Анош Ирани - Песня Кахунши
– А давай прямо сейчас сходим? – просит Чамди.
– Куда?
– В «Висячие сады».
– Нет, – отвечает Сумди. – Надо отдохнуть. Ну-ка, оба спать.
Гудди послушно укладывается на землю. Она касается Аммы, но та даже не вздрагивает. Ребенок лежит на клеенке, прикрытый грязной тряпицей. Мимо пробегает крыса.
Чамди ищет чем бы в нее запустить, но крыса успевает нырнуть в трещину. Чамди страшно за ребенка. Найти бы безопасное местечко для него, а то ведь он среди крыс так и будет хворать.
Гудди затыкает банкой крысиную дыру, закрывает глаза и негромко говорит:
– Завтра!
Если бы рядом была миссис Садык! Она посоветовала бы Чамди, как поступить. Она сказала бы, что воровать плохо. От Иисуса в этом деле толку мало. Иисус всегда отмалчивается.
– Спи, – говорит Сумди.
– Не сейчас.
– Это что значит?
– Мне надо подумать.
– О чем?
– О разном. Придумаю себе сны.
– Как же ты будешь придумывать сны, если ты не спишь?
– Вот если не спишь, самые лучшие сны получаются. Я буду мечтать.
– Мечтают только спьяну. Или под ганджой. Да ты, поди, и знать не знаешь, что такое ганджа.
– Не знаю.
– Ганджа помогает бедным забыть про их гнусную жизнь. Но она тоже денег стоит.
– Лучше уж буду мечтать. Это так здорово!
– И как ты такой уродился? Неужели нельзя, как все, харкать на дорогу и срать в штаны?
– Вот скажи мне, чего ты хочешь больше всего на свете?
– Из Бомбея слинять.
– Это не мечта.
– Почему не мечта?
– Убежать – это не мечта. И потом, это не твоя мечта, а Соловушки.
– Какой еще, к черту, Соловушки?
Чамди смотрит на Гудди.
Она улыбается и быстро закрывает глаза – притворяется, будто крепко спит.
– Это она-то Соловушка? – недоверчиво переспрашивает Сумди. – Вот это вот чудище? Нет, ты и вправду с приветом. Спи давай.
– Сначала ответь.
– Да отвяжись ты от меня! С крысой вон поговори, если скучно. Давай я банку отодвину, а ты полезай в дыру и мечтай себе в темноте.
– Чего ты больше всего хочешь?
– Спать я хочу! Ты когда-нибудь от меня отцепишься?
– Нет.
– Ладно, черт с тобой.
– Только не ври.
– Не буду.
Сумди смотрит на сестру. Ее глаза закрыты. Амма перевернулась на другой бок и снова затихла. Мимо автобусной остановки проезжает полицейский джип. Чамди тут же представляет себе, как три полосатых тигра, синие с желтым, завывая вместо сирены, бегут за машиной. Полицейским тиграм легко пробираться туда, куда джип не проедет. И нюх на воров у них лучше, чем у полицейских. А к детям Бомбея они относятся, как к собственным тигрятам.
– Ладно, – повторяет Сумди, вытягивая негнущуюся ногу, – скажу.
– Валяй.
– Только ты никому не трепись. Даже мне не повторяй. Дурацкий разговор. Обещай, что потом дашь мне спокойно поспать. Даже если сам бог с неба сойдет и начнет баранину жарить на проезжей части, я об этом слышать не желаю.
– Договорились.
– Ногу мою видишь? Я никогда не бегал. Мне ходить-то тяжело. Будто вся моя злоба собирается в ноге, и от этого она все тяжелее и тяжелее. Даже когда отец погиб, я не мог к нему подбежать. Доковылял последним, уже после Аммы и Гудди. Так вот, мне иногда хочется, чтоб нога не была такой тяжелой. Хочется помечтать, ну вроде как ты мечтаешь, увидеть сон наяву про то, как однажды я… Да ну, ерунда все это! Отстань, я сплю.
– Ну, Сумди! Ну скажи!
– Зачем? Я хочу того, чему никогда не бывать.
– А зачем хотеть того, что и так будет?
– Ты думаешь?
– Мечта ведь на то и мечта.
– Я летать хочу, – шепчет Сумди. – Это моя мечта. Я, Сумди, в один прекрасный день полечу над Бомбеем, увижу каждую улочку, каждую лавку, каждый кинотеатр, казино, бордели, петушиные бои, крикетные матчи. А потом я полечу над морем, стану самой сильной птицей. Полечу и обратно не вернусь. Так и буду всю жизнь летать.
– Здорово! – говорит Чамди.
– Все равно не сбудется, так что не о чем и говорить.
Чамди не отвечает. Он хочет рассказать Сумди про Кахуншу. Про полицейских тигров, которые патрулируют улицы и следят за порядком, про цветы, которые заполняют весь город, про уличные колонки, из которых течет чистейшая дождевая вода, и, самое главное, про то, что в Кахунше нет увечных. И люди там не обижают друг друга.
– Я тоже хочу тебя спросить, – говорит Сумди.
– О чем?
– Почему ты платок никогда не снимаешь, даже когда от жары сдохнуть можно?
– Это не платок, это…
Чамди не уверен, что Сумди нужно знать правду. Нет, Сумди, конечно, парень надежный, просто не хочется говорить об этом, пока тряпка не выведет к отцу. Но и врать тоже не хочется.
– Мне его миссис Садык дала, воспитательница из приюта. На память. Он принесет мне удачу.
– Все-таки ты с приветом. Какая удача в Бомбее? – пожимает плечами Сумди. – Ну, вообще-то завтра она бы нам пригодилась. Тогда бы мы отсюда смылись. Так что ты носи. Все теперь от тебя зависит. Ладно, давай спать.
Он поворачивается к Чамди спиной.
Поднимается ветер, он дует все сильнее и сильнее, и у Чамди не получается заснуть. Может, ветер хочет что-то ему сказать? Может, он говорит, что Чамди уже десять лет и пора бы перестать верить в полицейских тигров и лошадей из бугенвиллей.
Висячие сады – ведь это искалеченные деревья. Они наверняка вопят от боли, когда из них животных делают.
Чамди поднимается, оглядывается по сторонам. Две кокосовые пальмы на автобусной остановке качаются от ветра, распуская листья, будто сломанный зонтик.
Какая странная ночь! Чудесная поездка на лошадях. Даже луна сияла ярче обычного. А теперь вот небо почему-то рассердилось.
Глава 10
К утру небо становится еще мрачнее. Двери булочной уже открыты. Чамди лежит на тротуаре. Отсюда ему видна комната на втором этаже. Там сидит женщина с розовым покрывалом на волосах и маленькой книжечкой в руке. Наверное, молится, просит защитить ее от мужа.
У Чамди болит спина. Он еще не привык спать на камне. Но дело не только в спине. Одна мысль не давала ему спать всю ночь, и вот теперь он окончательно понял: сегодня он станет вором. Может, все-таки удастся найти другой выход? Ведь должен же он быть?
Рядом встает, потягиваясь, Сумди.
– Пойдешь еду искать? – спрашивает Чамди.
– Нет, – бурчит тот. – Есть дела поважнее.
– Какие?
– Крысиный яд нужен.
– Зачем?
Сумди не отвечает. «Зачем ему крысиный яд? – недоумевает Чамди. – Ну отравит одну крысу, даже десяток, и что? Город кишит крысами. Ладно, пусть делает что хочет. В конце концов, это его деньги». У Чамди есть свои, но лучше бы их пока не тратить.
Чамди смотрит на проезжающие мимо такси, на закрытые окна домов. Наверное, их ночью закрыли из-за сильного ветра. Некоторые жильцы выглядывают на улицу. Один, в белой майке, скребет под мышками. У другого губы ярко-красные, – видно, бетель жевал с утра пораньше. Чамди не нравится бетелевый сок: потом весь рот перепачкан.
– Можно я с тобой пойду? – спрашивает он Сумди.
– Нет.
– Почему?
– Дело у меня.
– Но нам же надо наш план обсудить.
Сумди ковыляет подальше от булочной, переходит через дорогу. Чамди не отстает.
Сумди шумно сморкается.
– Я масло припас, оно тебе сегодня понадобится, – сообщает он. – Вернемся – отдам.
– Где ты его взял?
– Спер. В табачном возле храма.
Чамди тут же вспоминает, как лавочник чуть не сломал ему пальцы крышкой банки. Пожалуй, Чамди это заслужил – ведь масло для него украли.
– План простой, – объясняет Сумди. – Гудди торгует фигурками у храма. Я держусь рядом. А ты крутишься позади храма, чтоб тебя не видели. Все время смотри на нас. Как появится Намдео Гирхе – пора натираться маслом. Сразу после службы он выйдет вместе с пуджей. Храм на время закроют. Лезь через боковое окно, его с улицы не видно. Решетка частая, но ты промылишься. Не забудь молоток. Я его на землю под окном положу.
– А молоток зачем?
– Деньги кладут в большой пластмассовый ящик. Забрасываешь в окно молоток, потом лезешь сам и ящик разбиваешь.
– А как я вас после найду?
– Беги на станцию Гранд-роуд. Через школьный двор, потом направо и через дорогу. Идешь на платформу номер один, к билетной кассе. Мы придем с Аммой и с ребенком. Жди нас там. Стой до упора.
– Ладно, буду ждать, – обещает Чамди.
– И вот что, деньги распихивай по карманам прямо в храме, понял, дубина? Бери только бумажки, монеты оставь! Как выберешься на улицу, иди спокойно, будто по саду гуляешь. Беги, только если погонятся. И помни: кроме тебя, никто не знает, что ты вор. Кроме тебя, никому не слышно, как твое сердце колотится, так что расслабься. И прежде чем вылезать, выгляни через решетку. Мы будем снаружи. И дадим тебе знак.
– А если окно будет закрыто?
– Во время пуджи жгут так много благовоний, что боковое окно открывают обязательно. Им же надо чем-то дышать. А вору надо куда-то влезать.
– Я не вор, – протестует Чамди.
– Ладно, не вор. Как скажешь.
