Пол Челлен - Доктор Хаус, которого создал Хью Лори
Хороший пример подобной практики подоспел к маю 2006-го, когда Шор давал интервью по электронной почте Джону Дойлу, телевизионному обозревателю торонтовского Globe and Mail — ежедневной периодики, самопровозглашающей себя «национальной газетой» Канады. Растолковывая свой подход к написанию — и как он набил руку в американской индустрии «сценариев для драматических сериалов», — Шор написал Дойлу, что, еще занимаясь юриспруденцией в Канаде, «начал думать, что надо бы двинуть в Голливуд и быть прикольным (а оказалось, что я больше мелодраматический, нежели прикольный)».
«Я думаю, что это драма, в основе которой яркие и сложные характеры. Это производственный детектив с загадками. И это комедия. В общем, все вместе. И нужно было сделать так, чтобы все эти жанры ужились в кадре, чтобы они гармонировали друг с другом. Вызов состоял именно в этом — как соединить все это в одном фильме».
К концу первого сезона и поклонники «Хауса», и телекритики сходились в том, что у сериала масса достоинств и одно из самых главных — блистательные сценарии. Но Голливуд не был бы Голливудом, если бы не понадобилось премии «Эмми», чтобы возвестить пришествие Шора.
Канадский сценарист отхватил «Эмми» 2005 года за выдающийся сценарий для драматического сериала за эпизод под названием «Три истории», предпоследней серии первого сезона. Эпизод, как и намекает название, состоял из трех взаимосвязанных историй о персонажах, страдающих от болей в ноге. И одним из этих персонажей был, разумеется, Хаус собственной персоной. Его история объясняла хромоту доктора-мизантропа, одного из важнейших моментов всего сериала. Жюри «Эмми» оценило как новеллистическую манеру изложения трех историй, так и затейливый способ освещения деталей жизни Хауса и медицинских проблем. Однако, как и давнишний набег на телесценарное поприще, сценарий этой серии был самым настоящим риском. Слишком уж экспериментальную и необычную форму выбрал для него Шор.
«Это была либо худшая вещь из того, что я когда-либо писал, либо лучшая. И честное слово, ответа я не знал».
Речь Шора на награждении «Эмми» была квинтэссенцией его человеческой сути: «Хочу сказать спасибо Хью Лори, благодаря которому я выгляжу лучшим сценаристом, чем я на самом деле являюсь. И моим родителям — за то, что воспитали меня счастливым и научили, как получать удовольствие от жизни. Но я также хочу поблагодарить и всех тех, кто заявлялся в мою жизнь и делал меня несчастным, кто порождал во мне ярость и едкий цинизм. Ведь без них этот персонаж никогда бы не появился на свет».
Так что же может отколоть Шор для продолжения банкета? Вполне логично предположить — между прочим, этот шаг опробован не одним сценаристом / продюсером, добившимся признания на телевидении, — что последует киноверсия «Доктора Хауса». Но Шор говорит, что его не интересует кино, и по довольно любопытной причине: «В те странные моменты, что мне порой доводится смотреть кино, я часто просто выхожу из зала, осознавая, что мог бы остаться дома и увидеть более совершенную и лучше рассказанную историю, просто включив телевизор. Кино теперь слишком часто концентрируется на событии, тогда как телевидение всегда делает акцент на истории».
Помимо прочего, Шор провел сравнение между телевидением на его родине и телевидением США, а также между ТВ и кино, что во многом объяснило, почему он предпочел бы оставаться телевизионным парнем: «Канадское телевидение оборачивается провалом по той же причине, по которой столь часто проваливаются американские фильмы, — они контролируются не сценаристами. Очевидно, что я предвзят и существуют отличные, умные режиссеры и отличные, умные продюсеры, но никто не понимает историю так, как сценарист. Американские фильмы полностью зависят от режиссера, канадское телевидение — от продюсеров, но американское телевидение — это вотчина сценаристов».
Несомненно, что во многом именно сценарный контроль Шора над «Доктором Хаусом» превратил этот сериал в одно из увлекательнейших зрелищ современного малого экрана. И не менее несомненно, что миллионы поклонников рады его «глупейшей выходке» двадцатилетней давности, когда он бросил хлебное место при юриспруденции и отправился на поиски приключений и славы в Голливуд.
СЕЗОН ПЕРВЫЙ
1.1. Пилотный эпизод
Дата премьеры: 16 ноября 2004 г.
Сценарий: Дэвид Шор
Режиссер: Брайан Сингер
Приглашенные актеры: Робин Танни (Ребекка Адлер), Рекха Шарма (Мелани Лондон), Майа Массар (мама астматика), Дилан Басу (астматик), Ава Ребекка Хьюджес (Сидни), Кварра Виллис (второй ребенок), Этан Кайл Гросс (Молнар / пациент), Кандус Черчилл (учительница), Мишель Эсчер (женщина с яйцами и салатом), Алана Хазбэнд (техник), Джанет Глассфорд (медсестра регистратуры), Эндрю Эйрли (оранжевый пациент)
Постановка диагноза
Так или иначе, стартовый эпизод не может не отличаться от последующих — так происходит при съемках любого сериала, — однако его недостатки ни в коем случае не должны, отпугнуть зрителя. Задача первой серии — влюбить зрителя в мизантропа и сухаря доктора Грегори Хауса (Хью Лори), а также в его обаятельных и ироничных помощников. В начале первой серии, прежде чем мы проникнем в вымышленный госпиталь Принстон-Плейнсборо, озаренный утренним солнцем, будет рассказана предыстория первой пациентки, причем гораздо подробнее, нежели в последующих сериях.
Итак, Ребекка Адлер (Робин Танни), двадцати девяти лет, учительница младших классов, внезапно начинает лепетать у доски, точно годовалый младенец. И, успев-таки накалякать на доске: «Позовите медсестру», Ребекка теряет сознание. К доктору Хаусу она попадает с подачи лучшего друга последнего — доктора Джеймса Вилсона (Роберт Шон Леонард), между прочим, заведующего онкологическим отделением. Предполагаемый диагноз интереса у Хауса не вызывает: по его мнению, опухоль мозга слишком скучное заболевание. Однако и Вилсон — которого, между прочим, частенько именуют доктором Ватсоном при Хаусе-Холмсе как сами создатели шоу, так и критики, — знает, что делает: предвидя реакцию Хауса, он заявляет, что пациентка — его двоюродная сестра. Дальше выяснится, что это ложь, однако цель достигнута: Хаус соглашается. А для нас в эти первые семь минут сериала будут обозначены главные его темы: правда и ложь. В общем, «все лгут», как любит говаривать Хаус.
Любопытно отметить, что, когда Хаус впервые появится в сериале, мы как раз его и не видим. Нам покажут лишь его трость. Хаус, по своему обыкновению, прогуливается по госпиталю в арьергарде у Вилсона, который несет историю болезни. И зрителю предстает не сам Хаус, а его хромота — и рука, опирающаяся на ручку трости. Итак, по задумке авторов, первая вещь, которую нам необходимо знать о Хаусе, — это его ущербность. Он инвалид. И мы тут же узнаем, что он сам думает по этому поводу. «Людям не нужен больной врач», — разъясняет он Вилсону, аргументируя, почему он не желает носить белый халат. Мы еще не знакомы с Хаусом достаточно хорошо, а потому не готовы предположить, что главная причина его нежелания встречаться с пациентами лицом к лицу заключается совсем в ином: для него больные — логические загадки.
О, вот и команда. Эрик Форман (Омар Эппс) — новый член диагностического коллектива, приступивший к своим обязанностям невролога всего лишь три дня назад. Доктор Эллисон Кэмерон (Дженнифер Моррисон) — врач-иммунолог, в госпитале шесть месяцев. И Роберт Чейз (Джесси Спенсер) — врач-реаниматолог, в госпитале один год.
— Доктор Хаус не любит общаться с пациентами, — шепчет Кэмерон Форману во время их первой диагностической сессии.
Тогда же проявляются и первые разногласия между Форманом и Хаусом. Эти двое безусловно в чем-то очень похожи — не зря эпизодом позже Кэмерон ехидно заметит, что Форман начал носить кроссовки. Да, у Хауса и Формана много сходства, и прежде всего они одинаковы в своем эгоцентризме и манере упорствовать до конца в том, что считают правильным. Но при этом и противоречия между ними достаточно серьезны. Форман, например, считает, что врач лечит пациентов, а Хаус — что врач лечит болезни. Эта разница в подходах, заявленная в самом начале фильма, лейтмотивом протянется и дальше.
Итак, первое обсуждение получается напряженное, и буквально через секунду Форман и Хаус уже препираются по поводу диагноза. Форман цитирует расхожее врачебное кредо: «Еще на первом курсе учат, услышав стук копыт, предполагать, что это лошадь, а не зебра». На что Хаус тут же парирует: «Так ты все еще на первом курсе?» Судя по всему, обидеть или унизить подчиненного — для Хауса не проблема. Очевидно, что работать с ним непросто, но при этом запросто можно его возненавидеть. Однако зритель-то отмечает, что бестактность для него лишь средство, чтобы выявить все нюансы и определить истинное положение вещей. Нельзя забывать, что зачастую на карту поставлена человеческая жизнь. Но Форман успевает произвести на него впечатление. Он использует логику самого Хауса, заявив, что раз все люди лгут, то можно и облажаться в диагнозе, а значит, все тесты надо переделать. Этот обмен репликами напоминает нам о старинной поговорке «Не верь никому, разве только каждому тридцатому», в данном случае сокращенной до «Не верь никому». Тема всеобщего вранья будет продолжена и дальше, когда Хаус и Форман примутся обсуждать историю пациентки. Так куда вывернет философия «Все лгут»? Да очень просто: к тезису «Всякая правда начинается с вранья».
