Кэндзабуро Оэ - Объяли меня воды до души моей...
Исана умолк. Он разрывался надвое — напряженно ожидая выстрела и в то же время мысленно погружаясь в водоворот своего внутреннего мира. Острее других реагировал на слова Исана Коротыш, стоявший за койкой Боя. Когда он заговорил тонким голосом, точно пережевывая слова своей черной пастью, треснувшее молчание рассыпалось бесчисленными фиолетовыми искрами.
— Поверенный деревьев и китов? Это еще что такое? — воскликнул он поспешно, точно боясь, что Бой вот-вот выстрелит.
— Разве я не рассказывал? Может, ты меня просто не слушал? — возмутился Такаки.
— Твой рассказ — он о сумасшедшем, мы думали, это розыгрыш. Что все это значит? Какой-то чокнутый только потому, что киты, обреченные на истребление, с грехом пополам спасаются в Северном Ледовитом океане или еще где-то там, решил говорить от имени всех китов. Разве это не сумасшествие?
— Да никакой он не сумасшедший! И именно потому Бой хочет убить его — из страха, что он донесет про тайник Свободных мореплавателей, а вы оба помогаете ему, — зло бросил Такаки.
Исана понял, что по крайней мере сначала его сочли сумасшедшим, уединенно живущим со своим умственно отсталым сыном.
— Хорошо, согласен, он не сумасшедший. Но кое-какие неясности все же остаются, верно? — обратился Коротыш уже непосредственно к Исана. — О деревьях не будем говорить, а что вы станете делать как поверенный китов, когда последнего из них уничтожат? Они же обречены на истребление, как вы сами говорите. Перейдете в ответное наступление на человечество? Своруете водородную бомбу? А в противном случае какой вам смысл укрываться в убежище? Может, вы и сейчас ведете кампанию в защиту китов с помощью писем или еще как?
— Он псих! Какие планы могут быть у психа! — завопил Бой. — Сумасшедший, Такаки, может и шпионом быть, и доносчиком, чтобы спасти самого себя, сумасшедшего. Они хитрые. Захочется, скажем, понравиться полиции, и все. Такие сумасшедшие тоже бывают! Которые боятся полиции!
— Подумай как следует, раньше чем стрелять, представляешь, что потом будет? — закричал, повернувшись к Бою, Такаки, до этого стоявший лицом к Исана. — Чего ты боишься, истеричная баба?
— Постой, Бой, не стреляй. Еще не время. Я хочу услышать ответ на свой вопрос! — тонким голосом воскликнул Коротыш. — Ну так что же все-таки произойдет, когда последний кит будет уничтожен? Вы собираетесь в этот день обрушить возмездие на весь род человеческий, да? А если не собираетесь...
— Киты — самые крупные, самые прекрасные из всех млекопитающих, — заговорил Исана, следуя чувству долга поверенного. — Люди, безжалостно охотясь на китов, поставили их перед угрозой полного истребления, но я все равно убежден, что в конце концов именно киты окажутся сильнее всех млекопитающих. Особенно в случае ядерной войны условия существования китов, способных сколько угодно находиться под водой, окажутся несравненно лучше, чем у сухопутных млекопитающих. В глубине души я уверен, что день, когда погибнет последний кит, окажется также и днем гибели последнего млекопитающего, именуемого человеком. И у меня не будет нужды обрушивать возмездие.
— Верно, я тоже так думаю! — горячо воскликнул Коротыш. — Человечество на самом деле погибнет раньше китов. Это факт! Но для чего тогда нужен поверенный китов? Он что, создаст Союз млекопитающих, который выступит с призывом охранять китов, чтобы не допустить всеобщей гибели людей и китов? Если вы это собираетесь делать, то наверняка способны и шпионить, и сотрудничать с полицией, и доносить на нас. Вы же подглядывали за нами в бинокль? Верно?
— Точно, у него есть огромный бинокль, — сказал Бой, почувствовав поддержку. — Да у нас нет другого выхода, надо его убить, и поскорее!
— Тебя не спрашивают, — сказал Коротыш. — Я к вам обращаюсь: какой смысл быть поверенным только китов, а не служить всем млекопитающим?
— Я думаю о том дне, когда погибнут все млекопитающие земного шара, обитающие на суше и в море, включая людей и китов, когда и деревья засохнут и на земле появятся пришельцы, — сказал Исана с подъемом — нашелся-таки человек, слушавший его с неподдельным интересом. — Я считаю своей обязанностью рассказать пришельцам, что царствовал на земле не человек, а киты и деревья. Я хочу сообщить им, что в существовании деревьев и китов было нечто столь непостижимое, что понять это оказалось человеку не под силу. Разумеется, пришельцы будут значительно превосходить человека, и, возможно, объясняться с ними с помощью слов не будет необходимости. Гибель человека и будет его посланием пришельцам. Пришельцами я называю тех, кто придет сюда из миров, лежащих вне Солнечной системы, то есть тех, кто останется на Земле после нас. Есть среди ученых популяризаторы, утверждающие, что после гибели млекопитающих землю заселят тараканы, но я не хотел бы поведать о величии деревьев и китов каким-то тараканам.
— Но все это одни предположения! — чуть ли не закричал Коротыш, выходя из темноты. — По-вашему, даже если большая часть млекопитающих, включая и людей, погибнет, то останутся киты — самые могучие, как вы говорите, млекопитающие. И пришельцев встретят лишь киты и вы — их поверенный на Земле. Деревья, благодаря телепатии пришельцев, тоже заговорят, и вы будете присутствовать на этом обряде — страшно даже подумать!
— Мечты мои так далеко не простираются. Я хоть и поверенный китов, но не облечен особыми полномочиями, — сказал Исана, услышав в своем голосе явные нотки печали, резко контрастировавшие с горячностью Коротыша. — Я даже мечтать не могу о такой блистательной перспективе. Единственное, чего я хотел бы, это ограничиться в жизни ролью поверенного деревьев и китов. И не иметь никаких отношений с посторонними людьми. Могу ли я внести какой-либо вклад в настоящее и будущее человечества, растя умственно отсталого ребенка? Так я и живу, спокойно ожидая дня гибели деревьев, китов, людей. Человек же, живущий ожиданиями и фактически не делающий ничего, что присуще человеку, как мне кажется, сразу же обратит на себя внимание пришельцев, и к ним дойдет его послание. Только потому, что мне безумно хочется умереть, я и спрятался в убежище, чтобы заставить себя дожить до того дня, когда прибудут пришельцы. Если жить, не делая ничего, что присуще человеку, и только ждать, то естественнее всего жить, учась у деревьев; вот я и живу, пытаясь слиться с ними. Жизнь в слиянии с деревьями более всего в духе человека, продлевающего ее во имя встречи с пришельцами...
— Нет, поглядите на него! Он хочет пережить всех нас. Такой тип способен на все, он будет и шпионить, и доносить, и продавать!
— Заткнись, дубина! Тебя никто не спрашивает! — тонким голосом заглушил вопль Боя Коротыш. — Но если вас послушать, выходит, что вы на этом свете ни на что не претендуете лично для себя и живете одним ожиданием? Ради чего все-таки вы отказались от всех прав, которыми обладает человек, и стали жить ожиданием? Неужели вы так уж любите деревья и китов? Может, это религия какая? А деревья и киты — боги? Но вряд ли. Из ваших слов я понял, что если пришельцы и могли бы сойти за богов, то погибшие деревья и киты — не боги. Правильно? Так что нет никаких оснований называть их богами!
— Разумеется, и деревья, и киты — не боги. Киты — самые крупные, самые прекрасные из всех млекопитающих — так называть их вполне уместно, но не более. А вот деревья, видимо, ближе к богам, чем киты. Ближе потому, что даже если все млекопитающие погибнут, деревья смогут возродиться и с ними подружатся пришельцы. Я видел изуродованные листья, потерявшие свою обычную форму в результате атомной радиации, но и в Хиросиме, и в Нагасаки именно деревья возродились первыми. Мне кажется, деревья переживут любые стихийные бедствия, и не исключено, что они будут существовать и в век пришельцев.
— Я думаю о деревьях то же самое. Особенно ясно ощущаешь это, фотографируя, как взрываются после зимнего сна почки, — сказал Коротыш.
— Тем не менее и деревья — не боги. В конце концов и они погибают, — сказал Исана.
— Совершенно верно, даже когда это Китовые деревья, — сказал Такаки.
— Психи, психи! Да вы все спятили! — завопил Бой.
Бой, державший на коленях наведенное на Исана ружье, кричал на своих дружков, но ненависть его обращена была к нему, и можно было ждать, что он в любую минуту нажмет на спусковой крючок. Коротыш, сохраняя самообладание, кружным путем двинулся на своих кривых ногах — непропорциональность его тела теперь резко бросалась в глаза — и остановился у двухъярусной койки в вершине правильного треугольника, два других угла его составляли койки, где стояли Исана и Такаки. Он спокойно взобрался наверх, включил над головой голую лампочку и удобно уселся на койке — всем своим видом игнорируя бешенство Боя. Это явно было рассчитано на то, чтобы утихомирить Боя, державшего в руках ружье. Теперь за спиной Боя остался один Тамакити, который пока не проронил ни слова.
