюбивым. Слишком много на неё навалилось за эти дни. Она чувствовала, что катастрофически начала уставать от недвижимости, от безденежья, от неприкаянности. А всё, что еще недавно давало ей силы, куда-то уходит, уходит…
— Вер, что с тобой? — обеспокоенно взглянул на неё Кит. — Ты какая-то злая последнее время…
Горестно вздохнув, Вера заколебалась — не рассказать ли ему про Марин отъезд. Про усталость. Про возраст, когда кажется, что твоя песенка спета. А впереди ничего уже не ждет… Всё-таки он внимательный, не глупый. Не посоветует, так посочувствует. Разочарования с Мариной невольно подталкивали взглянуть на Кита в новом ракурсе. Может, он теперь станет для неё самым близким другом? Ведь по-хорошему и ухватиться больше не за кого.
Кит проводил взглядом миловидную официантку в мини-юбке. Несколько мгновений разглядывал неотступно, словно гипнотизируя. Но официантку не проняло. Он развернулся к Вере и, отхлебнув кофе, продолжил:
— Ты, наверно, просто устала. Всё-таки одна с ребенком бьешься.
— Ничего со мной не происходит! — отрубила Вера, тихо охнув от сцены с официанткой. — Всего лишь осточертело видеть, как ты людей используешь.
Кит никогда и близко не рассматривался как возможный возлюбленный. Между ними — десять лет разницы. Да и на свой счет Вера не заблуждалась. Но так пялиться на другую в её присутствии! Так подчеркивать, что сама она не отличается от мебели! И это — в минуту, когда она всерьез почувствовала к нему доверие. Впервые смогла предположить, что…
Вера принялась быстрыми глотками отхлебывать кофе, стремясь скорее выбраться наружу. От спешки пролила кофе на себя. Потянулась за салфеткой, но, зацепив, опрокинула солонку. От огорчения рассыпала по столу зубочистки из стаканчика. Бросившись их собирать, извозила рукав в остатках торта. Стиснув салфетку, Вера совсем растерялась, не понимая, за что хвататься — промокать кофе, убирать беспорядок на столе или счищать кремовые следы. Лишь бы не расплакаться…
Кит сладко затянулся сигареткой. Официантка грохнула на стол увесистую пепельницу, подхватив взамен старую — с окурками. Он мечтательно взглянул в миловидное лицо, как бы невзначай коснулся руки. В уголках губ забегал легкий подсказывающий смешок. Официантка ответила улыбкой и одобрительным взглядом искоса. А уже отойдя от стола, — призывным поворотом головы.
— Пойдем отсюда, — в раздражении заторопилась Вера.
Кит нехотя двинул к выходу. На улице бушевал дождь со снегом. Вертикальные потоки слились в сплошное колюще-режущее месиво. Вера с Китом еле добрались до машины.
Пора ехать на очередные переговоры о продаже новой квартиры. Познакомиться с хозяевами, обговорить условия. Вся эта нудная, однообразная рутина давно потеряла для Веры интерес. Раньше она всерьез волновалась перед каждой встречей с незнакомыми людьми. Смущалась, готовилась, мысленно репетировала. А теперь зазубренные формулы сами от зубов отскакивали. Проблемы, беспокоившие клиентов, повторялись с непреложностью часового механизма. Все ответы были известны наперёд, равно как и человеческие ситуации. Так тянулось уже довольно долго…
— Ну, а как там дела с занудой Егорием? — деловито поинтересовался Кит, поворачивая ключ зажигания. — Варианты для него не появились?
— Ооооо! — театрально застонала Вера, слегка оживая при мысли о Егории. — Утром звонил. Сказал, что согласен посмотреть правую половину дома номер восемь. Ту часть, что начинается с третьего подъезда.
'Что толку на него обижаться? — косясь на Кита, решила Вера. — Чем он может мне помочь? Мальчик…'.
Пока они сидели у клиентов, на улице установилась тишайшая погода. В воздухе теперь ни крупинки, спокойно и чисто. Небо уже не мутное, а в голубых пятнах и прогалинах. Из-за облаков даже желтоватый свет пробивается. Как будто и не было снежно-дождевой бури, слепящей и сбивающей с ног.
— Как у нас переменчиво, — проронила в тоске Вера, вспомнив о спорах с Мариной и её мужем. — Не успеешь настроиться на что-то одно, а уже всё по-другому.
— В нашем климате всегда так, — весомо произнес Кит. — Зато интересно — каждый час что-нибудь новое.
Но Вере в тот миг показалось, что природа зазвучала в согласии с её состоянием. У нее на душе полегчало — и на улице посветлело. Мысль, будто что-то огромное отозвалось на её чувства, поразила неожиданностью. Словно её заметили сверху. Вот только пока не понятно — хорошо это или плохо.
— Ну, ладно, затормози у метро. А то мне ещё квартиру показывать.
Они простились. Кит уплыл в своем батискафе, а Вера нырнула в метро.
Земля над головой сомкнулась. В глазах зарябило от макушек и спин, уменьшавшихся к концу эскалатора до булавочной головки. Каменная плотность, непроницаемость — со всех сторон. В метро всюду натыкаешься на камень, словно проталкиваешься сквозь него. Верх, низ, стены — всё облицовано камнем.
Невероятная протяженность скрытых под землей тоннелей, переходов и коридоров порождала целый мир. В нём можно было существовать, подолгу не выходя на свет. Устроившиеся в вагонах и на лавочках бомжи отогревались, отсыпались. Но главное — наслаждались неподвижностью. В отличие от поверхности земли, тут никуда не надо идти — всё само движется и едет.
Веру, как риелтора, очень интересовал этот феномен 'бомжевания'. Получалось, что пока человек стремится иметь дом, ему есть куда идти. Есть ради чего пускаться в путь. С утратой дома главной ценностью становится неподвижность — только бы никуда не идти. К бомжам привыкли как к главным 'подземным жителям' — вроде троллей или гоблинов. Их не трогали, только старались обходить стороной. Как улитки, несущие на себе все свое добро, они с головой зарывались в собственное тряпье.
Как будто в кишках прожорливого чудовища, в метро перетираются и спрессовываются друг с другом совершенно разнородные элементы. Высокая дама в дымчатом песце и круглой норковой шляпке, морщась, отодвигается подальше от занюханного мужичонки в болоньевой куртке. Из-под грязной куртки видны потертые тренировочные — шарами на коленках. Сизая небритость и хаос на голове у мужичка довершают картину. На лице — полное довольство жизнью.
Вера напряглась, чувствуя, как подступает тошнота из-за стойкого запаха перегара. Только непонятно, от кого он исходил — от неопрятного мужичка или краснорожего амбала в камуфляжной форме. Приложив усилие, Вера попыталась отстраниться от обоих. Но получила удар под ребра от разгневанной старухи в ушанке, с туристическим рюкзаком за плечами.
Восточные люди в метро почти всегда перемещаются группками. Может, из-за этого кажется, что их так много. То ли семейственность у них слишком развита, то ли так проще на чужбине. Но и сейчас сразу несколько жгучих брюнетов, несмотря на толчею, расположились на параллельных лавочках и залопотали по-непонятному.
Наконец, на одной из станций вышло сразу чуть не полвагона. Дышать стало свободнее. А через минуту рядом с Верой появилось место. В стекле напротив она увидела свою физиономию, расплывшуюся в бесформенное пятно, и такие же деформированные лица соседей. Прямо перед Верой встала темно-коричневая дубленка с фиолетовым шарфом и закрыла обзор. Дальше взгляд упал на чьи-то руки с перламутровыми ногтями, нервно комкающие тонкие перчатки. Потом — на седую макушку, возвышавшуюся над газетой. Затем в поле зрения попали заляпанные грязью сапоги. От усталости Вера не могла ни на чем остановить взгляд, и чувствовала себя всё хуже.
'Подземка. Преисподняя. Зев Вельзевула, — раздраженно клеймила Вера. — Людей здесь разрубают на части! Взгляд блуждает и выхватывает по отдельности ноги, руки, носы. Грязные ботинки, пуговицы. Детское личико. Журнал в чьей-то руке. Рукав или перчатку… Ничего целого — одни кусочки! Да, головой об этом не думаешь, но впечатления-то впитываешь. Разрубленный на фрагменты мир сам собою внутри отпечатывается'.
