Олег Рой - Улыбка черного кота
А потому звонок, раздавшийся поздним вечером в квартире Житкевичей, ее хозяин воспринял как знак свыше. Он давно уже ждал Сергея, надеялся на встречу с ним, на прямой разговор и его дружескую помощь и поддержку. По подсчетам Антона, долгая стажировка молодого дипломата уже должна была бы закончиться.
Глава 12
Сергей шел к друзьям в субботу вечером, не забыв прихватить цветы для Светланы и пиво им с Антоном на двоих. Они не виделись так долго! Многое изменилось за это время; конечно, они остались молодыми, но одновременно сделались взрослее и мудрее… Впервые Пономарев направлялся в дом, который стал общим семейным домом для его старого друга и его первой любви; этого мужчину и эту женщину он хорошо знал по отдельности, но совсем не представлял себе, какой они стали парой.
Собираясь теперь увидеть Антона и Свету, Сергей испытывал чувство одновременно острое, сладкое и печальное. О старых школьных друзьях он думал, как о людях, которые погрязли в московском, весьма нелегком и скучном, как ему представлялось, быте. Наверняка они стали нудными бюргерами, озабоченными прежде всего кастрюлями, пеленками, заработками… Сергей твердо решил навестить их всего один раз. Совсем не появиться у них он не мог: они могли узнать о его возвращении от общих знакомых и обидеться. А зачем обижать людей и наживать врагов без особой на то необходимости? «Увижу еще раз своих школьных приятелей и потом попрощаюсь с ними навсегда. Ведь Светлана и Антон – семья, у них общий сын. Зачем нарушать их идиллию? Да и мне эти старые связи совсем ни к чему», – так решительно был настроен Сергей Пономарев.
Он собирался предстать перед друзьями в качестве профессионально сложившегося и материально обеспеченного дипломата, как личность неординарная, яркая, состоявшаяся. Он вообще любил чувствовать себя успешным человеком, который привык покровительствовать всем своим знакомым, кроме, конечно, тех, что принадлежали к дипломатическому кругу и прекрасно были осведомлены об истинном положении Сергея. О своем реальном теперешнем ранге (месте мелкого клерка, чиновника почти последней категории) он решил ничего ребятам не говорить. Кстати, и из Министерства иностранных дел он ведь не увольнялся: отец убедил его выждать, посмотреть, как пойдут дела у демократов. Так что представляться дипломатом он имел полное право. И незачем было Антону и Светке знать, что после стремительной отставки отца Пономареву-младшему больше не на что было рассчитывать в министерской структуре.
Выйдя из первого вагона поезда на станции метро «Новые Черемушки», Сергей быстро нашел нужный дом. Поднялся на пятый этаж, остановился у порога квартиры – приюта счастливых молодоженов, как он, усмехнувшись, подумал сейчас про себя, лучше других зная всю подоплеку и предысторию этого брака. Ну и гнездышко они себе свили! Пятиэтажный панельный дом, серый запыленный подъезд, грязные лестницы… Он пытался иронизировать, чувствовать себя снобом, чтобы избавиться от собственного волнения. Но холодок пробежал по коже, и руки невольно сжались, когда он нажал кнопку звонка и услышал за дверью топот детских ножек и звонкий крик: «Мама, папа, можно, я сам открою?»
Вот черт! Сергей ведь и забыл про ребенка. Цветы и пиво – разве так приходят в дом друзей после долгой разлуки?! Как дипломат, он был очень чувствителен к таким вещам. «Да, ну и лажанулся, – выругал он сам себя. – А ведь мне надо держать марку. Тоже мне, гость из далекой заграницы!»
Однако сокрушаться было поздно: дверь уже скрипела и открывалась. На пороге стояла интересная блондинка со злыми, но красивыми, широко распахнутыми глазами. Тщательно уложенные волосы, хороший макияж, ухоженные руки… Точеную фигурку (а она стала еще соблазнительней, невольно отметил про себя Сергей) обтягивали черные легинсы и ярко-оранжевая открытая майка. Увидев Сергея, она широко улыбнулась и наконец превратилась в Светку – ту самую Светку, что когда-то сидела с ним за одной партой, а позже страстно стонала в его объятиях…
Он и узнавал и не узнавал свою первую любовь в той женщине, что теперь обнимала его, хлопотала и вилась вокруг него вьюном. Разумеется, он ждал, что в этой квартире его встретят Света с Антоном, но чтобы у Светланы были такие резкие движения, такие злые глаза, такое стервозное выражение лица – какое-то иссушенное, точно изголодавшееся по счастью… – нет, этого он не мог себе представить. Да и вообще, он редко вспоминал и думал о ней, только если вдруг охватывала тоска по ушедшей юности, по родине, по верной дружбе школьных лет. Но такие минуты случались с ним все реже и реже, он совсем не скучал в Китае, окруженный друзьями, партнерами и коллегами. Да и китаянки, как он не раз имел случай убедиться, были отменно хороши во всех отношениях.
Конечно, иногда он чувствовал себя все-таки виноватым перед Светкой. Ошибка молодости – да, но какая пылкая и искренняя! Тогда, три года назад, родители поступили с ним жестоко. И это, несомненно, сделало Сергея циником; хоть он и считал теперь, что они были правы и заботились только о его благе, но больше ни одна из встреченных им женщин не волновала его так сильно.
А его между тем уже затащили в гостиную, плеснули в рюмку отличного коньяка, расставили на низеньком столике тарелки с закуской. Сергей заметил, что Антошка пытался держаться бодро, но в его глазах мелькает затаенная грусть. Именно так и должны выглядеть неудачники, решил Сергей и снисходительно пожалел друга: он выглядел так скромно в своей неброской домашней одежде! Правда, Антошка и прежде не обращал особого внимания на свой внешний вид, не любил слишком модную одежду; но сейчас вид у него был совсем какой-то запущенный. Отросшие волосы упрямо торчали, застиранная клетчатая рубашка имела неопределенный цвет, а растянутые джинсы висели мешком. Костик, такой же беленький, как родители, жался к отцу, разглядывая нового дяденьку с большим любопытством.
Мужчины какое-то время молча исподлобья рассматривали друг друга, а потом вдруг хором, одновременно спросили:
– Ну, как ты?.. – и засмеялись, почувствовав мгновенное облегчение. Сразу повеяло прежней близостью и теплотой, прошлыми, безвозвратно ушедшими годами.
Они заговорили сразу обо всем, и Сергей, расспрашивая Антона о его делах с видимой, немножко наигранной заинтересованностью одновременно внимательно оглядывался по сторонам. Ему тоже предстояло подыскивать себе какое-то жилье, скорее всего, маленькую квартирку где-нибудь на окраине – иных вариантов его нынешнее состояние дел не предполагало. У Светланы с Антоном, показалось ему, все было так модно и красиво обставлено! Вот заодно и проведу маркетинговое исследование по современной мебели и бытовой технике, решил Сергей и заговорил о том, что волновало его больше всего:
– По-моему, вы отлично устроились, ребята. Молодцы! Как у вас здорово… А мне, кстати, тоже надо что-то срочно придумывать с жильем; с родителями жить стало невозможно.
– Что, случилось что-нибудь? – мгновенно спросила Светлана. Ее голос прозвучал елейно-ласково, но на самом деле в глубине души она испытала чувство злорадного удовлетворения. Люди, которые когда-то отвергли ее, кажется, не могли похвастаться процветанием. Так им и надо!..
Гость коротко глянул на нее, внутренне усмехнулся и пояснил:
– Отец после девяносто первого года остался не у дел. Знаете, такое со многими случилось… – и, дождавшись сочувственного кивка от слушателей, продолжил: – Сначала сильно болел, теперь поправился. Но, разумеется, уже не работает – пенсионер. По дому слоняется, руководит процессом приготовления обеда. В кастрюли заглядывает, мать изводит. По три раза спрашивает: «Суп солила?»
– Да ты что? – ужаснулась Светлана. – А дача как? Он же обожал все эти дела – цветочки, огурчики… – Она ловко и быстро расставляла новые блюда, а сама смотрела – никак не могла насмотреться – на Сергея.
– Дачи больше нет. Она была государственная, и ее, конечно, отобрали. Поездки на курорты в ведомственные санатории также отпали. Осталась городская квартира, надежды на мою карьеру – и все. Вот так. Закат империи.
Сергей держался бодро, с подчеркнутой веселостью. Он был в порядке: в дорогих джинсах, при эксклюзивных швейцарских часах, с запахом изысканного мужского парфюма. У него пока еще были деньги, заработанные в Китае, и он с шиком тратил их на себя, наслаждаясь новыми дорогими московскими магазинами и тусовочными местами, которых прежде в столице днем с огнем было не сыскать. Все в его облике, казалось, кричало: у меня все еще впереди! Меня нельзя не заметить! Я еще буду успешен!..
Вскоре разговор, как это принято у русских, перешел на политику, на изменения в государстве. Суждения гостя были взвешенными. Он вращался в той среде, где об этом много говорилось, и вообще, политика была частью его профессии. Он хладнокровно говорил о людях поколения своего отца – некогда прочно сидевших в своих высоких креслах, а потом смытых демократической волной российских аппаратчиках. Рассказывая о тех немногих благах, которые остались его отцу (это было, в частности, качественное медицинское обслуживание, но уже по низшей категории, как у пенсионера), Сергей дал понять, что отец его обижен, озлоблен. И все-таки Пономарев-старший, опытный дипломат с большой выслугой лет, выдержал, не покончил жизнь самоубийством, как некоторые из его коллег. Хотя его опыт, даже в ранге консультанта, оказался почему-то никому не нужен и предавшая Отчизна продолжала его обижать, отец все же сумел не сломаться.
