Грэм Грин - Человеческий фактор
Сара сказала:
– Опять эти люди в масках. Они испортят нам пикник. Я все время буду думать, как там дома.
Кэсл мрачно ответил, прикрыв рукой трубку:
– Нет, нет, не волнуйся, это всего лишь Дэвис.
– Что ему нужно?
– Он сейчас в Боксмуре на машине. День такой хороший, что он надумал навестить меня.
– Ох, черт бы побрал этого Дэвиса. Как раз когда у нас все уже готово к отъезду. И в доме нет больше ни крошки. Если не считать ужина, который я нам приготовила. Но на четверых его не хватит.
– В таком случае, если хочешь, поезжай вдвоем с Сэмом. А я пообедаю с Дэвисом в «Лебеде».
– Какой же это пикник без тебя, – сказала Сара.
А Сэм спросил:
– Это мистер Дэвис? Я хочу видеть мистера Дэвиса. Мы с ним поиграем в прятки. А то без мистера Дэвиса будет скучно.
Кэсл сказал:
– Пожалуй, мы могли бы взять с собой Дэвиса.
– Полкурицы на четверых?..
– Но у нас столько булочек, что на целый полк хватит.
– Едва ли ему понравится пикник в октябре, если он тоже немного не чокнутый.
Однако Дэвис оказался таким же чокнутым, как и они. Он сказал, что любит пикники даже в жаркий летний день, когда полно пчел и мух, но куда больше предпочитает пикники осенью. Поскольку у него в «ягуаре» всем было не разместиться, они встретились в условленном месте на пустоши, и за обедом ему досталась куриная дужка, которую он, задумав желание, разломил искусным поворотом руки. А затем придумал еще одну игру. Все должны были задавать ему вопросы и по ответам угадать задуманное им желание, причем оно исполнится лишь в том случае, если они не сумеют угадать. Сара угадала по наитию. Дэвис пожелал стать когда-нибудь «самым лучшим поп-музыкантом».
– Ну, вообще-то я мало надеялся, что мое желание когда-нибудь сбудется. Я ведь даже ноты не умею писать.
К тому времени, когда последняя булочка была съедена, солнце уже низко опустилось над кустами и подул ветер. Медные листья полетели в воздухе, накрывая прошлогодний настил.
– Сыграем в прятки, – предложил Дэвис, и Кэсл увидел, с каким обожанием, словно на героя, посмотрел на него Сэм.
Они стали тянуть жребий – кому первому прятаться, и вытянул его Дэвис. Он побежал, петляя среди деревьев, запахнувшись в пальто из верблюжьей шерсти, – словно медведь, удравший из зоопарка. Сосчитав до шестидесяти, они кинулись за ним: Сэм – к краю пустоши, Сара – в направлении Эшриджа, Кэсл – в лес, где на его глазах скрылся Дэвис. Буллер последовал за ним, вероятно, в надежде поймать кошку. Тихий свист указал Кэслу, где в небольшой яме, окруженной папоротником, затаился Дэвис.
– Чертовски холодно сидеть тут, в тени, – сказал Дэвис.
– Ты же сам предложил эту игру. Мы-то все собирались уже домой. Лежать, Буллер. Лежать, черт бы тебя побрал.
– Да я знаю, только я видел, как маленькому паршивцу хотелось поиграть.
– Ты, видно, понимаешь детей лучше, чем я. Надо им, пожалуй, покричать. А то мы замерзнем тут до смерти…
– Нет, подождите. Я надеялся, что вы пойдете сюда. Я хочу поговорить с вами наедине. О чем-то важном.
– А это не может подождать до завтра, до работы?
– Нет, на работе я теперь после ваших слов осторожничаю. Кэсл, мне в самом деле кажется, что за мной следят.
– Я же говорил тебе, что твой телефон, по-моему, подключен.
– Я вам не поверил. Но с того вечера… В четверг я ходил с Синтией к «Скотту». Когда мы спускались в лифте, с нами ехал мужчина. А потом он тоже сидел у «Скотта» и пил черное бархатное. И потом сегодня, когда я ехал в Беркхэмстед… я заметил позади себя, у Мраморной арки, машину… совершенно случайно, потому что мне вдруг показалось, что я узнал водителя… Я ошибся, но потом я снова увидел его позади себя в Боксмуре. Он ехал на черном «мерседесе».
– Тот же человек, что у «Скотта»?
– Конечно, нет. Не такие же они идиоты. Я разогнал «ягуар», а на дороге в воскресенье ведь много машин. Так что оторвался от него еще до Беркхэмстеда.
– Не доверяют нам, Дэвис, никому не доверяют, но не все ли равно, если никакой вины за нами нет.
– О да, все это мне известно. Как поется в старой песенке, верно? «Не все ли равно? За мной нет вины. Так не все ли равно? А если вдруг схватят меня, я скажу – ходил купить яблок и груш…» Я все-таки еще могу стать «самым главным».
– Ты действительно оторвался от него, не доезжая Беркхэмстеда?
– Да. Насколько я могу судить. Но в чем все-таки дело, Кэсл? Это что, обычная проверка, вроде той, что устроил Дэйнтри? Вы участвуете в этом чертовом спектакле дольше нас всех. Так что вы должны бы знать.
– Я ведь сказал тебе в тот вечер, после ужина с Персивалом. По-моему, произошла утечка информации, и они подозревают, что где-то сидит двойной агент. Вот они и проводят проверку, и им безразлично, заметишь ты это или нет. Они считают, что если ты виноват, то начнешь нервничать.
– Это я-то двойной агент? Вы же не верите этому, Кэсл!
– Нет, конечно, нет. Тебе нечего волноваться. Прояви терпение. Пусть закончат свою проверку, и тогда они тоже этому не поверят. Я думаю, они и меня проверяют… и Уотсона.
Издали раздался голос Сары:
– Мы сдаемся. Сдаемся.
А откуда-то еще дальше донесся тоненький голосок:
– Нет, не сдаемся. Сидите там, мистер Дэвис. Пожалуйста, мистер Дэвис…
Буллер залаял, и Дэвис чихнул.
– Дети безжалостны, – сказал он.
Возле них зашуршал папоротник и появился Сэм.
– Поймал! – сказал он и тут увидел Кэсла. – Ох, ты же сплутовал.
– Нет, – сказал Кэсл, – я не мог крикнуть. Он наставил на меня пистолет.
– А где пистолет?
– Загляни в его нагрудный карман.
– Там только авторучка, – сказал Сэм.
– Это газовый пистолет, – сказал Дэвис, – он сделан в виде авторучки. Видишь эту кнопочку? Нажмешь на нее, и брызнут вроде бы чернила… Только на самом деле это вовсе не чернила, а нервный газ. У Джеймса Бонда никогда такой не было – это слишком секретное оружие. А ну, поднимай руки. Сэм поднял руки.
– Ты вправду шпион? – спросил он.
– Я – двойной агент, работающий на Россию, – сказал Дэвис, – и если тебе дорога жизнь, дай мне отбежать на пятьдесят ярдов, а потом преследуй.
И он помчался, рассекая папоротник, нелепо подпрыгивая в своем толстом пальто среди буков. Сэм мчался за ним вверх по склону, затем вниз – по другому. Дэвис добежал до спуска к Эшриджскому шоссе, где он оставил свой алый «ягуар». Нацелив авторучку на Сэма, он выкрикнул бессмыслицу, вроде той, в какую Синтия превращала их телеграммы:
– Пикник… целую… Сару. – И исчез с громким выхлопом из автомобильной трубы.
– Попроси его снова приехать, – сказал Сэм, – пожалуйста, попроси его снова приехать.
– Конечно. Почему же не попросить? Весной.
– Весной – это не скоро, – сказал Сэм. – Я тогда уже буду в школе.
– Но уик-энды-то у тебя всегда ведь будут, – возразил Кэсл не слишком убежденно. Он еще хорошо помнил, как медленно течет время в детстве. Мимо проехала машина в сторону Лондона, черная машина – возможно, «мерседес», но Кэсл крайне плохо разбирался в марках.
– Мне нравится мистер Дэвис, – сказал Сэм.
– Мне тоже.
– Никто так хорошо не играет в прятки, как он. Даже ты.
– Что-то я не очень продвигаюсь с «Войной и миром», мистер Холлидей.
– Ах ты господи, ах ты господи! Это великая книга – нужно только иметь терпение. Вы уже прочитали про отступление из-под Москвы?
– Нет.
– Страшное дело.
– Сейчас это кажется нам куда менее страшным, верно? В конце-то концов, это ведь были французские солдаты… а снег не так страшен, как напалм. Говорят, заснешь – и все… а не сгоришь живьем.
– Да, как подумаю об этих несчастных детях во Вьетнаме… Я хотел участвовать в маршах, которые у нас тут были, но сын не позволил. Он боится полиции из-за этой своей лавчонки, хотя какой может быть вред от одной-двух паршивых книжонок, – просто не понимаю. Я всегда говорю: люди, которые их покупают… в общем, едва ли их можно так уж развратить, верно?
– Да, это не чистенькие молодые американцы, которые на бомбардировщиках, начиненных напалмом, выполняли свой долг, – заметил Кэсл. Иной раз он не мог удержаться, чтобы не показать кусочек того скрытого под водою айсберга, какой представляла собой его жизнь.
– И однако же, никто из нас ничегошеньки не мог поделать, – сказал Холлидей. – Правительство болтает о демократии, но разве оно обратило хоть малейшее внимание на все наши плакаты и лозунги? Это происходит только во время выборов. Но и тогда – только чтобы понять, какие обещания можно нарушить. А мы на другой день после марша протеста прочитали в газетах, что по ошибке смели с лица земли еще одну ни в чем не повинную деревню. О, скоро они станут проделывать такое и в Южной Африке. Сначала их жертвами были маленькие желтокожие – не более желтокожие, чем мы с вами, – а теперь будут маленькие чернокожие…
– Поговорим о чем-нибудь другом, – сказал Кэсл. – Порекомендуйте мне что-нибудь почитать, но не про войну.
