Милорад Павич - Звездная мантия
Несмотря на опасность, однажды вечером я решилась испробовать и это, последнее, средство. Мы находились в бомбоубежище. На стене у входа одна девочка написала: «Я не гриб, чтобы расти в подвале». Я, как всегда, захватила с собой салфетки, намоченные содовым раствором, на случай, если взорвется что-нибудь такое, отчего жжет и щиплет в носу и глазах. При мне были и три газетных объявления. Как только Минотай уснул, я стала тихо, на ухо, читать их одно за другим. Последовательность я выбрала наугад, как будто трижды бросила игральные кости прямо в его сон. Я призвала на помощь неведомую силу, надеясь на ее поддержку. Я хотела, чтобы Минотай увидел меня во сне и вспомнил, как меня зовут. Пусть даже всего один раз. Этого было бы достаточно. Если бы так произошло, лечение начало бы действовать.
Объявления я прочитала в таком порядке:
«Минуя посредников, уполномоченная фирма купит подержанный лифт до третьего этажа грузоподъемностью 1 – 3 человека. Возможен бартер на сетку от насекомых из стекловолокна. Сетка прозрачная, хорошо пропускает воздух, срок использования неограничен. Установка по договоренности. Вместо сетки за вышеуказанный лифт можем предложить старый автобус без двигателя, пригодный для использования в качестве летнего домика, пасеки или металлолома».
«Тайну гарантирую. Умный, мужественный мужчина, умеющий жить, возраст 43 года, ищет способную, корректную, скромную, молодую партнершу для совместного организованного выезда на ПМЖ».
«Номер один среди художников изготавливает типичные американские ногти с различными декоративными элементами, наращивание – 8 динаров за палец. Изображения сербских святых и правителей, художественная работа, 50 динаров за ноготь. Делаю татуировки на груди и спине – фрески из монастырей Студеница и Стари Нагоричан».
Чтобы узнать, были ли эффективны объявления, мне даже не пришлось ждать до утра. Достаточно было бросить беглый взгляд на спящего Минотая, чтобы убедиться, что они, как если бы мы имели дело с заклинаниями или молитвами, начали бурное действие.
С их помощью мне удалось кого-то или что-то вызвать. Это было настоящее извержение энергии. Фамильные часы Минотая, которые перестали идти еще в прошлом веке и которые я носила на шее, вдруг заработали. Сначала Минотай проявил признаки чрезвычайного возбуждения, но потом вдруг все прекратилось и двинулось в другом направлении. Все полетело в тартарары. Минотаю не удалось меня вспомнить. Несмотря на то что я сумела призвать в его сон какую-то мощную потустороннюю силу, при чтении объявлений я не смогла угадать нужную последовательность. Я промахнулась.
Этот неверный шаг не прошел бесследно и для меня. Меня тоже зацепило. И весьма ощутимо. Моя любовь стала какой-то пористой и начала пропускать ненависть к будущему, царившую вокруг. Я чувствовала, что в том многомиллионном множестве, к которому я принадлежу, будущее ненавидят все, кроме меня. Это меня очень испугало. Мне грозило одиночество, которое было страшнее бомб и ракет. Я знала, что у человечества есть только одно будущее. Испокон века – только одно, и запасного будущего нет. Как же я могла его ненавидеть? Но теперь и я увидела, что это будущее отвратительно, что оно несет нам ужас. Будущее – это конюшня, в которой стоит и жует свою жвачку страх, думала я. И тут я ясно услышала звук, который издало мое настоящее, раскалываясь надвое. И я забыла, как меня зовут.
В растерянности смотрела я на незнакомого человека, который спал рядом со мной в каком-то подвале. Я не знала, кто он такой, я не знала, почему мы здесь. А он говорил во сне: «Неужели ты не видишь? Все идет к концу. Всему конец. Конец веку, конец браку, конец войне…»
Я выскочила из подвала и бросилась бежать – по Парижской улице мимо римских терм, где журчала вода… Меня бил озноб. Я бежала по улице Князя Михаила, где зияли разбитые витрины французского, немецкого, британского и американского культурных центров. На стене американского центра было написано фломастером: «Американцы, я ненавижу ненавидеть, но вы сами этого добились». Воздух горел у меня в ноздрях. Горел и город вокруг меня, распространяя запах пороха и дымящегося кабеля. Над моей головой пронеслась ракета, выпущенная с какой-то подводной лодки в Адриатическом море. Она была снабжена мигалками, и я видела, как она пролетела между двумя зданиями и устремилась к своей цели – многоэтажному зданию на улице Князя Милоша. И тут я почувствовала голод. Нестерпимый голод. Не останавливаясь, на бегу, я сунула большой палец себе в рот…
Бог повествования
У повествования всегда есть свой бог. У любого. Даже у самого плохого. Бог этого повествования – я. Мои слова пришли к вам в самом начале этой истории. После смерти живых существ дольше всего живет та часть их телесного состава, которая называется словом. Таким образом, все это только мои слова. Меня самого уже давно нет среди живых. Я жил в Афинах приблизительно 2000 лет назад. Был многобожцем и судьей, потом стал христианином и писателем. Звали меня Ареопагит, а потом и Псевдоареопагит. Как я умер – не знаю. Этого мертвые не помнят. Правда, потом, от живых, я слышал, каким был мой конец. То, что я был писателем, никак не связано с этой историей. Я ее не пишу. Я в ней поселяюсь или, говоря точнее, прохожу через нее для того, чтобы кое-что сделать.
Итак, в эту историю меня позвали. Точнее, меня позвала одна женщина, отчаявшаяся из-за болезни своего любимого, в котором начала болеть любовь. Она взывала о помощи, и появился я. Каждый вечер, в то время, когда обычно звучит сигнал воздушной тревоги, я стою на дорожке парка Калемегдан в своей накидке из козьей шерсти и наблюдаю за ними через окно их квартиры. Она заблуждается, думая, что вы-
звала меня сюда своими заклинаниями, магическими формулами и колдовством, в котором используются газетные объявления. Все это не так. У нее была сила вызвать кого-то потому, что она горячо желала помочь, а отозвался именно я, потому что мы с ней носим одно имя. Вот почему я смог откликнуться на ее зов, вот почему я нахожусь теперь в этом повествовании. Я пытаюсь им помочь.
Вызывая меня, она совершила какую-то ошибку. Теперь больна не только его, но и ее любовь. Поэтому я пошлю в ее сны немного своего охлажденного двадцативекового сна, чтобы очистить ее имя от его имени. Это единственный способ оздоровить и исцелить любовь. Дело в том, что любовь всегда страдает оттого, что имена любящих борются друг с другом за превосходство. Их нужно очистить одно от другого. Это как два звука, которые взаимно уничтожаются. Один звук нужно смыть с другого звука. Если тебе нужна любовь, ты должен очистить имя того, кого любишь, от своего имени. Кто сделает это, спасет свою любовь. Минотаю будет нелегко сделать это.
Минотай родился под знаком Тельца (Taurus), a это, как у вас теперь принято говорить, второй знак Зодиака, соответствующий второму весеннему лунному месяцу. Солнце проходит через этот знак с 21 апреля по 21 мая. Луна в этом знаке находится в экзальтации, а господствует здесь Венера. Телец – женский знак Земли, пассивный и стабильный. Его созвездие расположено в северном небе. Чтобы спасти свою любовь, Минотаю следует очистить мужскую природу своей возлюбленной от собственной женской природы и от ужасов своей злой звезды Алгол. Девиз этого знака абсолютно ясен: «Мир всем возглашая, говорю я, а сам его в себе не имею. Как птица, закрытая в доме, душа бьется и мечется во мне. А душа твоя как земля безводная, "лишь слезами гасишь свою жажду».
Чтобы помочь им, я в его сне перемешаю их имена (так, как это и было в их жизни) и дам ему возможность очистить ее имя от своего имени. Чтобы он, утративший чувства, не заразил ее имя своим. Может быть, тогда он услышит это некогда любимое им имя вместо своего, которое постоянно звенит у него в ушах, как и у всякого смертного. Пусть устранит известное, чтобы увидеть неизвестное, то есть Истину и1Любовь. Как только он назовет ее по имени, он разбудит свою любовь. Потому что назвать по имени – значит разбудить…
Вот что я послал в его сон и что он о том сне записал:
Сон Минотая
Доводилось ли тебе когда-нибудь видеть, как некоторые люди умудряются, подбросив вверх один камень, попасть в него другим, брошенным секундой позже? Сегодня ночью я был таким первым камнем, в который бросили второй. Мне снилось, что я быстро старею. И вдруг в мой сон, как драгоценный камень, выпущенный из пращи, с огромной скоростью влетел чей-то чужой сон. Он вызвал настоящее сотрясение. Так огромный метеор, ударившись о Землю, пробуждает вулкан… Он был полон силы и энергии и почти совершенно разрушил мой дух. От этого чужого сна мой сон трещал по швам, он раскалывался на лету под напором этого великолепного чужака, который, с грохотом пролетев через все мои сны, резко остановился и остался этой ночью тут, во мне. Но это не было вторжением врага. Это был сон всеобъемлющей любви и милосердия, его даже можно было воспринять как лекарство от него самого, лекарство, которое могло вылечить мой сон от этого чужого сна. Это был мощный сон, который принес прощение другому сну.
