Фрэнк Норрис - Спрут
- Мне все-таки кажется, что Шелгрим пока еще ничего не предпринял,- сказал Магнус.
- Раз так,- вскричал Остерман,- нам надо начинать действовать, пока он бездействует.
- Не предпринял, как же! - фыркнул Энникстер.- Да он, вероятно, давным-давно предпринял что-то, только мы этого не заметили.
- Во всяком случае,- сказал Магнус,- если они что-то затеяли, то до конца дела, надо полагать, еще не довели. Надо действовать быстро, тогда, может, у нас что-то и выгорит.
- Действовать быстро! Вот только как? - воскликнул Энникстер.- Господи, да что мы можем? Нас уже приперли к стенке. Ведь все к чему сводится? Против железной дороги не попрешь. Сколько мы ни барахтались, всякий раз оставались на бобах. Вы, Деррик, сами только что проиграли дело о тарифах. Берман вам дорогy перебежал. Шелгрим держит суд в своих руках. Судьи,- в том числе и Олстин,- пляшут под его дудку, Железнодорожная комиссия пляшет, губернатор штата пляшет. Шелгрим тратит миллион долларов на подкуп нужных людей в Сакраменто всякий раз, когда созывается сессия законодательного собрания; у него «свои люди» в сенате Соединенных Штатов. У него железная организация, действующая четко, как армейский корпус. Ну, куда нам соваться? Он сидит у себя в кабинете в Сан-Франциско и только дергает за веревочки, а нам здесь приходится плясать.
- Ну, знаете,- вмешался Бродерсон,- ведь есть еще Междуштатная комиссия по вопросам торговли. Во всяком случае, тариф на дальнее расстояние они…
- Да, да, Междуштатная комиссия по вопросам торговли! - выкрикнул Энникстер пренебрежительно.- Милое дело! Величайшая в мире кукольная комедия. Почти не уступает Железнодорожной комиссии. Никогда не было, нет и не будет Железнодорожной комиссии в Калифорнии, которую не прикармливала бы ТиЮЗжд.
- И тем не менее жителям штата приходится обращаться за помощью именно к Железнодорожной комиссии,- сказал Магнус.- В ней наша единственная надежда. Стоит избрать туда неподкупных людей, и вся эта система постоянного повышения тарифов тут же рухнет.
- Так почему бы нам тогда не создать свою собственную железнодорожную комиссию? - спросил вдруг Остерман.
- Да потому что это невозможно,- возразил Энникстер.- Мы не может бороться с железной дорогой, а если и могли бы, то все равно не сумели бы организовать фермеров долины Сан-Хоакин. Раз, правда, попытались, но только потом самим было тошно. Дорога преспокойно подкупила делегатов с помощью Бермана, и мы же остались в дураках.
- Вот так и надо действовать - подкупать делегатов! - сказал Остерман решительным тоном.
- По-видимому, это единственный шанс добиться успеха,- угрюмо заметил Хэррен.
- Вот именно! - воскликнул Остерман, внезапно распаляясь. Его лицо клоуна с огромной прорезью рта и торчащими красными ушами даже побагровело.-
Послушайте,- продолжал он. - Ведь это же просто невыносимо. Сколько раз мы пробовали обращаться в суд или сопротивляться иными способами, пытались агитировать, да мало ли еще что, и каждый раз Берман одолевал нас. Теперь у нас есть все основания рассчитывать на хороший урожай - два года стояла засуха, и земля как следует отдохнула. Если этой зимой пройдут дожди, даже небольшие, мы соберем несметное количество зерна; и вот как раз в тот момент, когда у нас появляется возможность оплатить свои закладные, разделаться с долгами и кое-что отложить на черный день - на сцену выступает Шелгрим, чтобы поприжать нас и взвинтить тариф. На носу предварительные выборы, и к тому же заступает новая железнодорожная комиссия. Вот почему Шелгрим решил действовать именно теперь. Если мы будем дожидаться, пока он это дело провернет, нам крышка. Это как дважды два. В общем, надо пошевеливаться, если мы не хотим, чтобы Шелгрим подмял нас под себя. Положение наше - хуже не бывает. Магнус только что сказал, что выход он видит в железнодорожной комиссии. Ну, так почему же в таком случае нам не обзавестись такой комиссией, которая блюла бы наши интересы? Неважно, как мы этого добьемся, главное добиться. Если нужно подкупить - подкупим. Зато мы будем иметь своих людей и будем диктовать им свои условия. Допустим, это обойдется нам и сотню тысяч долларов. Ну и что? Мы вернем эту сумму сторицей, если сумеем добиться снижения тарифов.
- Мистер Остерман,- сказал Магнус, метнув в его сторону взгляд,- мистер Остерман, кажется, вы предлагаете прибегнуть к подкупу? Если я вас правильно
понял?
- Да, я предлагаю прибегнуть к подкупу,- повторил Остерман.- Именно так.
- Дикое и бессмысленное предложение! - резко перебил его Энникстер.- Даже если допустить, что тебе удалось бы подкупить комиссию и добиться низкого тарифа. Что из этого? Заправилы из правления дороги наложат запрет и закроют линию - вот мы и связаны по рукам и по ногам.
- Но этим они и себя свяжут. Перевозить грузы по низкому тарифу все-таки лучше, чем вовсе не переносить. А пшеницу, хочешь - не хочешь, возить надо.
- Что за чушь! - вскричал Энникстер.- Неужели ты никогда ничему не научишься? Непонятно разве, что низкий тариф пойдет на пользу ливерпульским
купцам, а никак не нам? Ну, как тебе вдолбить, что мы не можем тягаться с железной дорогой? Подкупая комиссию, ты автоматически вступаешь в тяжбу с дорогой, с корпорацией, которая может выложить миллионы против наших тысчонок. Думаешь, тебе по силам бороться с железной дорогой?
- Дорога может и не знать, что мы ведем против нее интригу, пока мы не проведем в комиссию своих людей.
- А когда мы проведем, что помешает дороге перекупить их у нас за спиной?
- Если нам удастся провести в комиссию верных людей, их так легко не перекупят,- вмешался Хэррен.- Не знаю, конечно, но мне кажется, что предложение Остермана заслуживает внимания. Мы ведь сами будем выдвигать кандидатов и постараемся, чтобы это были честные люди.
Энникстер в бессильной ярости хватил кулаком по столу.
- Честные люди! - заорал он.- Начать с того, что на подобную сделку могут пойти только люди бесчестные!
Бродерсон беспокойно заерзал на месте и, смущенно теребя бороду, опять сделал попытку высказаться.
- Кто может поручиться, что они - члены нашей комиссии - не перекинутся в другой лагерь, как только узнают, что Шелгрим задумал прижать нас к ногтю?
То есть,- поспешил он прибавить,- я почти уверен, что это будет так - именно так.
- Конечно, поручиться тут ни за что нельзя,- воскликнул Остерман.- Но дела у нас дошли до той точки, когда рисковать приходится. Чтобы сорвать хороший куш, нужно играть по-крупному, и лучше риск, чем верный проигрыш.
- Я не могу участвовать в подкупе и попытке морального разложения, мистер Остерман,- заявил Магнус, и в голосе его зазвучал металл.- Я удивлен, милостивый государь, что вы позволили себе даже заикнуться об этом в моем присутствии.
- А, кроме того,- вступил Энникстер,- это же неосуществимо!
- Не знаю,- пробормотал Хэррен,- бывает и так, что достаточно одной искры, чтобы спалить весь поезд.
Магнус взглянул на сына с некоторым удивлением. От Хэррена он этого не ожидал. Но так сильно он любил сына, так привык прислушиваться к его советам, уважать его мнение, что после первого шока от неприятного удивления он против воли задумался над этим новым предложением. Не с тем, чтобы поддержать его. Ни в коем случае! В любую минуту он готов был подняться с места и предать анафеме и самого Остермана и его предложение. Это была махинация из самых низкопробных, нечто совершенно чуждое - Как он полагал - политическим деятелям и дипломатам старой школы, к которой он с гордостью себя причислял; но поскольку Хэррен, пусть мимолетно, задумался над этим предложением, он, Магнус, безоговорочно доверявший Хэррену, тоже подумает,- хотя им затем, чтобы найти веские доводы и сразу поставить гочку на этом деле.
Разгорелся спор. Постепенно Остерман своей громогласностью, напором, изнурительной манерой бить в одну точку, бойкостью ответов, всегда имевшихся у него наготове, а также легкостью, с какой он выпутывался, когда, казалось, его уже приперли к стене, сумел перетянуть на свою сторону старого Бродерсона. Остерман подавил его своей речистостью, легкостью, с какой он перескакивал с предмета на предмет; остроумный и развязный, он запугал старика, рисуя картины неминуемой гибели, быстрого приближения катастрофы.
Энникстер - главный его оппонент - при всей своей любви поспорить заметно рядом с ним проигрывал и ничего сколько-нибудь убедительного сказать не мог. Он обзывал Остермана дураком, кобелем, остолопом, но опровергнуть его доводов не умел. Его возражения сводились, главным образом, к грубостям. Что бы ни сказал Остерман, он тут же ему возражал хотя бы просто из принципа. Заявления его были голословны, претензии лишены всякой логики, и, когда Остерман или Хэррен против него же их использовали, отпет у него был один:
- Ну что же, отчасти это как будто и так, но, с другой стороны, может, и нет.
